И когда я успел? Видимо сказывается накопленная усталость. Тело требует алкогольного расслабления и десятичасового сна.
— Мы во многом разные — подтвердил Босуэлл — Но в главном мы мыслим одинаково — Хуракану нужно развитие! Нужна экспансия! Вот только нам этого не позволяют… Расскажу тебе кое-что, но, чтобы осталось между нами.
— Я никому ничего не рассказываю о ВНЭКС и о наших разговоров. Я же не кретин.
— Мне почти случайно попала в руки что-то вроде доклада от рода Якобс — черновик. И черновик был написан Дугласом Якобсом, а сам доклад был адресован высшему руководству Хуракана. В своем обращении род Якобс сообщал, что их мощностей хватит, чтобы самостоятельно выращивать рыбу трилугу в своих рыбных бассейнах, равно как и моллюсков, уж не помню с каким названием.
— Я никогда не слышал о рыбе трилуге.
— Еще бы — эта рыба водится в подземных карстовых реках вокруг Хуракана — ответил Босуэлл, откидываясь на спинку кресла и расстегивая воротник синей рубашки — Рыба слепая, жрет исключительно моллюсков, неприхотлива к условиям содержания, выглядит довольно мерзко… а еще она невероятно вкусная. Я пробовал и знаю о чем говорю — вкуснее рыбы я не едал. Трилуга попадает в Хуракан благодаря разведчиком — и обычно ее доставляют живой и с уже оплодотворенной икрой в пузе. И моллюсков тоже доставляют — они вполне съедобны.
— А что мешает разводить трилугу в наших рыбных садках?
— Именно! Только вопрос надо немного изменить. Не «что», а «кто», Амос. И эти «кто-то» — высшее руководство Хуракана. Они из года в год наступают на горло любой мечте рода Якобс, попутно не позволяя им наращивать объемы производства и расширять ассортимент продукции. И из года в год Дуглас Якобс составляет новый доклад, а патриарх рода Якобс подает его куда надо… и быстро получает очередной отлуп. Но Дуглас не сдается. Вот почему я считаю, что мы с ним похожи. Мы оба верим, что наложенные на нас ограничения не приводят ни к чему хорошему. Я считаю, что мы уже второе столетие пребываем в стагнации… и я знаю, что еще через столетие не изменится ровным счетом ничего — если не действовать прямо сейчас. Вот почему я в рядах ВНЭКС.
— И ты действуешь?
— И я действую, Амос — кивнул Босуэлл — Я действую прямо сейчас. А разве незаметно? Разве мы не вместе сегодня открыли зал, куда уже завтра хлынут детишки, что будут там делать домашние задания, играть вместе с улыбчивыми девушками из партии ВНЭКС, смотреть правильные фильмы и впитывать сурверскую мудрость? Разве мы не возродили уничтоженное? Разве мы не сделали благое дело?
— А что за фильмы будут смотреть детишки? — тихо спросил я, протягивая ему пустой бокал.
— Правильные фильмы — улыбнулся Босуэлл — Интересные и правильные. Еще по коктейлю?
— Я не тороплюсь.
— Устал?
— Только тело.
Инверто одобрительно кивнул:
— Вот это правильный настрой.
— Можно спросить?
— Конечно!
— Почему запрещают внутреннюю экспансию?
— Что ты имеешь в виду, говоря это?
— Да все сразу. Почему многие помещения законсервированы, хотя их можно переоборудовать и превратить в что-то полезное. Почему нельзя выращивать рыбу трилугу? Почему высшее руководство Хуракана наступает на горло любому такому начинанию?
— Хороший вопрос… Сразу дам добрый совет — нигде и никому не говори, что руководство что-то запрещает или наступает кому-то на горло. За такие высказывания мигом очутишься в ближайшем участке, где с тобой проведут нудную и почти бесконечную воспитательную беседу. А попутно получишь пару темных пятен в своей сурверской ауре, что уничтожит твои шансы на достойную работу и сократит допуск ко многим местам. Не делай такой ошибки, сурвер. А если придется все же обсуждать опасные темы вслух, то говори наедине с кем-то как мы сейчас и убедись, что не ведется записи. Ну а если разговор не на твоей территории и с мутным сурвером, то используй обтекаемые выражения — экспансию не запрещают, а сдерживают; не блокируют, а направляют в традиционное русло…
— Я чистильщик. На руководящие должности не рвусь. И поэтому на все пятна на моей ауре мне как-то…
— Плевать?
— Можно и так сказать.
— И зря! А еще глупо! — отрезал Босуэлл.
— Глупо выражать свое честное сурверское мнение?
— Нет. Глупо давать другим власть над собой. Игнорируя правила, нарушая табу, громко крича о том, о чем и шепотом-то говорить не стоит, ты буквально добровольно оголяешь свои яйца, поливаешь их керосином и вставляешь в подожженные шипастые стальные тиски, за чью рукоять крепко держится безжалостная рука власти. Никто не любит гребаных возмутителей спокойствия — и я не люблю! От них нет толку.
— Но если все будут молчать — то, как добиться изменений? Тогда все останется как было. Никакого выращивания трилуги, никаких дополнительных помещений, никакой внутренней экспансии…
— А вот это отличный вопрос, Амос! Рад, что ты его задал. Знаешь, меня немало раздражают придурки, кто умеет лишь жаловаться на окружающую реальность, но не в состоянии при этом даже задать правильные вопросы — удовлетворенно покивав, Босуэлл бросил задумчивый и чуть пьяный взгляд на сейф вишневого цвета и сказал — Возможно стоит дать тебе почитать начало…
Ухватившись за его слова, я посмотрел на сейф с неизвестным содержимым и спросил:
— Почитать начало чего?
— Одного уже очень древнего, но крайней важного коллективного труда… Но к этому вернемся чуть погодя. А пока ответь мне, сурвер — чего ты хочешь от жизни? Каким видишь свое будущее?
У меня невольно вырвался удивленный смешок и так же на автомате я пожал плечами:
— Я никогда всерьез об этом не задумывался.
— И все же? Чего ты хочешь?
— Свободы — ответил я — Свободы выбора.
Инверто не показался мне удивленным таким ответом. Более того — сразу уточнил:
— Свободы для кого? Для общества? Для…
— Для меня — уверенно сказал я — Я хочу свободы выбора лично для меня.
— Делать что захочешь, идти куда захочешь?
— Именно так. И чтобы никто не мог чинить мне препятствия.
— Не мог… или не хотел?
— А есть разница?
— Огромная.
— Тогда мой ответ — да плевать. Главное, чтобы не мешали мне идти своей дорогой.
— Звучит так, словно ты собираешься покинуть наш славный Хуракан и отправиться в большой радиоактивный мир там наверху…
— Если захочу — да. Я хочу иметь возможность собрать вещи, кивнуть на прощание или просто послать всех нахрен и выйти наружу. Но именно выйти и со своими вещами, а не с пустыми руками и через изгнание, что равноценно смертной казни.
— Звучит максимально радикально. Даже для партии ВНЭКС.
— Знаю. Но я не пытаюсь навязать свои желания никому из ВНЭКС. Да вообще никому ничего не говорю. Просто молча зарабатываю на жизнь.
— Ты в курсе, что у нас настойчивое желание покинуть безопасный Хуракан приравнивается к легкому умопомешательству и что немалое количество сурверов закончили жизнь в палатах психбольницы на третьем уровне?
— Слышал о таком. Но никогда не верил, что это что-то большее чем просто слухи.
— Это не слухи, Амос — Инверто говорил серьезно, глядя мне в глаза поверх бокала с коктейлем — Никаких шуток. Недавно туда забрали Жерара Матвеева, продавшего все свое имущество, скупившего кое-какое снаряжение, пришедшего к КПП №1 и потребовавшего выпустить его, как сурвера, что вправе распоряжаться своей судьбой.
Про КПП №1 знал каждый ребенок — легендарный контрольно-пропускной пункт у главного входа в Хуракан. Везде так и писали — вход. Но никак не выход.
— Я не слышал о Жераре Матвееве — сказал я вслух.
— А мало кто слышал — ответил Босуэлл — Такие вещи не афишируются и общественностью остаются незамеченными. Заболел парень. Бывает. Что тут поделать? Вещи конфисковали, самого поместили на стационарное лечение. Пройдет пара лет — и на свободу выпустят совсем другого сурвера. Спокойного, работящего, не создающего никому проблем… смекаешь?
— Смекаю.