— Нет, — говорю я.

— Ну как же? — говорит Алик. — Сначала обнаружили машину, на которой террористы в аэропорт ехали. А в ней Коран и руководство по управлению «Боинrом» на арабском языке. То есть они по дороге всё в памяти освежить решили. Типа где там какая кнопка находится. А как в самолет садиться стали, один себя по лбу хлопает и говорит: «Ой, блин, инструкцию-то мы в машине оставили. Как теперь полетим-то?» Представляешь сцену?

— Об этом сейчас уже никто не вспоминает, — пытаюсь возражать я.

— И правильно делают, — говорит Алик. — Кто же в это поверить может? А поначалу много говорили. А паспорт, который они в руинах ВТЦ нашли, помнишь?

— Какой ещё паспорт? — говорю я.

— Hy как же, — говорит Алик. — Главного из угонщиков — Мухаммеда Атты. Новенький такой паспорт. Чудесным образом уцелел, когда самолет в небоскрёб врезался. «Черные ящики», которые из специального материала делают, не нашли. Стальные конструкции, на которых «близнецы» держались, тысячеградусным огнём расплавило. А паспорту этому — ничего. Даже не обгорел ни капельки. Так, по краям только немножко. Но и фотография, и ФИО, и адрес, и подпись собственноручная — всё ясно и чётко сохранилось. Как будто специально, чтобы по телику можно было показать.

— Так об этом тоже сейчас никто уже не вспоминает, — говорю я.

— Конечно, — говорит Алик. — Они много о чём ещё не вспоминают. Например, о том, как в первые дни по всем телеканалам сообщали, что в момент терактов была отключена спутниковая система слежения НАСА. Знаешь, что это такое?

— Да, — говорю я. — Знаю.

— Ладно, я всё равно объясню, — говорит Алик, но, поскольку обижать меня ему сегодня не хочется, он добавляет: — Для других присутствующих. НАСА — Национальное космическое агентство Соединенных Штатов — имеет больше спутников, чем все остальные страны мира, вместе взятые. Эти спутники настолько мощны и там такая оптика стоит, что с них видно не только номер машины, на которой человек по дороге где-нибудь в Неваде едет, но и какую газету читает его пассажир. Допустим, бен Ладена с этих спутников не видать — он глубоко под землей спрятался. Но самолеты-то все учтены. Все до единого. Особенно те, которые в воздушном пространстве США или на подлётах к нему находятся. Это часть ПВО и одна из основных функций системы спутникового слежения. Иначе тут все летали бы, кому не лень. Теперь смотри, что получается.

Разумно обходя Димку и Игоря, Алик разливает по нашим фужерам водку. Илья пытается протестовать, но потом понимает, что это бесполезно.

— В один так прекрасно начинавшийся день с радаров, которые ведут все гражданские самолёты по их маршрутам, одновременно исчезают несколько лайнеров, — продолжает Алик. — Не планеров каких-нибудь, не дельтапланов, а полноценных «Боингов». Сначала говорили, что их одиннадцать было, потом — что восемь. Потом остановились па четырёх. Хорошо, допустим, их было четыре и, допустим, диспетчеры их действительно потеряли. Но со спутников-то почему их координаты ие смогли определить?

— Может, не успели? — говорю я.

— С первым — возможно, — говорит Алик. — Трудио поверить, но в припципе всё возможно. Растерялись там, перепугались, инструкций от начальства ждали. Всё может быть. Но между первым и вторым тараном сколько времени прошло… А потом ещё один самолёт пад Вашингтоном нарисовался. Над Белым домом покружил, потом хитрый такой маневр сделал, чтобы от двух супердупер истребителей уйти, и на Пентагон спикировал. А спутники ослепли. И у Пентагона своя система ПВО тоже, как назло, из строя вышла. Нормально?

— Ну и как ты всё это объясняешь? — говорю я, потому что все остальныс молчат.

— А никак, — говорит Алик. — В первые дни объяснение было представлено вполне рациональное: спутниковая система НАСА не сработала. Правда, тогда нам не сказали: это она сама такая умная, что в нужный момент отключается, или ей всё-таки помог кто?

— Не понимаю, к чему ты клонишь, — говорю я.

— Я и сам не понимаю, — говорит Алик. — Многого не понимаю.

— Чего ещё, например? — говорю я.

— Ну, например, как чучмеки, которые вчера только в Аравийской пустыне верблюдам хвосты крутили, без связи с диспетчерами три «Боинга» точно на цели вывели, — говорит Алик. — Каждый рейс ведь по коридору специальному на автопилоте летит, а им, значит, пришлось все компьютеры перепрограммировать.

— Так они же в лётных школах учились, — говорю я. — Это ведь доказано уже.

— Да, учились вроде, — говорит Алик. — Но в первые дни, когда всё это только всплывать начало, их инструкторы выступали и говорили, что они, типа, не очень хорошо себя там зарекомендовали. По-нашему если, то круглые двоечники они были. Полные раздолбаи. И вот эти тупицы и неучи, которые по дороге на аэродром, как ты некогда в последнюю минуту перед экзаменом, чего-то там дозубривали, выполняют в воздухе фигуры высшего пилотажа, пролетают точно над домами и врезаются в небоскрёбы в самых оптимальных точках.

— Что это значит? — говорю я.

— А это значит, что если бы они в башни эти повыше врезались, — говорит Алик, — то только верхние этажи бы и снесли. А так довольно точно, похоже, рассчитали. Калькулятором, наверное, запаслись. В общем, в сухом остатке что у нас получается? Какие-то бедуины, оказывается, могут одновременно стибрить несколько «Боингов», отключить многоэшелонную систему противовоздушной обороны США, уйти от истребителей (которыми, заметь, не погонщики верблюдов управляют, а профессионалы высочайшего класса), без связи с диспетчерами и без компьютерных программ автопилота выйти на цели в других городах и, точно рассчитав время так, чтобы СиЭнЭн успело нодтянуться, успешно выполняют боевые задачи, посильные, может быть, только для асов, которые годами тренируются и сотни часов налетать должны, прежде чем им самостоятельно штурвал крутить позволят.

— Ну хорошо, — говорю я. — Значит, ты думаешь, что это не мусульмане?

— Почему не мусульмане? — говорит Алик. — Может, и мусульмане. Только мусульманин мусульманину рознь. Босняки вон тоже мусульмане, а им Косово подарили. Тут дело, похоже, в том, что крайними надо было именно арабов назначить.

— Зачем? — говорю я.

— Шут его знает, — говорит Алик. — Знаешь, как говорится, если звезды зажигают… И вообще, если мы всё-таки усомнимся, что бедуины на такие штуки способны, то тут ещё один вопрос возникает. Не только «зачем?», но и «кто?».

— Ну и кто же? — говорю я.

— Мне не докладывали, — говорит Алик. — Эксперты, правда, утверждают, что операцию такого масштаба под силу только спецслужбам провернуть. Вот и смотри сам: после того как КГБ разгромили и всё оперативники Гусинского с Березовским охранять ломанулись, какие ещё спецслужбы на свете остались?

— Ну, не сами же они свои небоскрёбы взорвали? — говорю я уже в полном отчаянии.

— Нет, конечно, — говорит Алик. — Сами они на такие злодеяния не способны.

— Ну и кто же тогда? — говорю я.

— Не знаю, — говорит Алик. — Какие ещё спецслужбы есть, которым выгодно было бы Соединенные Штаты на арабов натравить? И которые организационно, технически и идеологически достаточно оснащены, чтобы всё это подготовить. Какие?

Ответить на этот кажущийся мне совершенно риторическим вопрос я не успеваю, потому что в разговор неожиданно вмешивается Илья.

— Интересно у тебя, Алик, получается, — говорит он. — Столько всего ты знаешь, столько всего проанализировал, а как до самой сути доходит, сразу не знаешь.

— Понимаетть, — говорит Алик, — я с годами пришел к выводу, что это самая лучшая позиция. Мне достаточно в Совке мозги промывали, чтобы я кому-то теперь верить мог. Все ведь врут. Каждый свои интересы преследует. кто-то хочет войска в новом регионе разместить, кому-то нефть чересчур дорогой кажется, кто-то под шумок этот мегатонный счёты с конкурентами сводит. Как я, сирый и убогий, могу в этом разобраться? По-моему, любой нормальный интеллигентный человек вслед за Сократом может — и даже обязан — повторить: «Я знаю только то, что я ничего не знаю». Разве нет?