Атмосфера отчуждения сохранилась и на дирижабле. Мне надоело, что члены экипажа и посольские шарахаются при виде меня, и я перебрался из каюты в одно из технических помещений, расположенных неподалеку от моторных гондол. Отсюда было ближе ходить на обходы и предписанные регламентом проверки. Правда комфорта меньше, но мне нравится. Главное людей нет. Я не социопат, но когда на тебя постоянно смотрят с опаской и злобой, это надоедает. Единственные, с кем у меня сохранились нормальные отношения — это Наследник, братья Лобановы и профессор Юнг. По большому счету, мне хватает.

Раздался стук в дверь. Я отложил в сторону «Академический вестник» — научный журнал, взятый мной у Юнга на почитать перед сном.

— Открыто, — буркнул я и в мой закуток ввалился румяный Судиша Лобанов.

— Спишь, медведь⁈ — хохотнул княжич. Братья оказались компанейскими парнями, и незадавшееся поначалу знакомство быстро переросло если не в дружбу, то в добрые товарищеские отношения. Во многом, конечно, благодаря Олегу. О визите Хель мы с Наследником не вспоминали и не говорили, но внимание богини крепко объединило нас.

— Читаю, — хмыкнул я.

— Как можно всерьез интересоваться такой нудной заумью? — скривился княжич, с отвращением гладя на «Вестник».

— Каждому свое, мой друг, — подал я плечами, — Каждому свое… Чем обязан честью видеть у себя целого княжича Лобанова?

— Олег велел передать, через два часа прибудем.

— Ясно, — я нехотя поднялся с койки. Придется идти переодеваться. К посольству я отношения не имею, но по договоренности с Великим Князем отвечаю за безопасность Наследника.

В коридорах дирижабля царила суета. Шныряли туда-сюда посольские, готовясь к прибытию. Матросы наводили лоск на и так сияющие чистотой помещения. А вдруг Великий хан степи захочет осмотреть «Сокол»? С удивлением поймал взглядом аккуратно причесанного и одетого в костюм с иголочки профессора. Он стоял рядом с бароном фон Ланге и о чем-то оживленно беседовал. Я быстренько нырнул к себе в каюту, пока этот фанатик науки меня не заметил. А то пристанет, как пить дать.

Спустя два часа мы собрались на балконе, опоясывающем пассажирскую гондолу. Впереди Наследник, чуть позади него по правую руку барон фон Ланге, ну а потом уже мы. Я, княжичи Лобановы, профессор, секретарь барона с трудно произносимой фамилией Хартельдипельхорст и прочие, прочие, прочие. Внизу простиралось бескрайняя, покрытая сверкающим на солнце снегом, степь. Было видно, как вслед за дирижаблем, оставляя за собой темную вытоптанную полосу, скачут всадники на лошадях. И вот впереди показался настоящий город из юрт. И волнующееся вокруг море людей, лошадей, верблюдов. Причальная мачта с алым девятихвостым ханским бунчуком на вершине, обозначала место, куда нам следовало прибыть.

Помощник капитана, несущий сегодня вахту, филигранно подвел махину «Сокола» в нужное место. Вниз полетели тросы. Ханские нукеры закрепили их к лебедкам, и вот мы уже практически на земле. Мгновение, и на утоптанный снег падает парадный, украшенный золотом и лентами в цветах Лодброков, трап. И Наследник с бароном степенно сходят на белый войлок, расстеленный прямо на снегу. Навстречу им с улыбкой двигается сам Великий хан с приближенными.

Невысокий, кряжистый, хитро поблескивающий веселыми зелеными глазами из-под натянутого по самые брови малахая. Рядом цаплей вышагивает высокий, ладно скроенный юноша лет шестнадцати с темной полоской едва начавших пробиваться усов.

— Какой красавец сын вырос у моего дорого брата Ингвара, — он радостно раскинул руки, словно собрался обнять всех нас.

— Рад приветствовать Владыку Великой степи, — шагнул ему навстречу Олег, и они обнялись с ханом. Степняк при этом быстро окинул нас цепким взглядом.

— Мой сын, Бахыт, — хан кивнул на юношу, тот с важностью поклонился. Но горящие любопытством и восторгом взгляды, бросаемые им на дирижабль, с потрохами выдавали парня. Два наследника тоже обнялись.

— Приглашаю осмотреть «Сокол» — гордость воздушного флота Новгородского Великого Княжества.

Мальчишка с надеждой посмотрел на отца.

— Завтра, — небрежно махнул рукой тот и о чем-то пошептавшись с Олегом шагнул к барону, — Кхлаус, старый мерин, и ты тут⁈

— Сам такой! — злобно сверкнул взглядом фон Ланге и, рассмеявшись, обнял хана. Уже не по протокольному, а как старого друга, с которым давно не виделись, — Рад за тебя, Абылай. Высоко взлетел.

— Потом поговорим, — успел услышать я, и хан приглашающе махнул рукой, — Прошу быть гостями в моей юрте. Ваших людей разместят как полагается.

Мы не спеша шагали за идущими впереди Великим ханом, Наследниками и бароном. Вокруг толпился богато разодетый в шубы и тулупы праздный народ. Голытьбу в первые ряды на таких мероприятиях не пускают. Думаю, здесь вообще нет черни. Вся эта разноцветная толпа — наилучшие люди степи. До огромной белой ханской юрты оставалось пройти метров пятьдесят, как от группы встречающих нас самых важных людей отделилась тщедушная фигура, и с пронзительным воплем, потрясая кривым посохом, украшенным человеческим черепом, ринулась в нашу строну.

Быстрое движение вперед — и я закрываю собой Олега. Рядом с Ханом и его наследником тут же оказывается парочка нукеров. Сильные воины, успел оценить. А перед нами на колени падает обмотанное в цветные лохмотья, украшенные нашитыми на них ленточками с костями и перьями, Нечто. На голове у него, или нее, я так и не разобрал, островерхая шапка-колпак. Седые, похожие на мочало патлы полностью закрывают лицо. Безумец что-то хрипло лопочет хану, показывая на меня, не забывая при этом кланяться то мне, то Абылаю. Наконец, побледневший Владетель степи поворачивается ко мне и низко, но с достоинством склоняет передо мной голову:

— Приветствую тебя, Древний. Будь гостем у моего очага.

И что все это значит⁈ Хель, сука! Твоих рук дело⁈ А в ушах раздается безумный хохот богини, постепенно переходящий в родное серебряное журчание весеннего ручья Жанет.

— А в чем он не прав, Древний? — слышу я веселый голос богини. И, судя по вытянувшимся лицам хана и Олега, слышу не я один.

[1] Один, как известно, одноглазый из-за торговли между Мимиром и Одином. Когда Один попросил у Мимира воды в колодце, Мимир отказался дать ему воды, если только Один не даст ему глаз. Один вынул свой глаз и отдал его Мимиру за воду. Сделка была заключена. Тюр лишился руки, когда асы решили сковать огромного волка Фенрира волшебной цепью Глейпнир. По одной из версий, Тюр вложил свою руку в пасть Фенрира в знак отсутствия недобрых намерений. Когда волк не смог освободиться, он откусил руку Тюра.

Вселенная начала качаться,

Земля начала содрогаться,

Море Сун взволновалось и задрожало,

Гора Сумбэр задребезжала.

Стоящие камни — вниз упали,

Лежащие камни — пылью стали [i].

Бэлиг-улэгерч прекратил пение и отложил в сторону топшур. Его глаза оставались закрытыми, а лицо поднятым вверх, будто он пытался разглядеть что-то видимое только ему одному сквозь узорчатый круг шанырака.

В просторной ханской юрте воцарилась тишина. Только из-за толстых войлочных, обтянутых желтым шелком, стен слышался гул Орды[ii]. За богатым дастарханом собрались самые важные люди. Богатые нойоны, главы влиятельнейших родов, поднявшие Абылая на белом войлоке и провозгласившие его Великим Ханом. Мункэ-тэнгри — тот самый шаман, обозвавший меня Древним. Он сидел по правую руку от Абылая сверкая желтыми глазами из-под седых косм. Позади него столбиками замерли двое юношей, ловящих каждое движение старика. Ученики. Рядом с шаманом усадили меня. У нас за спиной тоже два шаманёнка-прислужника. Постоянно чувствую на себе их восхищенные взгляды.

Благодаря Мункэ я теперь воплощение легендарного Гэсэра — сына Неба, Бога-воина, когда-то спустившегося на землю, чтобы спасти людей от демонов. И да, по преданиям Гэсэр должен прийти снова с великим войском и возглавить очистительный поход против всего плохого, за все хорошее. Старый хрыч, сидящий рядом со мной, не знаю чего он там обкурился и каких грибов обожрался, решил, что я именно этот самый герой. И убеждать в обратном кого бы то ни было занятие бесполезное. Да и посольские с Наследником на меня поглядывают странновато. Словно бред старого наркомана их ничуть не удивил, а только подтвердил какие-то предположения.