Я открыл папку и начал изучать документы. Доносы коллег, показания соседей, отчеты наружного наблюдения – все указывало на вину Петрова. Но мне нужно было признание. Признание – царица доказательств, как говорил товарищ Вышинский.

Пока я изучал дело, в дверь постучали. Это был мой помощник, молодой лейтенант Смирнов.

"Товарищ майор, подозреваемый доставлен и ждет в комнате допросов," - доложил он, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Я кивнул. "Хорошо. Подготовьте все необходимое. И не забудьте специальные чернила для протокола."

Смирнов поспешно удалился. Я знал, что он боится меня, и это было правильно. Страх делает людей эффективными.

Я достал из ящика стола небольшую бутылочку с чернилами. Эти чернила были нашим секретным оружием – текст, написанный ими, исчезал через несколько часов, не оставляя следов. Идеально для предварительных признаний, которые потом можно было изменить или уничтожить.

Собрав все необходимые документы, я направился в комнату допросов. По пути я мысленно готовился к предстоящему разговору, выстраивая стратегию. Каждый допрос – это поединок умов, игра в кошки-мышки, где я всегда должен быть на шаг впереди.

Перед тем как войти, я сделал глубокий вдох, настраиваясь на нужный лад. Затем я открыл дверь и вошел в комнату.

Петров сидел за столом, сгорбившись и опустив голову. Он выглядел измученным – несколько дней в камере предварительного заключения сделали свое дело. Когда я вошел, он вздрогнул и поднял глаза. В них читался страх, но также и какое-то упрямство. Что ж, посмотрим, надолго ли его хватит.

"Доброе утро, гражданин Петров," - сказал я спокойным, почти дружелюбным тоном, садясь напротив него. "Надеюсь, вы хорошо отдохнули и готовы к нашей беседе."

Петров смотрел на меня с недоумением. Он явно ожидал криков и угроз с первой минуты. Но я предпочитал начинать мягко. Это всегда сбивало их с толку.

"Я.… я не понимаю, в чем меня обвиняют," - пробормотал он. "Я честный советский гражданин, я не сделал ничего плохого."

Я улыбнулся. Все они так говорят поначалу. "Конечно-конечно, я уверен, что это просто недоразумение. Давайте вместе разберемся, что произошло."

Я открыл папку и начал задавать вопросы. Сначала простые – о его работе, семье, друзьях. Петров отвечал неуверенно, но старался держаться спокойно. Я внимательно следил за каждым его движением, каждым изменением в голосе. Его мимика и жесты поможет мне понять, как он отвечает правду на простые общеизвестные вопросы.

Постепенно я начал закручивать гайки. Вопросы становились все более конкретными, все более обвиняющими. Я упоминал даты, имена, события, о которых он не мог знать. С каждым вопросом Петров бледнел все больше.

"Как вы объясните вашу встречу с немецким дипломатом 15 сентября?" - спросил я резко, ударив кулаком по столу.

Петров вздрогнул. "Я.… я не встречался ни с какими дипломатами! Это ошибка!"

"У нас есть свидетели, Петров. Вы лжете следствию, а это очень серьезное преступление."

Я встал и начал ходить вокруг стола. Петров следил за мной испуганным взглядом, как кролик за удавом.

"Послушайте, Александр," - сказал я, внезапно смягчив тон. "Я понимаю, вы оказались в трудной ситуации. Возможно, вас заставили, угрожали вашей семье. Если вы сознаетесь сейчас, я смогу помочь вам. Но если будете упорствовать..."

Я многозначительно замолчал. Петров начал дрожать.

"Я не шпион," - прошептал он. "Клянусь, я ничего не сделал."

Я вздохнул, словно сожалея. "Что ж, вы сами выбрали свой путь."

Я повернулся к зеркалу на стене и слегка кивнул. Это был сигнал Смирнову, который наблюдал за допросом из соседней комнаты. Через несколько секунд дверь открылась, и вошли два дюжих охранника.

"Уведите гражданина Петрова," - сказал я холодно. "Пусть подумает над своим поведением в карцере. Без еды и воды."

Петров побелел. "Нет, пожалуйста! У меня жена, дети!"

Но охранники уже тащили его к выходу. У самой двери он вдруг закричал: "Стойте! Я.… я все расскажу! Я признаюсь!"

Я поднял руку, останавливая охранников. "Вот как? Что ж, я рад, что вы решили сотрудничать со следствием, гражданин Петров. Присаживайтесь, давайте поговорим."

Петрова вернули на стул. Он был сломлен, слезы текли по его лицу.

"Я.… я передавал информацию. Но не немцам! Англичанам. Они угрожали убить мою дочь, если я не буду сотрудничать."

Я едва сдержал улыбку. Вот оно, признание. Неважно, что оно было ложным – Петров никогда не был шпионом. Важно, что он признался. А с признанием мы уже сможем работать.

"Очень хорошо, гражданин Петров," - сказал я, доставая бланк протокола и специальные чернила. "А теперь давайте запишем ваше признание подробно. Не упустите ни одной детали."

Следующий час Петров говорил, а я записывал. Он придумывал имена, даты, места встреч – все, что угодно, лишь бы избежать карцера. Я знал, что большая часть этой информации – плод его воображения, но это не имело значения. Главное – у нас было признание.

Когда Петров закончил, я протянул ему протокол. "Прочтите и подпишите каждую страницу."

Трясущимися руками он взял бумаги. Пока он читал, я незаметно взглянул на часы. Чернила начнут исчезать через пару часов. К тому времени мы уже подготовим официальную версию признания, которую Петров подпишет под давлением этого, первоначального.

"Готово," - прошептал Петров, возвращая мне подписанный протокол.

Я кивнул. "Хорошо. Вы поступили правильно, гражданин Петров. Теперь отдохните, а завтра мы продолжим нашу беседу."

Я вызвал охрану и приказал отвести Петрова в камеру. Когда его увели, я позволил себе улыбнуться. Еще один враг народа разоблачен. Еще одна победа в нескончаемой войне за чистоту наших рядов.

Я собрал бумаги и вышел из комнаты допросов. Впереди был долгий день – нужно было подготовить официальный протокол, доложить начальству, начать разработку "сообщников" Петрова. Но я чувствовал удовлетворение. Я служил своей стране, защищал ее от врагов, видимых и невидимых.

Я – майор госбезопасности Виктор Соколов. И я только что раскрыл еще одного предателя.

Так думал я, направляясь в свой кабинет. Но судьба готовила мне неожиданный поворот, который изменит все...

Я шел по коридору следственного отдела, чувствуя, как внутри меня разливается теплое чувство удовлетворения. Допрос прошел успешно, и я получил признание, которого так долго добивался. Это было похоже на шахматную партию, где каждый ход, каждое слово имело значение. И вот, наконец, мат противнику. Я мысленно похвалил себя за терпение и мастерство, с которым вел дело.

Открыв дверь своего кабинета, я сразу почувствовал легкий запах озона. Это не было чем-то необычным – новое электрическое оборудование, недавно установленное в здании, часто издавало такой аромат. Я подошел к своему столу, на котором стояла массивная чернильница. Мало кто знал, что это на самом деле секретное устройство для записи допросов, замаскированное под обычный предмет мебели. Хитроумное изобретение наших инженеров, которое не раз помогало в расследованиях.

Я сел в кресло и начал просматривать бумаги, связанные с делом. Внезапно мое внимание привлек странный звук – тихий, но настойчивый гул, исходящий откуда-то из-под стола. Сначала я не придал этому значения, списав на работу нового оборудования. Однако через несколько минут гул усилился, став более резким и неприятным.

Нахмурившись, я наклонился, чтобы осмотреть пространство под столом. В этот момент гул превратился в пронзительный свист, и я почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Воздух в комнате словно наэлектризовался, и запах озона стал невыносимо сильным.

Инстинктивно я попытался отстраниться от стола, но было уже поздно. Яркая вспышка ослепила меня, и в следующее мгновение я ощутил, как через все мое тело проходит мощный электрический разряд. Боль была настолько сильной, что у меня перехватило дыхание. Я не мог ни закричать, ни пошевелиться.