— Ну что ж, — сказал я, надевая через плечо планшет, — бежать мне некуда, значит, надо действовать на опережение

Эдику было поручено осмотреть хвост поезда. Задание, в общем-то не сложное, вагоны сплошной плацкарт, купейные были в голове состава.

Он, неспеша прошелся по вагонам вглядываясь в молодых мужчин (20–25 лет, рост выше среднего, волосы темные, короткие, глаза серые, особых примет не имеется, как указывалось в ориентировке). Никого похожего на искомого супчика не обнаружилось.

Оп-па, последний вагон оказался «спальным». Неприятно, придется заглядывать во все купе, типа, ошибся.

Заглянуть, однако ж не вышло. Едва Эдик переступил порог тамбура, дорогу ему преградила проводница. Эффектная, надо сказать, женщина.

— Куда? — поинтересовалась она.

Эдик остановился, с интересом разглядывая её.

— Кореша ищу, — доверительно сообщил он, — где-то здесь едет.

— Нет здесь твоих корешей, — бескомпромиссно сообщила проводница. — Давай разворачивайся, топай, как у вас говорят, до хазы! Шляются тут всякие, а потом у людей вещи пропадают.

Чего это она так кипешует? — удивился Эдик. Прикид у него был вполне приличный, типа, тихим фраером подъехал. Для вояжа в столицу солнечного Азербайджана он надел выходные, темно-серые шкары-клеш, из английской материи, пошитые у козырного Махачкалинского портного Яши Шпильмана за сто пятьдесят два рубля, бежевую нейлоновую рубашку прямиком из Японии, вычищенные (как уверял Шпильман, английские) колеса сияли, как у кота яйца. Морда, правда, малость покоцанная, ну так шрамы украшают мужчину. К тому же, почти все проводники поезда Баку — Ростов были куплены жуликами Северного Кавказа с того самого дня, когда он стал курсировать на этом участке дороги. Ах да, вагон-то пристяжной, тетка видать из Питера, не въезжает в обстановку.

— Мадам, — вежливо сказал Грек, разглядывая выдающиеся стати собеседницы, — меня несколько удивляет ваша ажитация, и довольно обидные ваши слова проистекают из уст такой роскошной женщины, мечты поэта. Что вас так насторожило в моей располагающей внешности?

И тут он увидел, что из дальнего купе вышел парень и направился прямо к ним. Одного взгляда Эдику хватило, чтобы опознать фраера с листовки, зрительная память у него была прекрасная.

Парень, меж тем, поравнялся с ними, поздоровался с проводницей, та разулыбалась в ответ.

— Разрешите? — обратился он к Эдику. Тот посторонился, и парень вышел в тамбур. Грек для виду, перекинулся с проводницей, заметно смягчившейся после его льстивых речей, парой незначащих фраз, кинул цветистый комплимент и поспешил за фраерком. На ходу обдумывая мысль, что к этой козырной биксе стоит подкатить яйца.

Выйдя из тамбура, Грек увидел парнишку уже в другом конце вагона. В ресторан наверно собрался, рассудил Эдик поспешая следом. Заскочил в тамбур и чуть не налетел на него.

Фраер стоял и нахально улыбался, рядом была, невесть откуда взявшаяся, рыжая девка. Смазливая, но на взгляд Эдика шибко тощая. Эта парочка явно его поджидала.

— Привет! — сказал фраер и Грек увидел, направленный ему прямо в лицо, ствол маленького, черного, будто игрушечного пистолетика.

Щелкнуло. Болезненный укол в шею и мир опрокинулся.

Я подхватил парня под мышки и прислонил к стене, чтоб не упал. Ева положила ладонь ему на лоб и замерла секунд на двадцать.

— Ясно, — сказала она, убирая руку. — Эдуард Греков, кличка Грек… кстати, он и на самом деле грек по национальности, фамилию дали в детдоме… вор-карманник, возраст — девятнадцать лет. В поезде их пятеро. Цель — воровские гастроли в Баку. Получили дополнительное задание, при нахождении тебя в поезде, сообщить местному криминальному авторитету.

Она извлекла из нагрудного кармана его рубашки сложенный вдвое листок и передала мне.

Развернув, я узрел свою физиономию. Качество неважное, но как видим, опознать вполне возможно.

— Что будем делать, выкинем его из поезда? — поинтересовалась фея, — как кота?

— Дал же бог, такую жестокую напарницу, — усмехнулся я, — остальных четверых тоже выкинешь?

Она развела руками.

— Алягер-ком-алягер…

— На войне, как на войне, — перевел Кир и добавил, — умничает.

— Брысь, морда рыжая!

— От такой слышу!

— Это и будет палево, — подвел я итог, — всем заинтересованным лицом сразу станет ясно, что я в этом поезде был. Поступим по-другому, как всегда, — я достал инъектор, — превратим врага в друга.

С Эдиком мы расстались лепшими корешами. Я заяснил ему, что Кацо ссучился и лег под ГБ. Что с гэбэшниками у меня терки, и они меня ищут, но не хотят светиться и действуют, через братву. Что никакого общака я не брал — это сучий навет, чтоб натравить босоту на честного бродягу.

— Кто ты по масти? — спрашивал Грек, потирая саднящую после инъекции шею. Я отвечал, что по масти я «один на льдине», но воровских традиций придерживаюсь с должным уважением и на легавых никогда не пахал. Домушничал в Питере и обнес хату одного сытного бобра-цеховика, а барыга оказался повязан с какой-то шишкой из Комитета. Вот гэбисты по беспределу и запустили парашу, что я скрысятничал воровские деньги, чтоб свои же меня и кокнули.

Эдик слушал пургу, которую я ему загонял и кивал с понятием. Прямая инъекция наноботов, взаимодействуя с нейротоксином от иглы, действует кумулятивно — за пару минут достигается полный контроль над разумом реципиента. Так что внимал он каждому моему слову, как божьему откровению.

— Падлой буду, Гриня, если выдам тебя, чтоб мне сдохнуть! (обязательно сдохнешь, — промурчал Кир, — с этим у нас не заржавеет). Он пообещал разузнать всё на мой счет, среди братвы и попросил не выходить из купе до самого Баку, не дай боже, кто-то из его корешей увидит меня и опознает — придется их убить. И на перроне, как-нибудь замаскироваться — вдруг меня и там искать будут.

— Замаскируюсь, — пообещал я, мама родная не узнает.

— Как мне найти тебя? — спросил он.

— Я сам найду тебя, Эдик, — сказал я и мы разошлись.

Что я знаю про Баку?

Первое — там есть нефтепромыслы и пахнет нефтью, когда ветер дует с их стороны. А промыслы там со всех сторон.

Второе — двадцать шесть Бакинских комиссаров.

Третье — Девичья башня и Старая крепость. Ну и Каспийское море, разумеется.

Через плечо у меня была моя спортивная сумка, обе руки оттягивали саквояжи Лейлы.

Да уж, благословенные сумки на колесиках изобретут только в семьдесят четвертом году.

Несмотря на ранний час, по всему огромному залу сновали люди, без устали хлопали узкими, будто обрезанными, крыльями автоматические справочные установки, монотонно и неразборчиво бубнил динамик диспетчера.

Лейла отправилась к телефону-автомату, звонить отцу, а я, как обычно прошел в автоматическую камеру хранения. Здесь было тихо, аккуратно пронумерованные ячейки поблескивали матово-черными рукоятками электронных устройств. Нашел свободную, сгрузил бабло, набрал шифр. Шифр у меня всегда от первого моего номера мессенджера ICQ (легендарной «аськи»)

Зашел в туалет, справил нужду и мо́я руки, оглядел себя в зеркале. Красаве́ц, ни дать не взять: отросшая еще больше щетина превратилась в аккуратную бородку с усами, на носу модные дымчатые очки, на голове бейсболка. Настоящий азербайджанский художник. Не знаю, как мама, но Лейла меня узнала, только когда я к ней обратился по имени.

Потное лицо приятно обдувал легкий, прохладный ветерок подземелья.

Страшно было подниматься наверх. Что там врал Лев Маркович, о том, что в прибрежном городе никогда не бывает душно?

Здесь было не душно, здесь было знойно.

Город плавал в желтом зное.

Зной был тягуч, как восточная музыка. Расплавленное небо затопило горизонт. Солнце обесцветило все краски. Листва деревьев, крыши, и стены, мостовые и море стали белесыми, как в старых цветных фильмах.