— Можно слезать, здесь снег плотный. Не провалишься.

Уля, опираясь на руку Захара, слезла со снегохода — далеко не так ловко, как сам Захар. Ноги почему-то дрожали.

— Как ты? Устала? Понравилось?

Ульяна подняла взгляд, медленно стянула с головы маску.

Свою Захар тоже поднял, и крутку наполовину расстегнул. Жарко ему, как обычно. И она просто шагнула к нему, снова обхватила руками и уткнулась ему куда-то в шею. У нее все лицо было холодное, а он там, в районе шеи — теплый. И пахнет умопомрачительно.

И говорить ничего не надо. Дышать ему в шею, обнимать, чувствовать сквозь все слои одежды, как и он тоже обнимает. И молчать, потому что слова не нужны. Потому что их нет. И потому что Захар все понимает без слов — Уля была в этом уверена. И ее восторг, и благодарность и… и ее восхищение им. Хотя про последнее понимать Захару все же, наверное, не надо.

Они так простояли какое-то время, в тени темной стены леса.

Первым шевельнулся Захар.

— Так, ты у меня голодная. А давай-ка по чаю с бутербродами, a?

Это был самый вкусный чай в жизни Ульяны. И самые вкусные бутерброды. Она устроилась на сиденье снегохода — настоял Захар, чтобы ноги не морозила на снегу, а сам он стоял напротив, в своем объемном черно-желтом костюме и унтах — унтах, подумать только — в одной руке пластиковая кружка с чаем, в другой — бутерброд — и рассказывал что-то. Про поля. Про системы снегозадержания.

Про лес. Про породы деревьев. Про птиц, которые здесь водятся.

Ульяна пила чай, еда бутерброд и… и пока ни о чем не думала.

Думать она будет после. Пока она могла только наслаждаться. И немного удивляться.

— Ну как, поехали дальше? Можем еще немного покататься, а потом надо назад. Мы далеко забрались, километров на тридцать.

— Сколько?! — ахнула Ульяна.

Она вдруг осознала, что совершенно не представляет, где они находятся. Ей почему-то казалось, что они все это время катались кругами по полям вокруг поселка. Захар тряхнул кружкой, выплескивая последние капли чая, сунул посуду в сумку, а потом повернул запястье, что-то потыкал на часах.

— Даже тридцать два — судя по навигатору.

Тридцать два километра. Ульяна находится где-то в глуши, в зимнем лесу, в тридцати километрах от ближайшего жилья. И без Захара она отсюда не выберется. Это была такая новая удивительная мысль. Уля несколько секунд покрутила ее — и поняла, что страха нет.

Как можно бояться, когда рядом Захар? Но вот что-то такое другое внутри ворочается… Ей вспомнилась собственная реакция, когда Захар в бане прижал ее за шею к лавке и сказал: «Не хватит».

А вот сейчас — снова. Вот это чувство, что рядом есть человек, на которого можно переложить всю ответственность за происходящее и просто спрятаться за его широкую спину. Сколько тысяч лет этим желаниям? Господи, откуда в ней этот атавизм?

Север, сука, это твои проделки?! Но желание снова обнять Захара, прижаться, удостовериться, что он тут, рядом, что он ее потом посадит на снегоход и увезет туда, в тепло, что он точно знает, что делать — было новым. И очень сильным. Черт, ей все мозги выдуло на этой прогулке. И вместо умных мыслей из тьмы веков выползли древние инстинкты.

Сопротивляться им Ульяна не могла. Поэтому шагнула и снова обняла. И снова уткнулась в так и не застегнутый ворот крутки, где была горячая и вкусно пахнущая шея. И с почти обморочным восторгом почувствовала, как он ее снова обнимает. Его губы у виска.

— Все в порядке?

Это не «в порядке» называется, это про что-то другое. Но Ульяна лишь вздохнула и все же ответила:

— Мне… мне так хорошо никогда не было. Спасибо, Захар.

— Ночью отблагодаришь.

В щеках, которые и так были явно красными от встречного ветра, стало совсем горячо. И не только в щеках. Уля плотнее зарылась лицом во вкусно пахнущую шею, переступила с ноги на ногу — и неожиданно охнула.

— Что такое? — тут же переполошился Захар.

— Да просто ноги… — Ульяна смущенно положила руки на бедра. — Все же немного затекли. Пока мы катались, да и потом я все время сидела. Может, прогуляемся? — она, пряча от него взгляд, посмотрела внимательно на кромку леса.

— Ну, только если у меня на руках, — хмыкнул Захар. — Это тут снег плотный, а там дальше, смотри — он сделал шаг в сторону — и провалился по колено в снег.

— Захар! — ахнула непроизвольно Уля.

— Вот видишь, — он совершенно легко для своих габаритов вытащил ногу и встал на плотную, утрамбованную ветром площадку. — Какое тут погулять? А ты поприседай, понаклоняйся, прежде чем обратно ехать, можешь походить на месте.

— Да ну, глупо это как-то, — совсем растерялась Ульяна.

— Совсем не глупо, — он встал рядом, взяла за руку и сказал: — Пошли. — И первым начал исполнять всем известное упражнение «ходьба на месте». — Давай-давай, не отставай, догоняй.

Через несколько секунд с нервным смешком Ульяна присоединилась к Захару. С ним даже шагать на месте на небольшом пятачке плотного снега у кромки леса где-то в тридцати километрах от ближайшего жилья — не глупо. Тоже приключение.

— Это потому, что верхом не умеешь ездить, поэтому ноги и затекли.

Уля, конечно, тут же уловила намек на минувшую ночь и претензии к своему искусству наездницы. Захар покосился на нее и хмыкнул, продолжая держать за руку и мерно топать ногами. Что ей еще оставалось? И она топала.

— Можно подумать, ты верхом умеешь, — наконец нашлась Уля со словами.

— Умею.

— Да ладно? В секцию верховой езды ходил?

— Не, вот именно до этой секции у моей мамы в детстве руки… или ноги… не дошли. Это же опасный вид спорта. Я несколько лет назад с Маратом… это коллега мой… ездил к нему в его родовое село. Он на Кавказе вырос. И меня там в очень даже взрослом возрасте впервые посадили на лошадь. Ну, потому что там, кто не умеет верхом, тот не мужчина.

— И как? — Уля даже замерла.

— Шагай давай. Это история с хорошим концом. Седой дядька, который мне коня привел и объяснял, что к чему, потом сказал, что я в седле родился. Что, вроде как, умение ездить верхом бывает врожденное или приобретенное. Вот я, оказывается, с рождения умею верхом. Хрен знает откуда, но умею. Но это и правда оказалось легко. Там вроде как дело в особом строении мышц ног, что ли.

— Ты… — Уля уже хотела спросить, не разыгрывает ли Захар ее, повернула голову — и вдруг поняла, что это правда. — Круто! На самом деле, круто, что ты умеешь верхом.

— Да.

— А что ты еще умеешь? Ну, из такого… необычного? — выпалила Уля невесть откуда взявшийся вопрос. — Вот… вот на тракторе, например, умеешь?

Захар фыркнул.

— Чего там уметь?

— Правда? — ахнула она. Про трактор Ульяна спросила просто… просто потому, что это было первое, что пришло в голову. — Может, и на самолете умеешь?

— На самолете не умею, возни с обучением и получением прав много, а на трактор… Вон, на снегоход тракторные права надо.

— А, — выдохнула Ульяна. — Значит, ты на тракторе умеешь — это в смысле на снегоходе.

— Я на тракторе умею в смысле на тракторе, — пожал плечами Захар. — Чего там уметь, две гусеницы, два рычага. Проще не бывает.

— Захар… — у Ульяны в голове уже все совершенно перемешалось. — Только не говори мне, что ты управлял трактором. Настоящим трактором!

— Настоящим управлял. Ненастоящим — нет. Ничего особенного в этом не вижу. Могу поле вспахать. Все, давай, поехали, — он наклонился и чмокнул ее в нос. — А то у тебя нос уже холодный, да и времени много. А нам велели вернуться засветло.

Когда они вернулись, уже начали сгущаться серые сумерки. У Ульяны было странное ощущение, что она побывала в каком-то другом мире.

И увидела какого-то нового Захара. Она пока еще не могла уложить в своей голове навыки верховой езды и трактор. Захар, похоже, легко управляется с любой техникой — что джип, что снегоход, что трактор. И в этом есть что-то такое… очень мужское.

И волнующее. Но если мужчины на джипах Уле раньше встречались, то тракторист у нее первый.