— Гучебей Фонвизин де Скаляри Шестой, — представился скунс. — Зови меня просто Гуча.

— Впечатляющее имя, однако после бомбежки мое обычное «очень приятно» почему-то застревает в горле.

— Я же извинился.

— Как раз таки нет.

— Ладно, мой просчет. Признаю, девчонка. Извини.

Расцарапанное колено нещадно ныло, лоб терпеливо сносил тупую боль.

— Тебе крайне повезло, Гуча. Страдаю злопамятностью только по определенным дням. — Аркаша хмуро оглядела пушистое создание. — Кстати, откуда ты знаешь про «Всеобъемлющее стирание»?

— Это заклинание создал Филиций. — Гуча сообщил это с таким видом, словно Аркаша должна была тотчас все понять. Но Теньковская не поняла и от этого еще больше рассердилась.

— Что еще за Филиций?

От удивления блестящие глазки зверька повлажнели.

— Не знаешь Филиция?

— Да я себя-то еще плохо знаю, не говоря уже о дядьках, промышляющих магией.

— А Ольга Захарова разве не рассказывала?

— Видать, упустила это в одном из разговоров.

— Аркадия, — торжественно начал Гуча, не обратив внимания на ироничные нотки в голосе девушки, — Филиций, также носящий прозвище Иллюзионист, был искуникарфом — искателем уникальных артефактов. Но главное, маг Филиций Теньковский был твоим отцом, девочка.

«Фокусник из цирка», — пронеслось в голове Аркаши.

— Знаешь, девочка, немного пугает, что при упоминании отца на твоем лице ни одна жилка не дрогнула.

— В свидетельстве о рождении я Филипповна, — рассеянно сообщила Аркаша, устало присаживаясь прямо на холодную каменную поверхность. — Филиций, Филипп... нет особой разницы.

— Ты о чем? — Гуча приблизился, встревожено всматриваясь в лицо девушки, внезапно ставшее похожим на неподвижную театральную маску.

Аркаша тоже почувствовала в себе перемену. Холодность и черствое равнодушие накатывали волнами, словно доза лекарства, от которой обязательно будет клонить в сон. Тетя Оля обожала это ее состояние. «От тебя так сильно несет презрительностью, — восторгалась она, — как вонью с помойки. Будь такой почаще. Мне нужно кое-кого вернуть.»

— Аркадия!

Аркаша вздрогнула и, чтобы хоть немного прийти в себя, вцепилась ногтями в колени.

— Что? — буркнула она.

— Ты помрачнела. Я волнуюсь. Честно говоря, думал, что ты обрадуешься, хоть чуть-чуть узнав об отце. Но тебе... — Гуча на миг смолк, но затем, решившись, выпалил: — Как будто все равно!

«Вот именно».

— Сложно думать тепло о людях, которые никогда не присутствовали в твоей жизни. — Аркаша отстраненно водила пальцем по миниатюрным разломам в камне.

«Филиций, Елизавета. Влезли в мою жизнь и испортили все, что я с таким трудом создавала. Стерли мою дружбу, мою крепость, мою защиту. Оставили одну только слабость. Вас никогда не было рядом. Так почему вы вмешались именно сейчас?!»

— Понимаю. Тебе кажется, что все покинули тебя. — Голос Гучи понизился почти до шепота. — Но на самом деле.

— Не была я одна! — Аркаша стукнула кулаком по камню. — Тетя Оля обо мне заботилась!

«И выгнала... и выгнала… и выгнала… соплячка надоела. И соплячку выгнали…»

— Прости, девочка, но Ольга Захарова сделала свой выбор. — Скунс шагнул в сторону, чтобы оказаться в поле зрения отвернувшейся Аркаши. — Хочешь верь, хочешь нет, но теперь у тебя есть только я.

— Не может быть, что после всего пережитого единственное, что у меня осталось, — это вонючий скунс! — вспылила Аркаша.

От ее возгласа Гуча испуганно отпрянул.

— Ну извиняй, — обиделся зверек.

— Нет, постой! — опомнилась Аркаша. — Прости, я не хотела. Нервишки пошаливают.

— Чего уж там. — Насупившийся Гуча двинулся в сторону парты. — Не волнуйся, мое общество тебе терпеть не придется. Филиций был моим другом, и я обещал, что присмотрю за тобой. Так что давай обеспечим тебе проход на территорию университета и распрощаемся.

— Гуча… — Аркаша нерешительно поплелась следом.

Никогда еще совесть не мучила ее с таким остервенением. Он всего лишь хотел помочь, а она только и делала что огрызалась. И никакие заикания в стиле «я не привыкла, когда мне помогают» ее не оправдывали.

— Уважаемая, Аркадия Теньковская готова вкусить прелести образовательного процесса, — нарочито вежливо отчитался скунс перед сидящей за партой девушкой.

«Нельзя так просто уйти. Нагрубила ни в чем не повинному существу и сразу голову в песок?» — продолжала корить себя Аркаша, нервно приплясывая на месте и не решаясь добавить чуть больше искренности в извинения, которые готова была вот-вот озвучить.

Все еще жующая девица сбросила с колен внушительные части развернутого свитка и, позевывая, направилась к деревьям с уродливыми стволами. Щелкнув замочком, она скинула браслет с левого запястья, явив миру черную татуировку. Аркаша не сразу смогла разобрать замысловатую вязь — большая буква «Б» и расположившаяся чуть пониже «Д». Буквы окружали четыре миниатюрные карточные масти — пики, червы, бубны и трефы. Выставив запястье, девушка провела рукой по воздуху аккурат над плоским выступом на стволе ближайшего дерева. Жест напоминал сканирование штрих-кода продуктов в супермаркете.

Аркаша отвлеклась от самобичевания и во все глаза уставилась на деревья, ожидая невесть каких чудес. Ничего не произошло.

— Эй, алле! — Девушка принялась неистово размахивать запястьем над выступом. Тщетно. — Пустите, черти!

Листья на деревьях зашелестели. Шуршащий шепот мягко коснулся слуха. Девушка настороженно замерла, прислушиваясь.

— Что-то не так? — забеспокоился Гуча.

— Возрастное ограничение. Несовершеннолеткам путь заказан.

Вот это поворот. Аркаша опустила взгляд и впала в прострацию, решая, то ли смеяться над скунсом с его отвисшей челюстью, то ли отбросить прочь лирику и сразу начинать паниковать.

— Девочка, тебе нет восемнадцати? — Интонации Гучи были такие, словно Аркаша не статус студента пыталась приобрести, а как минимум собиралась в сутенеры податься.

— Пару хвостиков и гаков, и считай, что мне восемнадцать, — умильно заулыбалась Аркаша, вновь отчего-то чувствуя себя виноватой.

— Сколько на самом деле?!

— Ладно, ладно, мне пятнадцать. — Она примирительно подняла перед собой руки.

— Ляжки святых! С какого перепугу Ольга Захарова использовала «Всеобъемлющее стирание» до твоего восемнадцатилетия?

— А я почем знаю? Хотя... — Аркаша понурила голову и пробормотала: — Тетя Оля сказала, что устала от меня, и нет разницы, если заклинание будет использовано на несколько лет раньше.

— Что за безответственная женщина, — возмущенно пропыхтел Гуча. — Всего лишь три года оставалось.

— В КУКУО принимают совершеннолетних, — вмешалась девица с татуировкой. — Значение имеет лишь возраст, с момента достижения которого представитель твоего вида считается совершеннолетним.

«Твоего вида»? Да, без стакана компота не разобраться. Аркашин молчаливый призыв о помощи Гуча распознал мгновенно.

— Кроме демонов, ты встретишь в КУКУО множество иных существ. Возраст некоторых не берусь предполагать даже я, — пояснил скунс.

— Если встречу. — Аркаша ткнула большим пальцем в заупрямившееся дерево. — Что-то меня не особо там ждут.

— Уважаемая, — в голосе зверька появились льстивые нотки, — неужто нет другого выхода? Ведь все-таки Теньковская числится в ваших списках.

— Отчего же нет. — Девица шумно шмыгнула носом и наклонилась за упавшим браслетом. — Все как всегда. Несовершеннолетние допускаются при наличии при них законных представителей.

«Черт бы побрал эту законодательную систему! И тут задавили ограничениями. — Аркаша ощутила, как горло перекрывает громадный ком досады. Ее зависимость от тети Оли продолжала нависать над ней, как покореженная стена здания, готового вот-вот обрушиться. — Тетя ни за что не согласится приехать сюда, а уж тем более остаться при мне. Я не смогу ни учиться в КУКУО, ни вернуться домой. Но мне... больше некуда идти».

Последняя мысль обожгла девушку не хуже жара раскаленной кочерги. Она и правда может исчезнуть. Как память людей, как живое создание, как личность.