– Но вы же не обещали не пить вина. Женщины жалуются на своих мужей, а мне и сказать им нечего… почтителен, деятелен, добр и благороден. О, если бы вы хотя бы пили, мне было бы о чем с ними поговорить.

Лин Ху все еще не понимал, шутит она или нет, но решил не продолжать тему.

– Ну вот, даже тут с вами не поссоришься.

– Я могу осуждать еду, – предложил Лин Ху. Сяо Тун обернулась, посмотрела удивленно.

– Это отличная еда, – возразила она. – Вы просто еще не привыкли к ней.

Они демонстративно поспорили о том, что приходится есть сейчас и как вкусно было раньше. Лин Ху не хотелось спорить, да и есть не хотелось, но свою миску он принял с благодарностью, вслух посетовав на то, что все это нечем заесть.

Они и раньше жили в хижине с тонкими стенами, теперь у них и вовсе не было стен. Конечно, за ними постоянно наблюдали, прислушивались. Вероятнее всего, они казались соседям странными. Семьи так не живут. Теперь они поменялись местами: Лин Ху знал, как вести себя во дворце, а Сяо Тун – в рыбацкой деревне. И как у девушки плохо получалось соблюдать дворцовый этикет, так Лин Ху не понимал, что нужно делать здесь. Пользовался ее подсказками, но понимал, что получается у них все хуже и хуже. Они были друг другу ближе, чем супруги, и все же не могли вести себя как муж и жена. Нужно было уходить и отсюда, иначе местные не только догадаются, в чем дело, но и сдадут их властям, едва прознают о том, что те совершили. Нападение на императорский дворец – ужасное преступление. Они должны были позволить убить себя.

Лин Ху должен был много есть. Шэвей тянул из него силы. Оружие не смогли уничтожить, но его до сих пор нельзя было беспокоить. Шэвей восстанавливался из кучи мусора обратно в змея, и на это требовалось очень много времени. Их мечи, в том числе фамильный меч клана Тьен, остались во дворце. Лин Ху думал, под каким именем его могут разыскивать. Если как одного из клана Тьен, то к поискам наверняка присоединился бы и разъяренный отец. Да и брат, скорее всего, его бы не понял.

Но все это меркло по сравнению с судьбой Фа Ханга. Возможно, его убили там, на месте, каким-то очень сильным заклинанием. Если бы они знали это точно, сейчас было бы не так тяжело.

Хотя и наступил сезон лися[10], ночами все еще было холодно. Особенно вблизи моря, в доме без стен. Лин Ху старался ремонтировать хижину днем, но чинить ее без магии значило тратить много времени. Он восстановил две стены из четырех, но это было уже лучше, чем спать на ветру. Ночами оба просыпались, если слышали рядом чьи-либо шаги. Иногда сюда забредали пьяницы или влюбленные. Их никогда не пытались ограбить или убить, но заклинатели боялись не этого. Они опасались, что могут убить нападавшего, и тогда точно пришлось бы бежать.

– Может быть, он и сам нас ищет? – предположила Сяо Тун. – Все-таки небожители не всесильны.

Лин Ху лежал к ней спиной. Костер все еще горел, но тепло от него уже почти не ощущалось. Сяо Тун зевнула и позвала:

– Иди сюда. Ты так замерзнешь.

Лин Ху неловко забрался под одеяло, под которым было теплее. Они и раньше так спали. Но втроем, и сейчас им стало так уныло и печально, что он начисто покинул их.

Фа Ханг не знал, о чем они думают, но, глядя, как его друзья греются под одним одеялом, он остро осознал, что его там нет. Он сам за это время стал почти неотличим от грязи. Заросший, лохматый. Тело ниже плеч запечатано в камне. Сначала было тяжело, потом он привык.

Ван Хайфен держал перед лицом Фа Ханга медное блюдо и показывал ему жизнь друзей. Ван Хайфен пришел впервые после приговора и после того, как Фа Ханга заперли тут. Бывший заклинатель даже был ему благодарен: он узнал, что его друзья выбрались из того кошмара живыми, что они вместе и у них всё в порядке. Фа Ханг не понимал, зачем враг это показывает.

– Дао Тиан тоже наказана, но заперта в своем дворце. Ее выпустят через некоторое время – вряд ли кто-то справится с ее работой, – продолжил Ван Хайфен, переворачивая поднос отражением к себе. – Уже сейчас с погодой бардак. Твои друзья вынуждены ночевать под открытым небом, потому что совсем недавно прошел шторм. Но он не планировался. Думаю, ее помилуют. Она все равно не знает, где ты.

– Зачем ты говоришь мне это? – спросил Фа Ханг. – Я думал, что мы враги… Но мне легче от твоих слов.

Ван Хайфен наклонился и сел рядом. Вот бы он оставил блюдо здесь…

– Ты думаешь, я пришел радовать тебя? – задумчиво произнес Ван Хайфен.

– Я не знаю, зачем ты пришел. Но я благодарен тебе, что показал их. Теперь мне легче. С ними все хорошо… – негромко ответил Фа Ханг, но он уже начал понимать, что ничего хорошего не происходит. И все же… Ван Хайфен был другом тому, кто сидел внутри Фа Ханга. Он ощущал себя здесь в безопасности: бога из него уже не вытащат, но и убивать незачем. Он думал, что Ван Хайфен пришел просто поговорить со старым товарищем и начал с такого вот жеста – показал Фа Хангу, что с его близкими друзьями всё в порядке.

– Я понимаю твою привязанность к ним, – продолжил небожитель. – Я уже говорил твоему другу… Вэй Юшенг был для меня таким же близким. Раньше богов войны было двое: я и мой родной брат. Я был счастлив, а брат скрупулезно подсчитывал, кого из нас почитают больше. Страшна зависть человеческая, но зависть небожителя страшнее. Вэй Юшенг встал на мою сторону, когда все от меня отвернулись. Помог доказать, что брат оболгал меня. Но это было лишь начало пути, не так ли, друг?

Ван Хайфен улыбался. Небожитель, которого они боялись, с которым так страшно было встретиться, улыбался Фа Хангу. Тот смотрел на него удивленно, но тоже без злобы. Ему хотелось, чтобы так все и было – пусть он заперт, зато его близкие в безопасности. Зато небожитель, который был их врагом, сейчас так тепло разговаривал с ним. Но внутри Фа Ханга ничего не отозвалось, голос давно уже молчал, и Фа Ханг думал, что его подавили одновременно с запечатыванием. Но Ван Хайфен, кажется, не знал этого. Он продолжал говорить и с Фа Хангом, и со своим другом одновременно, словно они лежали тут оба.

– Ты похож на него. С возрастом все больше. Ты вряд ли это знаешь, но сейчас ты на голову выше своего отца и на две – матери. Черты лица тоже очень похожи… Возможно, когда ты возродишься и перестанешь делать такое детское и глупое лицо, сходство станет абсолютным.

– Но я не смогу возродиться. – Фа Ханг говорил так, словно извинялся. Словно проникся бедой этого бога, и теперь было неловко, что не сможет дать то, чего тот хотел бы. – Я слышал его голос раньше. Некоторое время, недолго. Мы говорили с ним. Я ощущал его присутствие внутри себя. Но с того момента как меня заперли, я больше не слышу и не чувствую его. Простите, но я думаю, что его тоже запечатали. Он не вернется. Как и я не смогу выбраться из-под этой тяжести.

Ван Хайфен усмехнулся грустно и тут же попытался скрыть эту улыбку.

– Ты что, извиняешься? Ты? Извиняешься? Ты думаешь, у меня не получится его вернуть? Эй, не смей меня жалеть!

Фа Ханг был готов, что его ударят, столько злости появилось на лице небожителя. Но тот быстро взял себя в руки.

– Я тут не за тем, чтобы вспоминать прошлое или радовать тебя. Я долго искал это место. Я торопился. Люди живут очень мало. Я боялся, что, пока ищу тебя, умрут все, кто тебе дорог. Я ведь выбирал между ними, твоей школой и твоей семьей. Семьей и этими двумя, если точнее. Вряд ли ты скучал по Ланфэн. С семьей было бы проще, но ты так давно их не видел, что и имена позабыл, наверное. Вэй Юшенг никогда особо не скучал по своей семье. Зато очень ценил соратников. Они – твои соратники… Да, вот теперь у тебя выражение лица больше похоже на его.

– Они ни в чем не виноваты, – медленно проговорил Фа Ханг, пытаясь очень внятно донести эту мысль. – Они ничего тебе не сделали. Ты не должен их трогать. Тебе ведь нужен был я – я здесь. Я никуда не убегу.

– Ты? – бросил Ван Хайфен презрительно. – Нет. Ты мне не нужен. Ты прав, его запечатали так же, как и тебя. Но он не пропал. Ничто в этом мире не пропадает. Но сейчас он настолько далеко, что нужно заново его вытаскивать. Понемногу. Возможно, эти двое его не вытянут. Что ж, у тебя останется семья и школа.