Когда солнце начало клониться к закату, Виктор занял позицию в темном переулке недалеко от станции метро, откуда обычно выходил Кузнецов. Время тянулось мучительно медленно. Виктор чувствовал, как напряжение нарастает с каждой минутой. Он вспомнил свои операции в НКВД, но тогда все было иначе. Тогда он действовал от имени государства, сейчас же он был один, без поддержки системы.
Внезапно Виктор увидел знакомую фигуру. Кузнецов шел по улице, погруженный в свои мысли. Виктор выжидал Кузнецова у метро, как охотник, выслеживающий добычу. Он не чувствовал волнения — только острое, почти физическое сосредоточение. Когда Кузнецов наконец появился в поле зрения, все было готово. Виктор двинулся следом, его шаги были бесшумными, будто на автомате. Кузнецов шел по плохо освещенному переулку, не подозревая, что за ним следят. Виктор не торопился, выжидая момент. Сердце начало ускорять ритм, но это было привычное чувство — адреналин, который всегда возникал перед кульминацией. Он знал, как контролировать этот прилив.
Момент настал, когда Кузнецов свернул за угол, где не было камер. Виктор ускорился, и за считанные секунды оказался позади своей цели. Все произошло так быстро, что Кузнецов даже не успел осознать происходящее. Виктор одним движением обхватил его за шею, другой рукой быстро нанес точный удар ножом. Это было настолько чисто и бесшумно, что на улице не раздалось ни звука, кроме слабого хрипа жертвы.
Мгновение длилось бесконечно. Мир словно замедлился как в фильме с перемоткой ближе к покадровой. Только один звук — тихий хрип, медленно утихающий в ночной тишине. Каждая клеточка кожи словно стала живой. Виктор замер, держа в руках умирающего человека. Это было странное, почти нереальное ощущение — осознавать, что ты только что лишил кого-то жизни. Его тело было неподвижным, но разум бурлил, мысли сталкивались, расползаясь в разные стороны, как разбитые стекла. Холодные, расчетливые. Но где-то внутри всё же шевельнулась слабая искра сомнений.
"Это правильно," — пытался убедить себя Виктор, медленно отпуская тело Кузнецова. Он знал, что так должно было быть. И всё же эта мимолетная мысль о том, что всё могло сложиться иначе, не отпускала его. Он знал, что этот человек — просто очередная фигура на его шахматной доске, пешка, которую нужно было убрать с пути. Он понимал во имя чего это делает.Но что-то всё же не давало ему покоя. Что-то необъяснимое. Память подсовывала образы лиц тех, кого он когда-то уже лишил жизни. Тогда это было проще. Гораздо проще.
Он вспомнил слова из недавно прочитанной книги Виктора Франкла: "Те, кто понимают для чего жить, могут выдержать почти любое как." Но что было его "для чего"? Почему он выбрал эту дорогу, погружённую в кровь и интриги? Быть может, в погоне за победой он потерял саму суть того, ради чего когда-то был готов пожертвовать всем.
"Почему сейчас по-другому?" — подумал он. Возможно, потому что тогда у него не было выбора? Тогда приказ был законом, его воля не имела значения. А сейчас — это его решение. Его личная ответственность.
Адреналин начал спадать, но Виктор не мог сдвинуться с места. Он смотрел на тело, словно вглядывался в собственное отражение, в собственные страхи и сомнения.
Кузнецов рухнул на землю, тело его мгновенно ослабло, как будто жизнь вырвали из него одним движением. Виктор замер на мгновение, вглядываясь в глаза умирающего. В этих глазах было то, что он уже видел много раз: страх, удивление, а затем — пустота. Именно этот момент вызывал у Виктора то особенное, первобытное ощущение власти. Он чувствовал, что теперь контролировал не только жизнь и смерть, но и сам ход событий. В его руках была судьба человека, и он решил эту судьбу без колебаний.
В этот момент Виктор осознал что-то важное. Он больше не был инструментом в чужих руках, не просто выполнял приказы свыше. Нет. Теперь он сам принимал решения, он определял исходы. Эта мысль поначалу показалась ему пугающей, но быстро стала сладкой, почти наркотической. Ещё один шаг — и всё вокруг станет таким, каким он захочет. Он мог вершить судьбы. Это ощущение было совершенно новым, пугающе захватывающим. Он сам словно стал мыслью и чувством властью. Частью чего то большего и необьятного. Оно несло в себе одновременно и свободу, и тяжесть. Это была та свобода, о которой писал Эрих Фромм в своей книге "Бегство от свободы".
Виктор вдруг вспомнил, как когда-то давно читал эту книгу. Он анализировал как тогда, будучи частью НКВД, он не мог понять, почему люди бегут от свободы. Почему им нужна сила государства, чтобы скрыться от ответственности за свою жизнь. Фромм объяснял, что для многих людей свобода является непосильным бременем, ведь она приносит не только возможности, но и страх перед выбором, перед тем, что все последствия ложатся на них самих.
Виктор вглядывался в темноту ночного города, и в этот момент в его сознании начали формироваться новые смыслы. Он осознал, что больше не должен прятаться за чужими приказами или обстоятельствами. Теперь он творил собственные законы, сам управлял своей судьбой и судьбами других. Это было не просто освобождение от страха или ответственности — это был настоящий прорыв к чему-то большему. Он наконец понял, что обретение власти над жизнью и смертью — это не просто обязанность или необходимость, это истинная суть внутреней свободы.
Также Эрих Фромм писал, испугавшись свободы, ищет, к чему бы привязаться: к авторитетам, к системе, к чужим правилам. . Так было с ним — в НКВД у него всегда была уверенность, что решения принимаются за него. Он лишь выполнял то, что ему велели, следуя чёткому плану. Это давало спокойствие, защищённость. В этом был свой комфорт.
Но теперь всё изменилось. Виктор больше не ощущал той тревоги, которую описывал Фромм, той необходимости в подчинении и избегании свободы. Наоборот, эта свобода, этот новый путь манил его, как яркий огонь. Он осознавал, что больше не нужен никакой внешний контроль, никаких предписаний. Он сам создавал правила. Ему не нужно было убегать от этой свободы — он шёл ей навстречу, как к источнику своего величия.
Фромм писал, что многие люди не могут вынести тяжесть свободы, так как она требует от них способности творить. Творить свою реальность, свою судьбу. Но Виктор не был таким. Он не боялся этой ответственности. Напротив, он чувствовал, как с каждым принятым решением становится сильнее, мощнее. Он не видел в этом тяжести или страха. Это был путь к совершенству. Не к простому выживанию, как думали слабые. Нет, его цель была гораздо глубже — стать творцом. Творцом своей вселенной, где каждое его действие имело значение, где каждый его шаг изменял этот мир по его воле.
Когда Фромм говорил, что человек ищет смысл через творение, Виктор не мог с этим не согласиться. Он чувствовал, что, совершая эти действия — убивая, принимая решения, управляясь с судьбами людей, — он творит свой собственный мир. Это был не просто акт насилия или необходимости. Это было искусство. Искусство власти. Онустраняет паразитов. делает этот мир чище. Этим должен кто-то занятся.
Он вспомнил, как Фромм говорил о богах древности, которые не подчинялись ничему, кроме своей собственной воли. "Человек не венец творения, он творец," — эти слова эхом отразились в его голове. И сейчас, в этот самый момент, он осознал это глубже, чем когда-либо. В его руках была сила, настоящая сила, которая давала ему не просто свободу, но и возможность самому стать богом. Не следовать чужим законам, а создавать свои правила игры.
Ещё один шаг — и весь мир вокруг станет таким, каким он его захочет видеть. Люди станут его марионетками, обстоятельства — лишь инструментами в его руках. Он понял, что в этом и заключается истинное величие. Быть не просто частью системы, а системой самому по себе. Быть создателем, архитектором своей судьбы и судьбы тех, кто стоит у него на пути. Быть серрым кардиналом над теми кто ниже в иерархии.
Теперь он уже не ощущал ни страха, ни сомнений. Всё было предельно ясно. Путь к величию всегда требует жертв, но именно жертвы возносят тебя на новый уровень. Он больше не был человеком, который подчиняется правилам. Он сам стал законом, сам стал правдой. В его руках — жизнь и смерть, порядок и хаос. Он мог вершить их по своему усмотрению. В этом и заключалась суть свободы — не убегать от неё, не прятаться за чужие приказы, а принимать её как свою сущность, становясь творцом.
