Мужской, чуть хриплый и очень довольный.
— Ну, вот и зачем ты меня столько мариновала?
Мариновала. Ты что, подберезовик, что ли?! Или подосиновик?!
Гриб-захаровик!
Уля вдруг неожиданно всхлипнула. Тебе только это от меня надо?! Вместо всхлипа получился звук, больше похожий на бульканье. Ну да. У нее все… не так. Вот так.
Она почувствовала, как за ее спиной шевельнулся Захар. На ее плечо легла его рука.
— Уля, что случилось?.. Я тебя… я тебя обидел?! Чем?!
Уля молчала. А потом шмыгнула носом. Рука Захар на ее плече сжалась сильнее.
— Уля?!
Нет, так дальше невозможно. Им надо расставить все точки над какой-то там буквой. Потому что думать о том, что все исчерпывается вот этим вот, безусловно, прекрасным — три оргазма подряд, черт возьми, это, конечно, прекрасно! — так вот, если это все, что тебе от меня надо, Захар Мелехов, то иди ты со своими оргазмами — и моими тоже, да — знаешь куда?!
И я не знаю. Но очень боюсь, что тронусь умом, если не услышу сейчас какой-то определенности.
Уля еще раз шмыгнула носом — уже сердито и на себя. И резко села.
— Постель — не место для серьезных разговоров. Если ты хочешь поговорить — давай оденемся. И поговорим.
— У меня есть встречное предложение, — после паузы раздался за ее спиной еще чуть сбитый, но уже вполне спокойный голос Захара.
Конечно. Я даже знаю, какое. Собирайся и проваливай вместе со своими разговорами, уважаемая Ульяна Романовна. До следующего раза.
Она сцепила зубы и сквозь них едва выговорила:
— Какое?
— Я пошел в душ, а потом ставить чайник и добывать чего-нибудь из холодильника. Жду тебя на кухне минут через пятнадцать. Мы же можем есть и говорить одновременно? Я голодный жутко. Эти бутерброды размером с ноготь есть невозможно.
Ты не тролль, Мелехов! Ты бесчувственное бревно!
Но Ульяна медленно кивнула. Потом слушала шорох за спиной — как Захар вставал, что-то брал и выходил из комнаты. Как потом где-то за стеной едва слышно зашумела вода.
Говорят, тебя никто не может к стенке прижать, Захар? А я возьму — и прижму. Чего бы мне это ни стоило!
***
После душа Ульяна всерьез задумалась над тем, что надеть.
Отчего-то ей казалось, что надевать теперь свой деловой костюм, да еще после всего, что только что было — как-то нелепо. А еще он измялся, пока валялся на полу. И Ульяна решительно протянула руку к висящему на крючке темно-синему махровому халату.
Я начинаю метить территорию, Захар. Как ты на это отреагируешь?
Кажется, он отреагировал положительно. Вроде бы вполне одобрительно покосился на вошедшую в кухню Ульяну, а потом приглашающе махнул в сторону стола. На нем уже расположились чайник, две чашки и несколько тарелок — мясная нарезка, сырная, оливки и хлеб.
— Тебе покрепче?
— Да.
И покрепче. И поглубже. Черт!
Ульяна села за стол, сделала обжигающий глоток чая и озадаченно уставилась на протянутый ей бутерброд.
— Извини, ничего другого нет. Признаю — не подготовился.
Уля вздохнула — и взяла бутерброд. что еще оставалось — раз уж его сделали. Опять же, есть и вправду хотелось. Уля вспомнила бутерброды размером с ноготь — и принялась жевать вполне приличного размера сэндвич, приготовленный Захаром.
Некоторое время они просто молча ели. Как будто только ради этого, собственно, они и пришли на кухню. И от этого весь Улин запал как-то… как-то стал не таким мелодраматичным, что ли.
— Итак, — Захар взял чайник и долил им в кружки чая. — О чем будем говорить?
Ульяна всерьез задумалась над этим вопросом. Теперь она была уже не так уверена, что стоит это все… вытаскивать. И говорить откровенно о своих сомнениях и страхах. А если не говорить — тогда что? Допить чай и пойти на второй круг? И опять все по новой?
— Уля…
Она вздрогнула. От того, как его большая теплая ладонь накрыла ее. Нет, так точно чокнуться можно!
— Уль, поговори со мной.
— Почему ты не взял мой номер телефона тогда, в деревне?! — выпалила Ульяна.
Захар поморщился, вздохнул, отнял руку, взял чашку и отхлебнул чая.
— Ну вот дался тебе этот номер телефона. Я же его потом все равно у Настасьи Капитоновны взял. Правда. Не у Ирины взял, а у твоей бабушки. Можешь спросить. Так какая разница — когда?
— Какая разница?! — весь этот варившийся у нее в мыслях в последнюю пару месяцев мелодраматизм снова закрутился на полную катушку. И сейчас выплеснется. — Знаешь, как это выглядело со стороны?!
— Как?
— Потрахались и разбежались! Мы занялись сексом в первые же два часа знакомства! Потом только этим и занимались еще несколько дней!
— Неправда. Мы еще на снегоходе катались. И я тебе на лыжах предлагал, а ты сама отказалась.
— А потом мы просто разошлись — каждый своим путем! — Уля уже почти кричала. — Знаешь, как это выглядит с моей стороны?! Что ты получил секс, и больше тебе от меня ничего было не надо! И сейчас, когда мы случайно снова встретились — тебе снова от меня кроме секса ничего не надо! И… — она шумно выдохнула. — И я даже не говорю, что это плохо. Мне просто надо знать. Это так? Это так, Захар?!
Уля с отвращением чувствовала, что у нее на глазах появилась влага. Фу такой быть, Ульяна Лосева! Северу за тебя стыдно!
Захар, сидящий напротив, смотрел на нее совершенно ошарашенно. Наступила вдруг какая-то странная и неожиданная тишина, и звуки в ней слышались предельно отчетливо. Вот стукнула о стол поставленная чашка. Вот Уля громко и неэстетично шмыгнула носом. Вот шаркнули по полу ножки стула, когда Захар встал.
Он подошел к ней. Ульяна еще успела разглядеть вышитой по самому низу его футболки какой-то маленький логотип — а потом Ульяну подняли за локти. Захар прижал ее к себе. И обнял.
— Слушай, я даже не подозревал, что… как это все… выглядит со стороны. Все же не так. Совершенно. Извини. Правда, извини.
Этих нескольких слов оказалось вполне достаточно, чтобы из Ули все-таки потекли слезы. Вместе с соплями. Она честно пыталась сдерживаться, потому что Захар где-то наверху совсем потерянно бормотал:
— Уль, ну ты чего… Ну не плачь… Ну пожалуйста… Ну У-у-у-уля…
Но, самое главное, рук не разжимал, обнимал. Потом погладил по голове. От этого Уля захлюпала еще сильнее.
В конце концов она, совершенно измочив на груди его футболку, успокоилась. Захар глубоко вздохнул.
— Слушай… Ну с телефоном правда глупо получилось, признаю. Знаешь, почему я так… ну так сделал?
— Почему? — икнула Ульяна.
— Я растерялся, — Захар прижался губами к ее виску. И туда заговорил. — Ну реально, я никогда вот так… У меня так в первый раз и… Я с тобой собственный рекорд побил — вот чтобы через два часа… А ну тихо, куда?! — он прижал к себе дернувшуюся Улю.
— Я не такая! — нелепо возмутилась она.
— Я знаю, что не такая, — его рука снова успокаивающе заскользила по ее голове. — Вот именно поэтому я и тупанул. Ну не было у меня никогда таких, как ты.
— Каких это — таких? — икота все никак не проходила.
Он отвел от ее уха прядь волос.
— О-бал-ден-ных.
Она не придумала ничего умнее, чем поднять к нему зареванное лицо — а пусть любуется! — и недоверчиво спросить:
— Правда?
— Правда, — Захар чмокнул ее в кончик наверняка опухшего носа. — Ты мне когда вломила — там, в кафе — я думал, что вообще не очухаюсь. Думал-думал, не знал, как к тебе теперь подступиться.
Уля слушала Захара, смотрела в серьезные серые глаза — и чувствовала, что начинает глупо улыбаться. Как та самая школьница, которую позвал в кино тот самый мальчик.
— Думал обо мне?
— Постоянно.
Чем она чувствовала, что Захар говорит правду — Уля не знала.
Но она ему верила. И замерла в его руках, такая счастливая-счастливая.
Вздохнула глубоко, подняла лицо и коснулась губам шеи
Захара. Он тоже глубоко вздохнул.
— Вот зря ты так делаешь…
Ульяна улыбнулась ему туда же в шею — а потом коснулась еще раз, но уже с языком.