Я рассказываю ей о незваных гостях и о том, как чудом избежал верной смерти, на что Татьяна совершенно спокойно замечает:

— Ты, когда с почтой поднялся, дверь небось забыл закрыть?

— Наверное, — с несколько виноватым видом говорю я.

— Ну вот, — говорит Татьяна. — Они проходили мимо. Видят: дверь открыта. Постучали пару раз — никто не открывает. Вот они и решили заглянуть, проверить, не случилось ли чего плохого с хозяевами.

— Да, наверное, — говорю я.

— А вообще-то, — говорит Татьяна, — тут и другая причина есть.

— Какая? — говорю я.

— Я же портрет негритянки сейчас оканчиваю, — говорит Татьяна. — Поэтому они и пришли. Вот бы попозировали мне. А ты их спугнул.

— В каком смысле спугнул? — говорю я. — Они же меня чуть не убили.

— С чего ты взял? — говорит Татьяна. — Они бы просто вошли, и тогда я их тоже смогла бы нарисовать. Ты же знаешь, как мне живых натурщиков не хватает.

— Знаю, — говорю я.

— Так зачем же ты их спугнул? — говорит Татьяна.

— Никого я не спугивал, — говорю я, и в этот момент, на моё счастье, звонит телефон, давая возможность прервать эту явно ничего хорошего мне не сулящую беседу.

Обычно я в такое раннее время и к телефону тоже не подхожу, но тут приходится сделать исключение.

— Алло, — как всегда, очень солидно и уверенно говорю я. — Зернов слушает.

— Привет, Зернов, — раздается голос в трубке. — Антон Зарецкий беспокоит. Не оторвал от чего-нибудь важного?

— Оторвал, конечно, — говорю я, — но теперь-то что уж поделаешь?

— Прости, старик, — говорит Антон. — У нас тут неприятность небольшая. Ограбили нас. Ты не мог бы подъехать?

— А я тут при чём? — говорю я. — Я у вас ничего не брал.

— Естественно, — говорит Антон. — Ты что? Никто нa тебя и не думает. Просто посоветоваться с тобой хотим по одному вопросу. Мы же недалеко от тебя совсем. Возьми карсервис, я тебе деньги отдам.

— А работу мою ты тоже за меня сделаешь? — как можно сердитее говорю я. — Ну, хорошо. Сейчас буду.

Когда я приезжаю к Антону с Мариной, там уже сидит Надя Малинина. Но это, впрочем, понятно: она же по соседству с ними живёт, да и дружат они семьями, особенно с тех пор, как стали совладельцами «Эдема».

— Ну что тут у вас случилось? — говорю я, поздоровавшись со всеми, в том числе с Дашей и Розалией Францевной, которая, естественно, отвечать мне не считает ни нужным, ни хотя бы возможным.

— Ну что-что? — говорит Антон. — Как я уже говорил, ограбили нас. Забрались в дом. Ночью. Когда мы спали все. Представляешь?

— Представляю, — говорю я. — Полицию-то вызывали?

— Вызывали, — говорит Антон.

— Hу и что? — говорю я.

— А ничего, — говорит Антон. — Приехали два хряка. Таких, знаешь, что я думал, они в дверь не пройдут: специально для них дыру в стене пробивать придется. Но ничего, прошли. Бочком. Покрутились тут полчасика, понюхали и ушли. Ты, как-никак, давно здесь живешь, в Америчке этой. Может, подскажешь, чего нам дальше делать?

— Опись пропавших вещей составили? — со знанием дела говорю я, хотя это просто первое, что приходит в мою совершенио сонную голову. Кофе-то я так и оставил недопитым — с чего же головушке моей бедной теперь несонной быть?

— Нет ещё, — говорит жена Антона Марина. — Из крупных вещей ничего вроде не пропало. А мелочи ведь перебирать падо.

— Ну вот, — говорю я. — Как составите опись, опять полицию вызывайте. Искать они, конечно, ничего ис будут, но протокол составят, и вы потом всё, что у вас взяли, с налогов списать сможете. Если у вас, конечно, квитанции о покупке этих вещей сохранились. Чтобы их стоимость подтвердить. Правда, имейте в виду, что такие штуки сразу внимание Налоговой службы привлекают. Они, как видят, что украденные вещи списаны, тут же начинают всю декларацию шерстить. Да сше и за предыдущие годы всё поднять могут. Особенно если ещё что подозрительное найдут.

— А почему ты думаешь, что полиция искать ничего не станет? — говорит Марина.

— Я не думаю, — говорю я. — Я знаю. Когда в городе почти две тысячи человек в год мочат, а изнасилования, драки, наркоманов и прочее добро даже считать давно бросили, кто же какими-то бирюльками заниматься будет? Они и раньше ворованного никогда не искали, а сейчас тем более. Сейчас все силы на борьбу с террористами брошены. К тому же Ирак вот-вот в нас бомбой с чумой пульнёт. Не до воров стране, сами понимать должны.

— Как ни странно, но Лёша прав, — вдруг подаёт голос Надя. — От полиции действительно толку никакого. Одни только неприятности.

— А ты откуда знаешь? — говорит Антон.

— Ну, у нас тут тоже история одна уже искоторое врсмя тянется, — говорит Надя. — Мы не хотели рассказывать, чтобы никому голову не морочить. У каждого же своих радостей в жизни выше крыши. .

— Что, тоже ограбили? — говорит Марина.

— Нет, — говорит Надя, — хуже. К Катьке прицепились две девчонки какие-то. То ли наркоманки, то ли хулиганки просто. Одна вообще беременная уже. По крайней мере, она так говорит. Короче, они её сначала в школе терроризировали.

— Как? — говорю я, потому что школа эта — та самая, где я теперь работаю.

— Ну, знаешь, — говорит Надя, — Катька же полненькая у нас такая. Вот они её и дразнили. Жирной свиньей называли или ещё там как-нибудь. А потом им очень не нравится, что она с Лероем встречается.

— Почему? — говорю я.

— Ну как почему? — говорит Надя. — Кому же это понравиться может? Я тоже, например, не в восторге от того, что моя единственная дочь с неграми путается, но я же к ней с кулаками не лезу.

— А они что, лезут? — говорю я.

— Да, — говорит Надя. — А недавно, когда Катя одна дома была, прямо в дверь к нам позвонили — вроде отношения выяснять звали. Она на крыльцо вышла, чтобы сказать, что никуда с ними не пойдёт, а они её оттолкнули и ворвались в дом. Набезобразничали там, кухню кетчупом залили, солью засыпали. Дверь в Катькину спальню ногой прошибли — теперь дыра в ней. Тут ведь знаете как — даже в хороших домах всё фанерное. Ткнёшь один раз — и всё развалится.

— Украли что-нибудь? — говорит Антон.

— Да мелочь всякую, — говорит Надя. — Духи Катькины и дневник.

— Какой дневник? — говорю я. — Тут в школе дневников нет.

— Нет, личный, — говорит Надя. — Тот, в который она всё про свою личную жизнь записывает и на ключ от всех запирает. Это для неё, конечно, большая потеря. Да, и ещё, пока она за ними по всему дому гонялась, ногой где-то так ударилась, что большой палец себе сломала. Теперь в гипсе ходит.

— Да, я видел, — говорю я. — Но когда я спросил её, опа сказала, что на съемках новой серии «Mission: Impossible» была, и Том Круз ей там ногу отдавил. Так она же вроде на него в суд подавать собиралась?

— Это я её научила так всем в школе говорить, — говорит Надя. — Чтобы не приставали. Короче, когда это случилось всё, я в «Эдеме» была. Там аврал очередной произошёл, и Вадик просил меня помочь. Катя позвонила мне, голос дрожит, странный какой-то. Я сразу же почувствовала, что с ней что-то не так. У нас ведь потрясающе доверительные отношения, и она знает, что мне всё, что угодно, рассказать можно. Я всё пойму. Кроме лжи. Поэтому она и не врёт мне никогда. А тут что-то крутить начала, темнить. Ну, я бросила всё, взяла машину, помчалась домой. К моему приезду девчонок этих уже и след простыл, а Катя — от страха, что ли, — минимальный порядок навела. Вещи разбросанные по местам рассовала, кетчуп с кухонного стола вытерла. И говорит мне: «Ты только в полицию не звони. И папе ничего не рассказывай».

— Почему это? — говорю я.

— Сказала, что они пригрозили ей, — говорит Надя. — Особенно та, которая беременная. «Если, — говорит, — я окажусь в тюрьме и у меня отнимут моего ребенка, тебе не жить». Представляете?

— Ну и что ты сделала? — спрашивает Марина.

— Сначала вместе с Катькой в «Эдем» поехала, — говорит Надя. — По дороге, в машине, она хоть успокоилась немножко, рассказала мне всё. Вернее, я из неё по кусочкам маленьким вытягивала, но в итоге полная картина получилась. Потом Вадим её в больницу повёз. Они там три с половийой часа в приемном просидели, но это уже вообще отдельная история. Для другого фильма ужасов. В конце концов ей там гипс наложили, а Вадим пока с дежурным полицейским поговорил. Время уже позднее было, и не хотелось на ночь глядя ещё и в полицию ехать, но полицейский этот сказал, что обязательно в тот же день надо протокол составить. Иначе потом вообще никто этим заниматься не будет. Закурить дайте кто-нибудь.