И остановило-то, что девчонка может пострадать. У меня не так много людей, чтобы я ими разбрасывался. И умом вроде понимаю, что Ингвар со своими псами просто не восприняли Сольвейг, как важную для меня фигуру. Нищая бродяжка, по какой-то причуде спасенная мной в бандитском логове. Ну, принял я участие в ее дальнейшей судьбе. Это же ничего не значит. Сколько таких иждивенцев на обеспечении у влиятельных родов. Да тысячи. Благотворительность — это же так изыскано, так мило. Вот это лицемерие и бесит! И вообще, в бордель надо! Совсем гормоны мозг затопили! Только не получится. Времени нет, да и опасно. Слишком много у меня в последнее время появилось врагов. И где гарантия, что кто-нибудь из них не захочет застать выскочку, в буквальном смысле, со спущенными штанами?

Еще эти три «Наложницы Великого Гэсэра» жопами крутят, да трутся об меня. Они хоть и малолетки, но где надо уже округлились. Насобирал себе репьев, не стряхнуть! И зачем? Что подтолкнуло? Дурость и ничто иное! И если к Сольвейг у меня есть вполне корыстный интерес — девочка явно одаренная, со способностями, просто, не такими, как у местных. Нет у нее источника. Зато энергоканалы развиты. И ману качают, дай Боги! То есть работать с магией она будет так же, как и я — черпая энергию извне. Надо только ее обучить. И я знаю, как это сделать. И будет у меня готовый артефактор. Не все же мне самому ремеслом заниматься. Это сейчас хорошо, пока людей мало. А начну прирастать народом и зашьюсь. А чтобы на поток дело поставить — база нужна. А ее пока нет. Не считать же таковой пещеры в горах.

А вот три степные мелкие развратницы на данный момент совершеннейшая обуза. Хотя, на дальнюю перспективу — неплохой актив. У меня вон пять растущих мужских организмов в ближниках. Вот и будут им жены, когда подрастут. Только, как проследить, чтоб женихаться не начали в Заброшенных землях? А с другой стороны, начнут — значит, так тому и быть. Оженю боярской волей и дело с концом! Только чует чуйка — не будет мне такого счастья. Хищницы нацелились именно на меня. Будто мало мне княжон с боярынями и их глупостями! Нашли себе секссимвола, демоны их всех забери!

Все-таки до отъезда надо решать половой вопрос! Может у старого пирата есть кто на примете? Ну, уж нет! Видел я тех жриц! Там такой букет намотаешь, никакой целитель не спасет. Разве только сама Жива справится. Да вот ведь закавыка, послал я ее. Вот и получается — проще будет отрезать и новый пришить! Значит, придется отложить до лучших времен. Когда они только настанут⁈ Ну, не Герду же валять, в конце-то концов! Так-то женщина она ничего, потрепала ее только жизнь. Но дело не в этом… А вот я, похоже приехал. Ресторан «Ушкуйник» — точно сюда.

Да, это не забегаловка Кнуда. Тут заведение посерьезней. Полыхающая огнями вывеска. Нос ушкуя грозно нависает над крыльцом вместо козырька. На входе бородатые и бровастые суровые швейцары одетые в ярко-синие тулупчики, подпоясанные алыми кушаками, за которые заткнуты вполне себе боевого вида топорики. Я так понимаю, мужики изображают самих себя — то бишь ушкуйников.

Припарковался на стоянке у самого входа, где уже стояло несколько представительных машин. Стоило подняться на крыльцо, ко мне, прихрамывая, неторопливо подошел один из швейцаров:

— Господин хороший, прошу простить, но заведение сегодня закрыто на спецобслуживание, — по мелькнувшей в глазах пренебрижительной искорке стало понятно — меня не узнали, а если и узнали, уважения не испытывают. Пожалуй, дядька прав. Если бы ко мне на встречу кто-то приехал на таком сверкающем чудовище, как у меня, я бы с таким человеком, вообще, разговаривать не стал бы. Но ехать на такси было бы вариантом еще хуже. А просить машину у Олега не хотелось. Он бы, конечно, выделил из великокняжеского гаража, но что я буду за глава рода, если стану по таким пустякам тревожить целого Наследника.

— Кровавый. На сходку.

Это прозвище мне не нравилось, но оно прочно прилипло ко мне и теперь уже никуда не денешься.

— Машину под прозвище подбирал что ли? — расслабившись, добродушно усмехнулся швейцар. Не по чину ему, конечно. Но сейчас здесь разговаривают не боярин и простолюдин, а два вольных охотника. При чем, пока нет решения сходки, этот бородач в местной иерархии, пожалуй, постарше будет, чем я.

— Добыча, — пожал плечами я. Отшучиваться настроения не было.

— Серьезный какой, ­– добродушно усмехнулся ушкуйник, — Проходи, там ждут, — он мотнул головой на дверь и потерял ко мне всякий интерес.

Встретил меня совершенно пустой зал ресторана и приглушенный звук разговоров. На него я и пошел. А неплохое местечко. Большой светлый зал, столики с белоснежными скатертями, сцена. Значит, здесь бывают какие-то представления. Любопытно. Надо будет посетить. Заведение для белой публики. Думаю, простому вольному сюда не попасть. Рядом со сценой, с обеих сторон от нее обнаружились кабинеты. Из одного из них и раздавались мужские голоса, смех и звон посуды.

Длинный овальный стол, заставленный всевозможными яствами и девять человек за ним. Кроме старого пирата никого из присутствующих не знаю. Стоило мне появиться на пороге, как говор и смен прекратились. В комнате воцарилась тишина, а на меня испытующе уткнулись девять пар глаз. Как все знакомо, словно я снова на Туклине на воровской сходке. Улыбнулся своим мыслям и услышал чей-то, то ли удивленный, то ли осуждающий, хмык.

— Здравствуйтие, господа вольные охотники.

— Здравствуй, Кровавый, — слегка окая, за всех ответил невысокий, кряжистый седой как лунь мужчина, сидящий рядом с Кнудом. Сильный воин. И одаренный тоже сильный. — Или боярином тебя теперь величать? — а смотрит остро, пронзительно, губы кривятся, будто в оскале.

— Это будут зависеть от того, как договоримся сегодня, — пожал я плечами и без приглашения сел за стол. Круг неодобрительно зашумел. Плевать! Они что, в самом деле, думали, что я перед ними стоять буду? — Пока зовите Федором Михайловичем.

— Нагл, не по годам, — заметил один из вольных недобро глядя мне в лицо.

— В самый раз, — с усмешкой ответил на его взгляд, — Да и не тебе решать то.

— Мурман, я щас ему кровь пущу, — сипло выдохнул мужик, приподнимаясь.

— Уймись, Лапа, — тихим голосом бросил седой и ретивый вояка тут же послушно сел на место, — А ты, Кровавый, — он жестко зыркнул на меня, ­– Не правильно разговор начал. Уважаемым ватаманам грубишь, в круг сел не по праву. Ты жив пока, потому как за тебя Кнуд и Ворон словечко замолвили.

А я-т думал, что старший круг вольных — люди умные, готовился к разговору, подыскивал аргументы. А тут, оказывается, действует право сильного.

— Это вы что ли меня жизни лишить собрались? — я с улыбкой осмотрел сидящих напротив меня людей. А ведь нет у них лада. Лапа с Мурманом явно играют против меня. И еще один, долговязый, сухой как вобла. И взгляд неприятный — рыбий. Эти однозначно мои противники. Жалко, Мурмана я бы хотел видеть на своей стороне. Сильный боец и маг, обладающий авторитетом. Интересно, чем я ему не угодил? Да и Лапа с Рыбой что на меня взъелись? Вроде дорогу никому из вольных я перейти не успел. Или успел? Это скоро обязательно выяснится. А что с остальными?

Кнуд смотрит с сожалением. Еще бы знать, о чем жалеет старый пират. Что меня тут могут убить или, наоборот, что я, потеряв терпение, перебью почтенное собрание? Еще один из ватаманов — мощный, квадратный, основательный, как каменная крепость с черной, как смоль кудрявой шевелюрой и такой же черной густой ухоженной бородищей, из-за которой не видно лица. Лишь нос картошкой и горящие веселым любопытством глаза изучающе смотрят на меня. Были бы на Мидгарде цыгане, подумал бы, что передо мной представитель этого народа. Бородач хмыкнул, так вот кто тут все время хмыкает, и залихватски мне подмигнул. Что не осталось без внимания Лапы, который, скрипнув зубами, заиграл скулами. Еще двое ничем не выделялись. Встреть я их на улице, принял бы за обычных лавочников.

Вся эта оценка заняла буквально мгновение, а потом пришло время действовать. Если они хотели застать меня врасплох — не надо было посылать подкрадываться сзади такого увальня, да еще и наевшегося чеснока. Удар, который должен был выбить из-под меня стул, пришелся по воздуху. Зато, стул попал, в аккурат, по бритому лбу быка, тут же осевшего на пол. Ну а стремительный рывок Лапы был, вполне, ожидаем. Уход в сторону, захват руки с зажатым в ней ножом. И горячий ватаман, хрипя от боли в пробитой его же ножом руке, лежит рядом со своим неразумным бойцом.