— Жуть! И как всё обернулось? Что с девушкой?

— А что с ней станется? Это оказалась Агата Саламандрина, или «её сиятельство Агата», графская дочка, как-никак. Она в свои двадцать девять на семнадцать выглядит просто, а так в СИБ служит.

— Откуда такие подробности?

— Братик мой сох по неё когда-то, издали и молча. Ну так вот, сжигать мага огня идея сама по себе…

— Провальная.

— Идиотская. А тем более из такой семьи и с её силой. В-общем, подождала она, пока вся секта вокруг соберётся — и ударила кольцом огня. Аккуратненько так, чтобы вокруг ничего не пострадало. Ух, как папа на неё ругался!

— За что же, если аккуратно?

— А допрашивать кого? Надо же выяснить, откуда тот проповедник явился и где идей своих понабрался — вдруг там ещё есть и кто-то другой тоже пойдёт «жечь ведьму»? Вот только после Агаты там ни магу Жизни, ни магу Смерти делать нечего.

— Да уж, пойди туда, не знаю куда, найди того, не знаю кого.

— Ага. Как папа выразился — это как искать золотой червонец в навозной куче. У кого-то когда-то вроде бы получалось найти, но рассчитывать на повторение не приходится.

«Думаю я, это ещё один гость из моего мира. Очень уж повадки и риторика знакомые».

«Тогда тесть мой точно никаких следов не найдёт: ни с кем он не встречался, ни у кого не учился, никаких „древних“ книг не находил».

«Угу, „глухарь“ натуральный».

«При чём тут эта птица⁈»

«Это сленг мили… полицейских нашего мира. Значит, дело глухо — без шансов на раскрытие».

Ещё вечером со мной связался Егор Фомич. Получив предупреждение о приезде сокурсников, он проявил инициативу и прислал на вокзал пикап с шофёром. Студенты узнали мой герб на двери, подошли спросить дорогу и были приятно удивлены. Пятеро девушек уместились в кабину, четверо оставшихся вместе с вещами устроились на лавках в кузове под тентом. По словам управляющего, они пообедали в «Прикурганье» и разместились в казарме на нулевом уровне изнанки. Завтра уже планируют пробный выход на ноль, вверх оп течению Умбры. Ну что ж, удачи им. Хоть одна хорошая и успокаивающая новость сегодня.

После ужина Маша с Ульяной устроили небольшой домашний концерт из песен «кошачьей» серии, где к считающимся моими добавили ещё пару мне незнакомых. Дед под впечатлением выдал идею:

«В моём мире был такой номер — две певицы выходили на сцену, и начинали мяукать друг на друга, как кошки. Там было сначала знакомство, потом конфликт, чуть ли не драка, а в финале — дуэт».

«Ну, для студенческой вечеринки идейка прокатит».

«Ха! Знаменитые певицы не отказывались от возможности так вот выступить[1]».

И правда — забавная композиция, дед мне прокрутил пару вариантов. Жаль только, что на гитаре её вряд ли сыграешь — тут нужно фортепиано или рояль, а я на нём играть не умею, за исключением «Собачьего вальса».

В свой единственный выходной я собирался вести растительный образ жизни, чтобы хоть немного отоспаться и отдохнуть. Мурка моя, может быть, и хотела бы куда-то выйти, погулять, но погодка разгулялась за всех сразу: холодный дождь зарядами, сильный порывистый ветер, который ещё и крутился между городских построек, плюс к тому — холодина, градуса три выше нуля. В общем, я в такую погоду из дому выйду только по приговору, и то — сначала апелляцию подам. По мобилету. Девушки хотели было выдвинуть идею типа того, что я схожу за фургоном, подгоню его к крыльцу, а они быстренько… Но как раз тут вдоль улицы прошёл такой заряд дождя, что аж загремели и окна, и подоконники, а гул напоминал звук от поезда. Маша и Уля переглянулись — и отправились варить кофе.

Однако в покое так и не оставили. В знак протеста против того, что мне не дают поиграть в тюленя, я решил весь день ходить в халате. Нагло и демонстративно.

«Ты, главное, портки под него надень. Чтобы не продемонстрировать лишнего невзначай».

Дед, конечно, в своём репертуаре — но мысль здравая.

Подружки развлекались как могли, вовлекая меня то в разговоры, то в настольные игры — только от лото я отбился, уверив, что усну прямо над карточками, причём это без вариантов. Даже зевнул для убедительности.

В обед позвонил Клим Беляков, их паром как раз входил в порт Риги. Встреча прошла штатно, товар отдали, деньги получили, покупатель и грузовик хотел выкупить для удобства транспортировки, но мои бойцы полномочий таких не имели, да и цену швед предложил совершенно несерьёзную, в пересчёте на рубли — чуть меньше одиннадцати тысяч. Шведские кроны больше ценятся, чем норвежские, так что часть их мои коммерсанты поменяли на месте, остаток планировали пристроить в Риге. Я распорядился, чтобы грузовик они отправили в Тальку товарным поездом, а сами взяли себе купе в пассажирском. Так они гарантированно доберутся до места за полтора суток, тогда как товарняк, если не везёт скоропортящиеся или срочные грузы, может телепаться и три дня, и пять. Да и уровень комфорта несопоставимый, причём парни заслужили того, чтобы добраться до дома в человеческих условиях, хватит вдвоём на одном топчане в кабине ютиться.

В целом, день провели хорошо, спокойно, по-семейному. Так, а не в этом ли «коварный план»? Ульянка будет жить с нами, я к ней привыкну — а там и на вторую жену в её лице соглашусь⁈ Да нет, вряд ли. Кстати, оказалось, что неделя до возвращения старших Неясытевых — это не от понедельника, когда их дочка у нас «спряталась», а от среды, когда мы поговорили. Ну, с другой стороны, я же сказал «живи хоть месяц»? Сказал. Ну, а менять своё решение без веских на то оснований — не в моих привычках. Да и кошатина наша тоже не против этой гостьи — вон, как мурлычет и трётся об ноги, предательница.

[1] Кошачий дуэт — шуточная вокальная пьеса для двух голосов (обычно сопрано) с фортепианным сопровождением (существуют и оркестровки), приписываемая Джоаккино Россини. На самом деле это компиляция произведения Кристофа Эрнста Фридриха Вейсе (1774–1842) Katte-Cavatine (Кошачья каватина) и двух эпизодов из оперы Россини «Отелло», включая диалог Отелло и Яго. Впервые опубликован в 1825 году. Номер исполняется очень часто, на многих классических концертах, даже и Монсеррат Кабалье не брезговала.

В понедельник посыльный в начале большой перемены принёс мне вызов в ректорат. Даже немножко интересно, что там такое, и, честно сказать, страшновато. В ректорате меня не ждали, но после пары звонков, обругав «безголовых студентов, что даже вызов передать не могут правильно», перенаправили в приёмную ректора. Графа Кайрина на месте не оказалось, или он не захотел встречаться лично, его секретарь хоть титуловал меня «ваша милость», но держался отстранённо, как с незнакомым, и чая не предлагал, не говоря уж о бокале игристого, но это я уже от нервов шутить пытаюсь. Вместо напитков страж ректорского кабинета вручил мне запечатанный пакет из коричневой бумаги, за получение которого пришлось расписаться, и отправил на занятия. Пока запихивал пакет в саквояж (хорошо, что револьвер в кобуре подмышкой — много места освободилось) заметил, что он из канцелярии того графа Кайрина, который глава рода.

«Кстати, внучек. Я могу ошибаться, у нас это всё в большинстве стран мира вымерло давно, но есть вопрос. Сын графа же имеет право только на титул виконта, причём речь о „титуле вежливости“ или же „титуловании по обычаю“, а не о наследуемом?»

«Да, всё правильно».

«Тогда почему вы ректора графом именуете? Из лести, что ли? Я думал, у главы рода титул выше, и тут как с тем Гагариным, что в царской канцелярии дежурил. Но глава их рода тоже граф».

«А кто тебе сказал, что накопленные „запасные“ титулы должны быть обязательно младше? Могут быть и равные. Подмял когда-то род под себя три графства, но при этом прав претендовать на более высокий титул для главы не получил. Один носит сам, два отдал старшим сыновьям. По документам они все титулуются по-разному, а в обыденной обстановке просто по титулу и фамилии».

«Ага, например, Вася Пупкин, граф Заболоцкий, Ваня Пупкин, граф Заречный и Коля Пупкин, граф Залесский, но без официоза все трое — „граф Пупкин“, так примерно?»