В народном представлении не только еретики, но и евреи тоже иногда отождествлялись с ведьмами. Понятия «синагога», а позднее «шабаш» использовались против иудеев в качестве обвинения в ведовских сборищах. Похищения и ритуальные жертвоприношения христианских детей, а также осквернение Евхаристии одинаково вменялись в вину как евреям, так и ведьмам. В 1322 году одна женщина из Эхингена в Швабии украла Евхаристию с алтаря и спрятала ее, чтобы использовать в своих заклинаниях. Когда горожане узнали о преступлении, они сразу же обвинили в нем евреев и убили восемнадцать из них. Лишь через некоторое время нашли настоящую преступницу, которая оказалась христианкой, и сожгли ее[300].

Однако, как ни странно, отождествление ведьмы с социальными изгоями зашло не так далеко, как могло бы. Приписываемый евреям богохульный обычай нанесения ударов ножом во время Евхаристии никогда не ассоциировался с ведьмами. Ведьм редко обвиняли в отравлении воды в колодцах, хотя в этом преступлении часто обвиняли евреев, прокаженных и других представителей ненавистных меньшинств. Удивительно, что инквизиторы никогда не отождествляли ведовство с проказой. Обычно считалось, что эта болезнь является результатом морального разложения, и прокаженных остерегались не только из-за страха заразиться, но и потому, что они считались порождением зла. Страх заразиться, вероятно, удерживал инквизиторов от преследования прокаженных. Или, возможно, инквизиторы предпочитали не ограничивать количество жертв, включив в их число легко узнаваемую группу. Можно даже предположить, что ими двигали жалость и христианское милосердие. Еще более удивительно, что толпы, которые преследовали и линчевали прокаженных, никогда не думали рассматривать их как ведьм, несмотря на то что бледность кожи прокаженных вполне можно было соотнести с еретиками и демонами[301].

По мере того как условия, породившие колдовство в XIII веке, продолжили набирать силу в XIV веке, сам феномен тоже разрастался. Тогда же сформировались и новые обстоятельства. Впервые лидеры государства и Церкви стали сознательно раздувать феномен ведьм по той простой политической причине, что можно было почти безнаказанно обвинять своих врагов в колдовстве. Не каждого можно было достоверно обвинить в том, что он еврей или прокаженный, и добиться подробного признания в ереси, выраженной в доктринальных терминах, тоже чрезвычайно сложно. Но почти любого можно было назвать колдуном или ведьмой. Анонимность процедуры позволяла выдвигать обвинения в ведовстве без страха возмездия. Таким образом, государственная политика и личные счеты усиливали страх людей перед колдовством, поэтому почти любое обвинение немедленно принималось на веру.

Политический цинизм и тоталитарные меры были проявлениями разложения средневекового общества, начавшегося в XIV веке. Рост ведовства лучшего всего рассматривать в контексте этого всеобщего разложения.

Изменения, начавшиеся около 1300 года, были настолько фундаментальными, что многие современные историки выбрали именно эту дату для обозначения конца Средневековья и начала переходного периода, известного, в зависимости от точки зрения, как Возрождение или «Осень Средневековья». В политическом плане идея единого христианского общества была поколеблена в течение последующего столетия. Мощь Священной Римской империи чрезвычайно ослабла. На папство давили национальные государства, и к концу столетия раскол понизил уровень уважения к этому институту по всей Европе.

Раньше империи и папство, хотя и враждовали друг с другом, выступали за единое христианское общество. Теперь короли Франции и Англии, итальянские города и немецкие князья устанавливали суверенитет над территориями, которыми они правили, и почти забыли старые идеалы единства. Рациональная схоластика утратила свое господство в интеллектуальной и религиозной мысли: подорванная скептицизмом Оккама[302], она уступила в престиже, с одной стороны, эмпиризму, а с другой – мистицизму. Как в политическом, так и в интеллектуальном плане человек терял свое четко определенное место в мироздании, и возникающее в результате чувство аномии значительно облегчало королям, инквизиторам или, если уж на то пошло, еретикам и ведьмам возможность манипулировать им[303]. Позднее короли и князья предпримут попытки манипулирования народом для сопротивления Церкви и для подчинения ей; результатом станут мощные национальные еретические движения гуситов и, в конечном счете, Реформация.

В основе политических и культурных потрясений XIV века лежали ужасные экономические и социальные кризисы, вызванные необычайно жестокими войнами и голодом, а также длинной чередой эпидемий, из которых «черная смерть» 1347–1349 годов была лишь самой известной и жестокой. Население, которое быстро росло в течение трехсот лет, теперь внезапно сократилось. Это привело к реструктуризации экономики и социальных институтов, таких как феодализм и манориализм, которые действовали в рамках старой экономики. Фермы, деревни и поместья были заброшены, многие мигрировали в города. Торговцы и ремесленники стали богатеть и приобретать власть, что в итоге привело к их господству в урбанизированном мире. Все эти изменения, сотрясающие общество, которое было относительно стабильным на протяжении веков, наложились друг на друга и создали новое чувство – отчуждение, которое также включало в себя потерю веры в Церковь, так как она не смогла защитить людей от всех ужасов и не уберегла от власти тьмы над умами людей[304].

Однако есть препятствие, не позволяющее объяснить рост одержимости ведьмами только кризисами XIV века, поскольку ведовство продолжало неуклонно расширять власть над человеческими душами еще в течение трех столетий. Можно сослаться на смуты XV, XVI и начала XVII века в качестве дополнительных доказательств того, что ведовство процветало на почве социальных потрясений, а затем можно было бы сказать, что относительное спокойствие 1650–1750 годов положило конец феномену ведовства. Или же спад ведовской одержимости можно было бы списать на спад религиозного пыла, что в равной степени уменьшило рвение как ведьм, так и охотников на них. Но наиболее фундаментальной причиной долговечности ведовства может быть то, что после всех ужасов XIV века образ ведьмы приобрел более яркие очертания, чем когда-либо прежде, а политическая власть князей и пап, репрессии инквизиции, суровость канонического и гражданского права, труды богословов навсегда запечатлели этот яркий образ в сознании европейцев. В XIV веке реальность и опасная сила колдовства стали общим мнением теологов (communis opinio theologorum). Это также стало общим мнением абсолютно каждого человека, и никто даже не думал сомневаться, считая это истиной в последней инстанции. Действительно, Реформация в гораздо меньшей степени беспокоилась о ведовстве, чем о действенности церковных таинств, общении святых или авторитете папы римского.

В этих условиях интеллектуальные основания для сближения ведовства и ереси получали все большее распространение, хотя старые различия между этими понятиями все еще оставались. Великий ученый Николай Орем в лучших аристотелевских традициях проводил различия между природной и демонической магией, настаивая на том, что странные неособытия лучше объяснять в естественных, чем в сверхъестественных терминах. Мир полон демонов, утверждал он, и те, кто следует за ними, являются ведьмами, но на самом деле демонизм относительно редок, и мы должны относиться к признаниям в ведовской деятельности с некоторым сомнением, потому что их часто получают под пытками или под угрозой пыток. Такие различия выдвигались не только учеными, но и проповедниками. Да и само ведовство не всегда отождествлялось с ересью: порой, как это было в раннем Средневековье, оно просто считалось грехом. Таково было мнение проповедника Роберта Брунна. «Если вы когда-нибудь… приносили жертву дьяволу посредством ведовства, – говорил он, – вы согрешили»[305].