— В Америке за это огонь на поражение открывают, — сказал я. — Считается, что, если человек не остановился па сигнал полицейского, значит, у него в багажнике в лучшем случае мешок кокаина, а в худшем — пара трупов.
Володя мне не поверил. Но моим тогдашним рассказам о жизни на Западе не верил вообще никто. «Не может такого быть», — говорили мне, например, на сообщение о том, что за неподстриженный возле собственного дома газон могут оштрафовать, а за уклонение от уплаты налогов сажают в тюрьму. Мои друзья лучше меня знали, что, в отличие от постылого «совка», Америка — это страна полной и неограниченной свободы и там нет и не можст быть того абсурдного идиотизма, который является исключительной привилегией ненавистных коммуняк и построенного ими общества.
Вскоре наша компания начала потихоньку разъезжаться: кто во Францию, кто — в Германию, кто — в Канаду. Володя тоже уехал вместе со всей семьей, включая родителей, тещу, тестя, дедушку, бабушку жены и пару каких-то отдаленных теть. В Италии он за короткое время успел создать бизнес по организации туристических экскурсий для эмигрантов, а вот в Нью-Йорке как-то потерялся. Больше года работал на стройке, потом мусор убирал в еврейском центре. Мы общались урывками, но окончательно отношения никогда не прерывались. О моих советах сидеть в Москве и никуда не рыпаться я старался ему не напоминать. Был уверен, что он и сам о них помнит.
Однажды Володя позвонил и пригласил нас с Татьяной на новоселье. Сказал, что переезжает в дом нa Лонг Айленде и поэтому заедет за пами на машине. Но домом его новое жилище можно было назвать только очень условно. Это был самый настоящий трехэтажный дворец — с внутренним олимпийским бассейном, каминами, цветными витражами, полами из черного мрамора и совершенно неописуемой итальянской мебелью. В гараже стояли две новые машины — «мерс» и «бимер». На Ларисе было «диоровское» платье и бриллиантовое колье, а сам Володя все время небрежно бросал взгляды на свой новенький «роллекс».
От меня у него секретов никогда не было, и загадка его внезапного обогащения разрешилась в тот же вечер — ещё даже первую бутылку не успели допить. Оказалось, что его старые приятели по московским кооперативам организовали поставки цветных металлов из России в Европу, а на вырученные деньги решили вложиться в американский фондовый рынок — попросту говоря, биржевых акций прикупить. Вот им и потребовался человек на западе, который мог бы оформить все на свое имя. Создать инвестиционную компанию, нанять юриста, бухгалтера, уладить формальности. Не за «спасибки», конечно, а за хорошие комиссионные. Насколько хорошие — можно было судить по лонгайлендскому особняку, машинам, колье и всему прочему.
— С банком такая умора была, — говорил Володя. — Я счет открыл и домой поехал. Подъезжаю, а меня Лариска встречает с вооот такими глазами. Оказывается, пока я ехал, из банка четыре раза звонили. Ну, перезвонил я им. «В чём дело?» — спрашиваю. Они, заикаясь, начинают вежливо так объяснять, что на мой счёт только что перевели из Италии два с половиной лимона баксов. Спрашивают, не ошибка ли? «Нет, — говорю я им, — всё правильно». А я тогда ещё на старой «Королле» ездил, и они её видели, конечно. Да и английский мой — ну, сам знаешь…
Какое-то время дела у него шли, мягко говоря, неплохо. Редкие металлы текли из Сибири в Италию нескончаемым мутным потоком. В подробности мы никогда не вдавались, но и без них было понятно, что доставались они Володипым партнерам не самым легальным образом. В России тогда все можно было взять за сущие копейки — то есть даже не по реальной советской цене, которая и так была ниже мировой, а за взятку директору данного предприятия. За десять штук «зелени» отдавали танкер нефти или несколько вагонов медной проволоки — директору ведь без разницы: добро-то ещё все государственное было, а экзотические по тем временам штатовские купюры шли прямо ему в карман. Долго, конечно, так продолжаться не могло, но на долю Володиных приятелей хватило. Вскоре директора советских предприятий-гигантов расчухали, что гораздо выгоднее будет всё это хозяйство приватизировать и гнать вагоны с танкерами на запад уже без всяких посредников. Так в передаче «Спокойной ночи, малыши» появился новый персонаж — котёнок по кличке «Ваучер».
Володя этих перемен не заметил, вел себя, как будто ничего не случилось. Но в какой-то момент из Москвы приехал организовавигий все это дело его партнер Миша и прямо заявил: «Ты живешь в моём доме, купаешься в моём бассейне, ездишь на моём «мерсе» и носишь мой «роллекс». Отдавай все обратно».
Отдавать не хотелось. Миша начал судиться, а увидев, что все оформлено в точном соответствии с американскими законами, сказал: «О детях своих подумай. А то как бы не случилось с ними чего».
— Мне повезло, — говорил мне Володя. — У меня был телефон Вазгена.
— Какого Вазгена? — спросил я, как будто это имело хоть какое-то значение.
— Ну, есть в Москве такой авторитетный мужчина. Вернеё, теперь уже был. Но не важно. Не суть. Я ему позвонил, объяснил, что если Миша меня потопит, то вместе со мной все пузыри пускать начнут. Кому это надо?
В общем, разошлись они с Мишей каким-то образом, инвестиционный фонд свой закрыли, причем очень вовремя — до того, как американская биржа рухнула. Так что Вазген вроде немало на этих акциях заработал. А Володя вскоре ещё с какими-то своими старинными друзьями-кооперативщиками основал компанию по импорту в Москву западной электроники. Телевизоры, видеомагнитофоны, музыкальные центры и всё такое прочее. Дело поставили с размахом, на широкую ногу. Реклама их фирмы одно время чуть ли не над Боровицкими воротами висела — и такие тоже были в России времена. Володя суетился день и ночь, что-то доставал, оформлял, отправлял контейнеры, принимал факсы. Вложил он в это сумму, которой мне, по его словам, на десять таких жизней, как у меня сейчас, хватило бы.
Через два года выяснилось, что ничего, кроме убытков, компания не приносит.
— Понимаешь, — объяснял мне Володя, — здесь я за все должен сразу платить, а там берут товар на реализацию, и жди потом от них денег. Даже если они честные и отдадут через полгода, мне-то здесь что в это время делать? А честных там нет. Ворюги все до единого.
После закрытия «электронной» компании Володя решил с бывшими соотечественниками дел больше не иметь. Его следующим, как он любил говорить, «проектом» было освоение недвижимости в Луизиане.
— Понимаешь, — объяснял он на полном серьезе, — там солидные люди, коренные американцы. С «Мэйфлауэра». Я покупаю огромный участок земли. Несколько гектаров. А они обеспечивают прохождение через городской совет решения о строительстве на этом пустыре многоквартирных кооперативов. Два лимончика всего положить надо, а во что они превратятся через год — сам понимаешь.
Я понимал. С тех пор прошло уже больше пяти лет. Нужного решения горсовет все ещё не принял, но, как обещают, должен принять со дня нa депь. Володины понытки выйти из дела и хотя бы просто вернуть свое, пусть и без всякой прибыли, тоже закончились ничем. Солидные партперы утверждают, что в Америке так не принято. Здесь так дела нe делаются. Здесь серьезные люди так не поступают.
Первый же юрист, к которому Володя обратился за помощью, сказал:
— Луизиана — это глубокий Юг, а на Юге особые законы. Там надо местного искать, а какой же местный согласится из своих друзей деньги выколачивать, да ещё ради какого-то еврейчика Нью-Йоркского?
Потом у Володи было ещё много всего разного, зеленого, серобуромалинового и красного. Интернетовская компания по продаже детских игрушек, китайские украшения из жемчуга и таиландские кораллы, поставки минеральной воды из Армении и обуви из Румынии. Попутно он начал опять играть на бирже — причём теперь уже не на чужие деньги, а на свои кровные. Сначала он «вложился» в российские нефтяные компании, а после дефолта 1998 года, когда все эти акции в одночасье превратились в обои, переключился на чисто американские фирмы.
