Мы вышли на Привокзальную площадь.

С учетом того, Баку представляет собой этакий амфитеатр спускающийся к Каспию, вокзальный комплекс расположен на трех нисходящих уровнях: маленькая площадь перед входом с тройной аркой, ниже «Кольцо» с многочисленными такси и частниками, и еще ниже Привокзальная площадь, по краям которой располагались автобусные и трамвайные остановки.

Лейла сказала, что папа всячески навязывал служебную машину, но ей нравится ездить на трамвае.

Здорово, конечно, подумал я, когда кто-то таскает твои чемоданы, можно и на трамвае покататься.

Трамвай ехал медленно, дребезжа всеми своими сочленениями. Двери не закрывались. Народ входил и выходил, где угодно и как кому вздумается. Из-за яростного лязга колес говорить было невозможно, поэтому я просто пялился по сторонам. Сзади остался Вокзальный комплекс, кстати, очень красивый, в восточном стиле, Тифлисский и Сабучинский вокзалы. А впереди синело море. Тротуары были полны народу. Вывески магазинов на двух языках. Чурек — хлеб… Ашя хана — галантерея… бакалавун — бакалея.

К моему удивлению, вся дорога не заняла и десяти минут. Мы сошли у фундаментального здания Управления Азербайджанской железной дороги. Серой «сталинки» с мощными колонами.

Вошли внутрь. Лейла сказала пожилому вахтеру в железнодорожной форме что-то по-азербайджански и тот подобострастно взял под козырек и приютил её чемоданы и мою сумку.

Поднялись на третий этаж прошли через холл, застланный ковровой дорожкой, вошли в приемную, на двери которой была табличка с двойной надписью на русском и азербайджанском.

По-русски: начальник Азербайджанской железной дороги, Багиров А. М.

Огромная приемная, несмотря на утренний час, уже была полна посетителей. Увидев Лейлу, секретарша радостно залепетала на азербайджанском из чего я вычленил подобострастное: Лейла Абас-кызы и позвонила шефу. Выслушала ответ и закивала, заходи, мол.

— Посиди пока, — сказала мне Лейла и зашла в кабинет.

Я оглянулся, все стулья были заняты и остался стоять, опираясь о кадку с каким-то экзотическим деревом.

Вышла она минут через пятнадцать и поманила меня к себе.

— Папа сильно интересуется нашими с тобой отношениями. Сказать, как есть — нельзя — не поверит. В общем, я объяснила, что мы познакомились в Ленинграде, в компании общих знакомых. Там я раздала указания, они подтвердят. Понимаешь… любого мужчину, возникшего рядом со мною, родители воспринимают, как жениха.

— Хорошо, — заверил я её, — скажу, что женат и пятеро детей.

— Не придуривайся, — попросила Лейла, — я не виновата, что у нас такие нравы. Ладно, иди, я здесь подожду… — и на мой удивленный взгляд пояснила, — мужской разговор.

Я прошел через тамбур, открыл ещё одну массивную дверь и очутился в просторном кабинете. Кабинет как кабинет. Меньше приемной, меньше баскетбольной площадки. Портреты основоположников марксизма-ленинизма, плюс Брежнев. Шкафы с книгами, непременным полным собранием сочинений Ленина. Полки с какими-то кубками, переходящие красные знамена за победу в социалистическом соревновании и т.д. Огромная карта Кавказа на стене. На отдельном столике ряд правительственных телефонов.

За большим пустым столом, в виде буквы «Т» сияющим глянцевой полировкой, вдоль которого стояли кожаные кресла, сидел начальник дороги.

Папа Лейлы, Аббас Мамедович Багиров, как и положено восточному вельможе, внешность имел начальственную: волевое лицо с зачесанными назад, тронутыми сединой, волосами, генеральская железнодорожная форма с четырьмя властными звездочками на обшлагах кителя.

При моем появлении, он демократично встал и вышел из-за стола, указал мне на кресло и расположился рядом, в таком же бархатном кресле. Легко перешел на «ты».

— Лолочка рассказала, что ты смог помочь ей справиться с приступом мигрени, как это случилось? — он говорил по-русски почти правильно, с бархатным южным акцентом.

— Ну… понимаете… я чувствую боль… и могу её убрать.

— Понимаю… — перебил он меня. — Галочка, мать Лолы всю жизнь этим страдает… и Лоле предалось… поможешь? Другом стану, всё для тебя сделаю. Поможешь, да?

— Помогу, — постарался, как можно вымученее кивнуть я, — но умоляю вас, Аббас Мамедович, про это никому! Меня в Ленинграде замучили, я отдохнуть приехал.

— Мамой клянусь, дорогой, никто не узнает! Поедем лечиться, да?

Я развел руками, типа, покоряюсь диктату.

Он снял трубку телефона.

— Уезжаю… срочные дела… всё отменяется до завтра. Суббота? Значит до понедельника. Всё, дорогой, не могу говорить, много дела…

Жили Багировы в элитном доме для железнодорожного начальства.

Аббас Мамед оглы ходил в начальниках дороги уже двадцатый год. Кроме того, был он и депутатом Верховного совета, и делегатом партийных съездов, и членом республиканского ЦК. Короче, и швец и жнец и на дуде игрец.

Удивительно несмотря на то, что внизу сидел вахтер, все двери на лестничных клетках были стальные, массивные, заботливо покрытые масляной краской, дабы уберечь не только от взломщиков, но и от коррозии. Оставалось только гадать, поднимаясь по лестнице, какие сокровища прячутся в этих сейфах.

К двери была припаяна медная визитная карточка с инициалами и фамилией хозяина. На звонок открыла домработница, шустрая полная армянка с живыми черными глазами.

Просторный холл вел в гостиную, выглядящую как пещера графа Монте-Кристо. Нежным розовым блеском сияли на полированной подставке каминные часы, большие и витиеватые, как торт на юбилейном обеде. Черные резные стулья, обитые красной кожей, и такое же кресло окружали столик. А позолоченная лампа на столике возвышалась подобно кусту.

Здесь были декоративные тарелки, чеканные блюда, картины в роскошных рамах, тонко отреставрированные статуэтки.

Вышла хозяйка, мама Лейлы, несмотря на возраст, все еще красивая статная женщина. Стали понятны переживания Багирова, видимо он и вправду любил жену. Она была приветлива, энергична, мудра и говорила глубоким голосом с приятным акцентом, который приобретают русские за долгое время общения с нерусскими.

Вернее, она успела только поздороваться, как Лейла кинулась ей на шею.

— Мамулечка, соскучилась!

— Лолочка! — растрогалась женщина

— Как ты? — спрашивала дочь, — голова болит?

— Вчера раскалывалась, сегодня терпимо.

— Это Григорий, — представила меня Лейла. — Он экстрасенс, вылечил меня за пять минут. И тебя вылечит, мамочка!

Хозяин пригласил в гостиную. На благородных серых стенах висело несколько превосходных картин, много дорогих тарелок и старинные золоченые канделябры с хрустальными подвесками, переделанные под электричество. Стол был уставлен фруктами в старом фарфоре, хрусталем, серебряными вилочками и ножичками. На выбор, несмотря на утреннее время, было предложены шампанское и коньяк, но я отложил возлияние до появления повода праздновать.

С Багировой старшей все пошло по тому же сценарию, что и с младшей — я заряжал на этот раз вино, шептал заговоры, провел сеанс «бесконтактного массажа»…

Пока наноботы делали своё дело, я подумал, что их у меня осталось не так уж и много, а я все еще у подножия пирамиды.

— Проблема, — сообщил Кир.

— Что случилось? — встревожился я. — Не получается обезболить?

— Дело не в этом. Для снятия симптомов больная употребляла каннабис. Налицо наркотическая зависимость.

— Блять… — я чуть не ругнулся вслух, — Что можно сделать?

— Замещающая терапия в течение пятнадцати суток.

— Действуй!

— Гипофиз активируется на синтез эндорфинов и дофамина… прогресс: 20%… 50%… 70%… процесс завершен.

С Галиной Петровной внешне получилось даже эффектней, чем с Лейлой. У той случались временные приступы, а мать давно забыла, как жить без головной боли.

Когда Кир сработал, восторгу Галины не было предела. Она бросилась меня целовать, а её генерал-муж, даже не взревновал — радовался вместе с ней.