— Я, честно говоря, не большой поклонник хорового пения, — Захар, между тем, уже перебрался в просторную кухонную зону, отделенную от общего пространства барной стойкой. Щелкнул кнопкой чайника. — Но, если вы хотите, могу отвезти. Отсюда до храма километров пять, наверное.
Вот только концерта хора ей не хватает!
Захар вдруг усмехнулся.
— Вы, я вижу, тоже не поклонник хорового пения. я вот волынку люблю, — Захар взял в руки лежащий на столешнице пульт — и в комнате зазвучала музыка. Это был вполне уместный сейчас хит всех времен «Last Christmas», инструментальное исполнение.
Но звучание было каким-то непривычным. Уля прислушалась, наклонив голову.
— Это волынка?
— Ага, она самая. Так как насчет чая? Или что-нибудь вроде обеда?
Уля повернулась всем корпусом к барной стойке.
— А что у нас на обед?
— Кусок телячьей корейки килограмма на полтора два часа назад был засунут в духовку. И картофель к нему в компанию. Еще есть шикарная квашеная капуста — как раз от вашей бабушки. Ну что, я вас соблазнил?
Уля почувствовала, что от этой фразы у нее стали гореть щеки. Это ведь просто про еду. Но…
Он интересный, этот Захар. Высоченный, широкоплечий, крепкий. Лицо хорошее, не изнеженное, но приятное. И дом такой…
Большой.
Господи, как там было в кино? Оценивающий взгляд! Так смотрят незамужние женщины и милиционеры. Или прокуроры? В прокуроры Уля никогда не хотела идти, хотя ее активно агитировали во время учебы. Но ее работа в государственных органах почему-то не привлекала. Уля любила, когда есть место для маневра. Что поделать, Север маленьких не рождает, а немаленьким людям надо немало места для маневра. Которого как раз в прокуратуре не очень-то много. Шаг вправо, шаг влево — ну и далее по тексту. Но, получается, она смотрит на этого Захара оценивающе. Спросить, что ли, в лоб — женат или нет?
Но вместо этого она бросила взгляд на его руки. Ни на одном из пальцев не было кольца.
— Соблазнил, — Уля услышала, что в ее голос проникла какая-то хрипотца. Кажется, Захар эту хрипотцу услышал. Или заметил взгляд, брошенный на его руки. По крайней мере, у него заметно дернулся угол рта. — Не против быть на ты?
А вслух он сказал:
— Не против. Руки мыть там, — махнул рукой. — Я накрываю на стол.
***
Они сели обедать за стол, который стоял у окна. Оно было не то, чтобы совсем французским, но большим, и белый заснеженный пейзаж — окна выходили на простиравшееся за домом поле — придавал всему какой-то особенный вкус. Уля поняла, что она благодарна маме за то, что та настояла на ее приезде сюда. Надо будет обязательно маму поблагодарить. И бабке Настасье Капитоновне Уля тоже благодарна — за то, что она оказалась дамой верующей и поющей. Потому что Уле очень нравилось быть там, где она находилась сейчас — за столом у большого окна с видом на заснеженное поле, с тарелкой вкусной еды и с мужчиной напротив. Последнее было, пожалуй, самым приятным.
Ну и что, что в одних трусах снег чистил. Он мужчина крупный.
И, наверное, горячий. Уле очень хотелось прижать ладони к щекам.
Что за мысли? Откуда они?!
Но он и в самом деле необъяснимо волновал ее, этот Захар.
Эти широченные плечи под темно-зеленой футболкой, умный взгляд, крупные руки без колец. И мясо он приготовил просто шикарное!
— Очень вкусно! — Уля сообразила, что она уже минут пять молча ест. Молча и с аппетитом. — Ты настоящий кулинар.
— Да ладно, — отмахнулся Захар. — Хороший кусок мяса трудно испортить.
Еда была такой вкусной, что Ульяна не отказалась бы от добавки. Но попросить постеснялась. Захар положил им одинаково. Если такой крупный мужчина наелся, то ей просить добавки стыдно. Она же девочка. Она же фея! Пыльца и роса.
В итоге это оказалось правильным решением — остаться без добавки. Потому что потом был еще чай, а к чаю у Захара кое-что было. Булочки. С корицей. Почти как синнабон, но только еще вкуснее. Булочки, как выяснилось, тоже изготовления Настасьи Капитоновны. На второй Ульяна сказала себе строго «Стоп».
Потому что появился реальный шанс лопнуть.
Она сидела, наблюдала за тем, как Захар убирает со стола, и вяло думала о том, что есть что-то особенное в мужчине, который занимается якобы чисто женской работой. Хотя, кто вот это вообще придумал? Про женскую и мужскую работу? Впрочем, понятно, кто, но времена-то сейчас совсем другие. В общем, в мужчине, занятом женской работой, проявляется что-то такое…
Делающее его еще более мужчиной. А в случае с Захаром — прямо даже что-то брутальное виделось в нем, когда он держал противень с мясом в руках.
— Ульяна, я выйду ненадолго.
Она лишь кивнула. Уля сидела у окна, сытая, умиротворенная, и без особых мыслей смотрела на белое и безбрежное за окном.
Как же хорошо, что она послушалась маму и приехала сюда! Надо чаще маму слушать. Может быть, и в плане перспективных знакомств мама была права…
— Ульяна, там баня протопилась. Пойдем?
Она резко обернулась. Ей не послышалось? Нет? Захар приглашает ее в баню?!
— Веник я запарил, — Захар это сказал таким тоном, будто наличие или отсутствие веника — для Ули краеугольный аргумент для принятия решения. — Простыни и полотенца приготовил.
— Эмн… — только и смогла сказать она.
— Ну не пропадать же жару? А то уже остывать начало.
И в самом деле. Не пропадать же… жару.
Ульяна потом так и не смогла себе объяснить, как она на это все согласилась. Она видит этого Захара в первый раз в жизни. Да, он сосед бабушки. Да, бабушка, видимо, его хорошо знает, и она о нем хорошего мнения — раз поручила встретить и приютить Ульяну на время своего отсутствия.
Но все же… Все же этого не вполне достаточно, чтобы идти с человеком в баню. Ведь там же надо будет раздеваться!
Причем Захару ничего странного в этой ситуации явно не виделось. Его все это совершенно не парило, как говорится.
Правда, догола он перед Улей не стал раздеваться — наверное, если бы это произошло — то Ульяна бы все же сбежала. Но до трусов разделся — преспокойно. Перед женщиной, которую видит первый раз в жизни! Совместный обед не в счет. А потом Захар обмотал бедра простыней, выудил из-под нее те самые красно-белые полосатые трусы, невозмутимо бросил их к остальной одежде на широкой скамейке, лихо нахлобучил на голову войлочную шляпу и сказал:
— Я в парную. Как будешь готова — приходи.
Только когда за Захаром закрылась добротная деревянная дверь, Ульяна стряхнул с себя оцепенение. И в голове сразу стали быстро возникать вопросы. Как? Ну как она дала втянуть себя во все это?! Чем думала?! Впрочем, никто ее особенно ни во что и не втягивал. Ей предложили, она согласилась. Сама. Добровольно.
Ну а что такого-то, в самом деле. Это всего лишь баня. Люди ходят в баню. Ну, по крайней мере, это в русских традициях. А уж на севере… Ох уж этот Север! Ой, все.
Уля села на широкую скамью. Но заставить себя начать раздеваться не могла. Нет, это все как-то неправильно.
Ненормально. Она же знает этого Захара всего пару часов, даже меньше. Всего час от силы. И собирается вместе с ним раздеваться!
Но ведь люди, например, в бассейне, тоже в одних трусах и купальниках друг перед другом ходят. И ничего. Совершенно незнакомые люди. Или на пляже, например.
Но тут никого больше нет. Только она и этот Захар. В этом-то и проблема.
Наверное, надо уйти. Пока не поздно. И подождать Настасью Капитоновну на улице. Или хотя бы в доме подождать — не выгонит же ее Захар из дома из-за того, что она не пошла с ним в баню? Он себе баню натопил — вот пусть сам и моется. А Уля скажет, что у нее голова болит. Отличная женская причина для всех случаев, включая баню.
— Ульяна, все в порядке? — раздался приглушенный деревянной дверью голос Захара. — Или ты сбежала?
Он что, мысли умеет читать?!
Или просто тролль. Уля вдруг поняла, что этот человек постоянно ее провоцирует. Если он знал, что она приедет, если ворота специально открыл, чтобы ее не пропустить… а потом вышел в одних трусах…
