Согласно нашей теории, существовала преемственность между древними языческими верованиями и практиками, средневековым ведовством и ведовством классического периода в XV–XVII веках. Но эта преемственность была совершенно неосознанной: без организации, институтов или догм. Ее элементами были магическое мировоззрение, колдовские практики, народные традиции (особенно те, которые связаны с сельским хозяйством и охотой) и стремление игнорировать власть и общественное мнение или противостоять им, общаясь со сверхъестественными силами, которые Церковь считала злом. Поскольку преемственность была неустойчивой и зачастую не имела четкого определения, она была сильно подвержена влиянию господствующего мнения – как среди ученой публики, так и в народной среде. Иными словами, ведьмы обычно делали то, чего от них ждали. Ведовство раннего Средневековья представляло собой отчасти пережиток языческих верований и магии, а отчасти – результат их трансформации под влиянием христианства.

Примерно с 700 года на развитие ведовства стала оказывать большое влияние реформистская ересь. Примерно с 1140 года движение катаров благодаря той роли, которую играла в нем фигура Сатаны, а также тому обстоятельству, что на многих территориях оно стало преемником реформизма, поспособствовало дальнейшему преобразованию колдовства. В то же время развитие институциональной организации Церкви, особенно института папства, а также подъем схоластической философии и народных движений, принимавших форму антисемитизма, фанатизма и крестовых походов, способствовали формированию феномена колдовства. Инквизиция была учреждена в 1230-х годах и с начала XIV века приложила руку к тому, чтобы подводить обвиняемых под схоластическое определение ведьмы посредством применения пыток. В XIII и XIV веках на формирование ведовства оказал влияние антиномизм[47], а начиная с 1300 года усиливающиеся экономический, политический и социальный кризисы средневекового общества создали условия, в которых заявили о себе различные формы протеста, самой яркой из которых было ведовство. Наконец, с 1420-х по 1487 год теоретики ведовства из числа схоластов и инквизиторов при помощи убеждения и силы утвердили классический образ ведьмы в том виде, в каком он просуществовал вплоть до XVIII века.

Ведовство, как и любое историческое явление, представляет собой сложный конструкт, который человеческий разум применяет к тому или иному событию. Этот конструкт менялся во времени двумя путями. Представление о колдовстве, которого придерживались современники этого феномена, претерпевало изменения: колдовство в XVI веке отличалось от колдовства в XIV веке. Менялась и концепция колдовства у историков. Только приняв во внимание разнообразные интерпретации и определения колдовства, мы сможем в полной мере понять этот феномен[48].

Именно таинственность ведовства заставила авторитетных историков обходить тему, отзываясь об этом феномене с излишней несерьезностью и скептицизмом, чтобы оградить себя от назойливых любителей острых ощущений или насмешек со стороны коллег. Бо́льшая часть работ на эту тему далека от научной строгости (ни об одной другой теме в истории не было написано столько бессмыслицы) и серьезности по отношению к феномену, который унес жизни сотни тысяч людей. Любопытно, что наиболее серьезные и скрупулезные работы по средневековому ведовству были написаны до 1905 года Генри Чарльзом Ли в Америке и Йозефом Хансеном в Германии; к сожалению, ни один из них не был профессиональным историком и не имел в своем распоряжении студентов, которые могли бы продолжить их работу.

XVIII век ознаменовался не только окончанием судебного преследования ведьм и колдовства, но и объединением критических методов эрудитской традиции с философией, из которого родилась современная историческая мысль. Следовательно, именно тогда появились первые критические исследования колдовства как исторического феномена, а не как одного из текущих событий. Рационализм того времени отрицал объективное существование колдовства и ведовства, а ведовские процессы приписывались суеверным заблуждениям и мошенничеству. Первая критическая историческая работа на эту тему на английском языке под авторством Фрэнсиса Хатчинсона с презрением отзывается о ведовстве как о продукте «языческих и папских суеверий», враждебных делу истинного, рационального христианства[49].

Работа Хатчинсона включала в себя краткий перечень рассказов о ведовстве со времен Ветхого Завета до наших дней, однако самую большую коллекцию материалов по историям о ведовстве, а также самую солидную библиографию вопроса суждено было собрать немцам, и ученость ее уже тогда славилась своей основательностью: этими трудами успешно воспользовался Джордж Линкольн Бёрр[50], когда в начале XX века собирал монументальную Белую коллекцию материалов о ведовстве для Корнелльского университета[51]. Во Франции опыт общей истории магии был предпринят Жюлем Гарине, но лучший образец нарративной истории ведовства в ту эпоху принадлежит перу Иоганна Морица Швагера[52], который, к сожалению, не продвинулся дальше первого – по сути, вводного – тома.

Начиная с середины XIX века интерпретации ведовства стали разнообразнее и могут быть классифицированы в соответствии с подходом, лежащим в их основе. Одна из интерпретаций, основанная на оккультизме и эзотерике, популярна до сих пор. Оккультизм, зародившийся в лоне романтизма, был значительно дополнен в конце XIX столетия с ростом интереса к сатанизму, психологии и фольклору, а также всеобщим увлечением спиритизмом и другими эзотерическими практиками. Этот интерес имел двойственную природу: во-первых, он был связан с ростом влияния иррационализма в конце XIX века, отчасти же – с поиском некоторого сверхъестественного опыта теми, кто отвергал традиционную религию и считал спиритические сеансы более достойными веры, чем церковные таинства. Авторы этой школы склонны верить в объективную реальность колдовства и в его действенность, видя в нем разновидность оккультной практики. Их книги, обычно характеризующиеся бесцеремонным отношением к исторической критической мысли и попытками вписать колдовство в давнюю, но ложную традицию высокой и древней мудрости, столь же бесполезны, сколь и многочисленны[53].

Ко второй школе принадлежат консервативные христиане, стоявшие ближе, чем любые другие авторы, к традициям Отцов Церкви и великих богословов Средневековья и Реформации. Они небезосновательно утверждают, что к колдовству следует относиться серьезно – не в том смысле, что ведьмы действительно обладали всеми теми оккультными силами, на обладание которыми они претендовали, а в том смысле, что они намеренно и осознанно поклонялись силам зла. Многие из авторов заходили так далеко, что допускали, что особо преданным из них помогал дьявол. Исходя из последнего, с середины XIX столетия католические апологеты защищали Церковь от обвинений в жестоком обращении с ведьмами, и подобный апологетический момент все еще можно различить в работах Сежурне и Мансера[54]. В наше время католическая церковь не занимает никакой официальной позиции в отношении колдовства.

Безусловно, самым решительным и компетентным защитником ортодоксии от скептиков был Монтегю Саммерс, который не сомневался в утверждениях первых охотников на ведьм о том, что дьявол помогал ведьмам в совершении всех приписываемых им злодеяний. Саммерс, печально известный эксцентрик, умерший в 1948 году, утверждал (но так и не сумел доказать), что имел духовный сан. В каждом из его многочисленных трудов мы встречаемся с одной и той же позицией, артикулированной в написанном им введении к «Молоту ведьм», труду одного из самых безжалостных инквизиторов Средневековья: «Malleus Maleficarum – одна из немногих в мире книг, написанных sub specie aeternitatis[55]»[56]. Собственные работы Саммерса и его многочисленные издания и переводы классических книг о ведовстве полны вольностей перевода и неточных ссылок на источники, а также безумных предположений; они почти полностью лишены исторического смысла, поскольку Саммерс рассматривал колдовство как проявление вечной и неизменной войны между Богом и Сатаной. Тем не менее Саммерс хорошо разбирался в источниках, и его гипотеза о том, что европейское колдовство в основном представляло собой извращение христианства и было связано с ересью, а не было возрожденным язычеством, как утверждали мюрреисты, оказалась верной. Работы Саммерса были полны ошибок и ненадежны, но не лишены ценности.