— Сольвейг, девочка моя, солнышко, родная. Тише, тише, моя хорошая. Я больше не буду. Никогда! — она гладила девочку по голове и с ужасом наблюдала, как в шелковистых русых прядках буквально на глазах появляются редкие серебристые ниточки, — Доченька моя, родная, любимая, что они с тобой сделали⁈

Но Сольвейг уже не могла ответить, она обмякла и забылась тяжелым беспокойным сном, продлившимся почти сутки. Господин Аристов сказал, что такое бывает. Воспоминания, прорвавшись через возведенную ей самой блокаду, нахлынули на ребенка, вызвав рецидив болезни. Это должно было случиться рано или поздно. И хорошо, что все обошлось. Теперь ей необходимы только покой и хорошее питание. Тем и другим семья Фискаре обеспечена в полном объеме.

И действительно, проснувшись, девочка чувствовала себя прекрасно. Оставалась еще небольшая слабость. Но на нее можно не обращать внимания, пройдет. Только вот теперь у Сольвейг появилась навязчивое желание увидеть Раевского. Она не находила себе места, ожидая, когда придет ее спаситель. Она стала задумчивой, молчаливой. Делала домашние дела и садилась у окна, глядя на мощеную красным гранитом дорожку, ведущую к дому. А Федор все не появлялся и не появлялся.

Во время одного из визитов к ним старого Кнуда, девочке удалось выведать у него, что Раевский, в случае крайней нужды велел обращаться к княжнам Бежецким. Разве пропажа ее любимого не крайняя нужда⁈

На следующий день Сольвейг надела свое лучшее платье и отправилась в гости к княжнам. Узнать, где располагается замок рода, не составило большого труда. И вот она стоит перед огромными бородатыми гвардейцами. Ей было страшно. Очень страшно. Кто она, и кто удельные князья⁈ Это богоподобные люди, парящие где-то в небесах. Богато одетый мужчина спросил к кому она пришла и окинул девочку брезгливо-презрительным взглядом. Выслушав ее, он молча удалился. Сольвейг не знала что теперь делать. Ждать, или нет? Хотела спросить у гвардейцев. Но те стояли молча, как истуканы, уставившись перед собой пустыми глазами. Она решила ждать до последнего. Рано или поздно из замка все равно кто-то выйдет.

К удивлению, ожидание надолго не затянулось. Через полчаса вернулся тот самый мужчина и пригласил ее следовать за ним. Сейчас его взгляд не выражал ничего, кроме деловой озабоченности. Он провел ее в роскошную залу, обитую красивой, бежевой с золотом тканью и увешанную картинами. И ушел. Сольвейг не успела толком рассмотреть окружавшую ее обстановку, как услышала за спиной легкие, невесомые шаги. Она обернулась и замерла, пораженная красотой вышедшей к ней девушки. Невысокая, с точеной фигуркой, затянутой в темно-синий брючный костюм, она вопросительно смотрела на Сольвейг огромными голубыми глазами. Девочка замерла в горьком восхищении.

Дура, какая же дура! Посмела мечтать о недостижимом! У Федора вон какие красавицы в знакомых, что ему дела до такой замухрышки, как она! Но, тем не менее, Сольвейг, гордо вскинув подбородок, сделала поклон, которому ее обучил новый, нанятый по приказу Раевского дядей Кнудом учитель:

— Здравствуйте, госпожа.

Княжна Зоряна Ярославна оказалась не такой уж и страшной. Она с неподдельным сочувствием слушала тяжелый рассказ девочки о ее коротком знакомстве с Федором. О чудесном спасении от бандитов. О жизни и быте в трущобах. Вдруг девушка встрепенулась и резко поднялась из-за стола.

— Иди за мной, — скомандовала она и стремительным шагом поспешила вверх по лестнице. Сольвейг не оставалось ничего другого, как поспешить следом. Они ворвались в просторную комнату, оформленную в розовых тонах. Княжна подскочила к зеркальному шкафу и, распахнув его, вывалила на пол ворох платьев. Быстро-быстро поворошив образовавшуюся кучу, она выудила из нее красивое светло-зеленое платье. Расправив его, одобрительно хмыкнула и кинула вещь девочке в руки, — Надевай! — не терпящим возражения тоном приказала она. Сольвейг подчинилась, не посмев ослушаться. Пока она разбиралась, как правильно надеть незнакомую вещь, к ее ногам прилетели под цвет платья зеленые, расшитые нитью чуть светлее, сапожки. Нетерпеливо дождавшись, когда девочка оденется, Зоряна рванула из комнаты.

— Быстрей! — скомандовала она, — Поедешь со мной!

Сольвейг едва поспевала за княжной на непривычных ей каблуках. Они ненадолго остановились, чтобы надеть шубки — Зоряна белоснежную, а Сольвейг досталась рыжая. Про ее пальто никто и не вспомнил. Наконец этот непонятный забег закончился в салоне огромного черного автомобиля. Девочка очень редко видела такие на улицах города. И не мечтала даже постоять рядом, не то, что оказаться внутри. На переднее сидение запрыгнули гвардейцы и машина плавно тронулась, выехав по мосту в город. Сольвейг стиснув кулачки, набравшись храбрости, спрсила:

— Куда мы едем, госпожа?

— На хольмганг. У меня сегодня поединок. Заслушалась тебя, едва не опоздала, — ответила княжна и мило улыбнулась.

Все, что с ней сейчас происходило, казалось каким-то нереальным сном. Она словно околдованная надевала на себя наряды Зоряны Ярославны, в каком-то тумане делала то, что та ей говорит. Сольвейг сама не понимала, почему она ведет себя словно дрессированная собачка. Непривычная, буквально подавляющая роскошь, и понимание на какой недосягаемой высоте она сейчас оказалась совершенно выбили дерзкую обитательницу трущоб из колеи. Совсем недавно она не каждый день могла себе позволить наесться досыта, а сейчас едет с самой настоящей княжной на хольмганг, где наверняка будут присутствовать другие аристократы. От происходящего захватывало дух, и в то же время было безумно страшно! Но Сольвейг, сжав кулачки, старалась не показывать виду, насколько ей не по себе. Первое, чему учит улица — нельзя, чтобы посторонние видели, что твориться у тебя в душе.

Машина выскочила на набережную и свернула на один из мостов. Сольвейг открылся чудесный вид на архипелаг, застроенный замками родов. Покрытые льдом проливы переливались на солнце. Ажурной паутиной их опутывали мосты, соединяющие острова. Высокие позолоченные шпили башен цеплялись за редкие пушистые облака, неторопливо плывущие по бездонному голубому небу. Все это создавало совершенно нереалистичную, сказочную картину.

— Красиво-то как! — не сдержавшись, восторженно выдохнула девочка.

— Да? — взгляд княжны лениво скользнул на окно, — Наверное. Я уже привыкла.

Сольвейг бросила недоуменный взгляд на Зоряну. Как к такому можно привыкнуть⁈ Это же… Это же… Она не находила слов, чтобы описать свое восхищение открывшейся ей красотой. А еще сердце резануло обидой и горечью. Ну чем? Чем они хуже обитателей островов? Почему одним наряды, балы, сытная жизнь, хорошее образование, а другим бордели или нож в печень из-за корки хлеба⁈ Взять хотя бы эту княжну. Видно же, что она никогда не знала нужды. И пусть она хорошая, добрая, не побрезговала принять девочку с улицы и разделить с ней трапезу. Но все равно, в каждом ее слове, в каждом жесте и интонации сквозило плохо скрываемое пренебрежение. Даже в том, как Зоряна Ярославна кинула ей платье и приказала переодеваться. Не спросив, не поинтересовавшись ее мнением, без капли сомнения в своем праве приказывать. Только вот она не служанка рода Бежецких! Щеки Сольвейг вспыхнули, а тоненькие пальчики до белых ногтей вцепились в кожаную обивку дивана. Что не укрылось от внимания княжны.

— Ты что? Волнуешься? — мягко улыбнулась Зоряна Ярославна и положила теплую ладонь поверх руки девочки, — Не бойся, ты же со мной.

— Я не боюсь, — буркнула Сольвейг, чем вызвала еще одну улыбку княжны, так по-детски это прозвучало.

— Не обижайся. Просто, мы не договорили, а мне нужно на поединок. Туда опаздывать никак нельзя. Это ненадолго, потом поедем, посидим где-нибудь по-дружески и я расскажу все, что знаю о Федоре.

Девочка хотела вспылить. Высказать все, о чем только что думала. Что не могут быть подругами владетельная аристократка и трущобная нищенка. Но сдержалась. Разве виновата эта милая красивая и, судя по всему, очень добрая девушка, что так устроен мир? Это же не она придумала, что есть богатые и есть бедные.