Пока дирижер распекал неизвестного Данилова, мы встали так, чтобы Направник нас заметил.

— Господин Баталов! Рад видеть вас, — улыбнулся он. — А это тот юноша, о котором вы говорили?

— Да, Эдуард Францевич.

— Отлично. Приступим?

— Почему бы и нет? Николай, вам вон туда, за дирижерский пульт.

— Зачем? — Семашко начал оглядываться по сторонам.

— Вы мечтали о коллективном руководстве? Вот вам группа людей. Все — профессионалы, отлично знают свое дело. У них даже ноты есть. Уберем диктатора, это вас, господин дирижер, — я с улыбкой пожал руку подошедшему Направнику. — И вы сейчас покажете нам, что истинное народовластие не нуждается в единоначалии. Дерзайте! — и я легонько подтолкнул своего обалдевшего помощника.

— Проходите, молодой человек. Наши музыканты вас не съедят, — дирижер взял Николая под руку и буквально потащил на свое место.

Идея продемонстрировать Семашко ошибочность его представлений витала в воздухе. Не помню, от кого я услышал слова «репетиция оркестра», но фильм Феллини вспомнил сразу. Познакомиться с главным дирижером Мариинки Направником, если ты состоишь в императорском яхт-клубе, вообще не проблема, нужные люди нашлись за минуту. Эдуард Францевич — человек, чувства юмора не лишенный, шутку оценил, и вот он уже просит во всем оказывать поддержку юноше.

— Давайте сядем в сторонке, чтобы не мешать, — предложил дирижер. — Идея не нова, но мне интересно, что получится на этот раз.

— А что вы репетировали? Извините, я далек от искусства. Знакомое, но вспомнить не могу.

— «Лебединое озеро». В прошлом году Петипа предложил новую хореографию, в этом сезоне продолжили показ.

Семашко освоился удивительно быстро. Талант. Он не бросился в кавалерийскую атаку, а начал расспрашивать, кто что должен делать. Потом убеждал, что они и без руководителя неплохо справятся, раз знают свое дело хорошо. Музыканты отнеслись к делу несколько скептически, но решили попробовать.

Блин, у меня даже голова закружилась от такой какофонии. Зато Направник хохотал как ребенок. Я бы, наверное, тоже смеялся, если бы понимал, в чем дело. Эдуард Францевич вскочил на ноги и успокоил оркестр и покрасневшего Семашко.

— Спасибо, очень хорошо получилось, — сказал дирижер. — Если заведется еще кто-то похожий, приводите. На такие представления билеты продавать можно.

Всю дорогу назад Николай дулся. Обвинял меня, что выставил его на посмешище. Мол, он вовсе не это имел в виду и всякое такое.

— То, или другое, но в следующий раз, когда услышите о коллективном руководстве, вспомните этот случай. Отдохнули? За работу, товарищи! — засмеялся я, а Семашко скривился, будто лимон съел, услышав революционное обращение.

Встреча Агнесс с Лизой прошла вполне спокойно. По крайней мере, так сказала мне невеста. Сидели, говорили, обедали, пили чай, ели пирожные, играли с малышом. Потом Великая княгиня надарила кучу подарочков, где среди всякой мелочи обнаружился и браслетик. Милая вещица из белого и красного золота с бриллиантиками и изумрудиками. Мелькнула даже мысль позвать Семашко, тот бы сразу оценил, сколько человек и в течение какого времени можно прокормить за такое. Пора вводить унифицированную единицу, предположим, сто едоков в год. Назовем ее по фамилии помощника. Хорошо будет озвучивать цены. Допустим, яхта стоит восемь мегасемашек. А особняк — двенадцать.

Но аристократические посиделки оказались сущей мелочью по сравнению с процедурой перехода Агнесс в православие. Ей сразу выдвинули кучу требований, которые она тщательно записала, а потом показала мне. Да тут от одних постов загнуться можно! А если еще и читать все молитвы, то легче мне стать католиком. Или вовсе в буддисты перейдем, там вроде никаких особых обрядов не надо соблюдать. А ведь люди сейчас простые: сказал священник сто раз прочитать «Отче наш» и триста раз «Богородице, дево, радуйся», и ни у кого фантазии не хватит просто сказать, что всё готово. Будут читать, а если со счета собьются, заново начнут. Насчет последнего не уверен, но не удивлюсь, если так и есть.

Я вспомнил рассказ одной дамы, которая уехала в Израиль с мужем-евреем. Там она выяснила, что ортодоксальные иудеи пользуются какими-то неимоверными льготами, и решила сменить религию. Началось с требования поставить два отдельных холодильника, чтобы мясные и молочные продукты не контактировали. Потом подключился раввин, который мог зайти в любое время и проверить, соблюдает ли женщина все предписанные Пятикнижием ограничения. А их там, мягко говоря, очень много. Она выдержала почти неделю, а потом спросила, за что ей такое, ведь знакомым евреям достаточно устного заявления. Раввин сказал, что за них отмучились их предки, а за русскую бабу никто не страдал. Короче, та дама осталась православной.

Надо искать каких-нибудь исполнителей попроще, которые не станут превращать жизнь Агнесс в ад. Найти, что ли, Иоанна Кронштадтского? Говорят, он охотно принимает благотворительную помощь. Наверняка и ускоренный курс православия организовать сможет, если ситуацию объяснить. Решено. Нормальные герои всегда идут в обход.

Внезапный визит его императорского величества случился точно в назначенное время. Самодержец прибыл практически без свиты. Так, человек двадцать охраны, репортеров и разного вида лакеев суетились вокруг, впрочем, не создавая особого ажиотажа. Премьер Дурново в это число не входил, он отдельной строкой шел. Конвойцы образовали подобие живого коридора, по которому венценосец и прошел в выделенные нам с барского плеча закутки Мариинского дворца.

Ради встречи Николай Васильевич отставил свою трость, и сейчас стоял, поддерживаемый корсетом. По мне, не стоило лишать себя точки опоры, но начальник тут Склифосовский.

Император был настроен доброжелательно. Никого даже казнить не приказал в первую минуту. Поприветствовал сотрудников, допущенных для встречи, возле некоторых остановился и спросил какую-то малозначащую фигню. Высочайшего общения удостоился и Семашко. На вопрос «А вы кем здесь служите?» бодро доложил, что в настоящее время он мой личный помощник, обучался медицине, но по глупости курс не закончил. Лозунгов о всеобщем равенстве не выкрикивал, с воплями «Смерть тирану!» и со столовым ножом наперевес не бросался. Удостоился кивка и заверений, что молод и обязательно доучится. Ума, что ли, стал мой помощник набираться?

В кабинете у Склифосовского царь соизволил обратить внимание на утыканную разноцветными флажками громадную карту империи.

— Что это у вас? — соблаговолил полюбопытствовать владелец земли русской.

— Булавками с зелеными головками отмечены места, где мы успели развернуть пастеровские станции, Ваше Императорское величество, — ответил министр — Красные — это эпидемии сифилиса. Синие — чахотки.

— Очень любопытно! Так сразу видна вся картина заболевания в империи, — Николай подошел к карте ближе. — Выходит, что хуже всего дела с эпидемиями обстоят в Херсонской, Таврической и Московской губерниях?

— И в Ферганской области, — добавил я. — В русской Азии совсем плохо с медициной, Ваше Императорское Величество.

— Можно обращаться «Государь», мы здесь в тесном кругу, думаю, ничего страшного не случится, — улыбнулся самодержец.

— Благодарю, государь. Это большая честь для нас, — попытался поклониться Склифосовский, но тут корсет подвел, и Николай Васильевич застонал, замерев в нижней части упражнения.

— Что с вами? — участливо спросил царь.

— Прострел, — ответил я. — Движения в позвоночнике рекомендуется ограничить.

— В таком случае разрешаю вам сидеть в моем присутствии. Негоже, что наш министр здравоохранения сам страдает от болезни. Вы, однако, проделали большую работу. А мне докладывали, что у ведомства совершенно ничтожное финансирование, едва хватает на самое необходимое.

Мы со Склифосовским переглянулись. Война с Дурново за бюджет министерства, за новое здание шла ни на жизнь, а на смерть. Но вот так топить его при всех?