— Зимовые? — переспросил сидевший впереди нас Янис.

— Семейные казаки, что не в Сечи живут, а по паланкам, вокруг Сечи разбросанным, — пояснил литвину Данила. — Навроде той, где мы жинок из Туретчины вызволенных оставили. Ежели семейный казак ещё может в Сечь по делу какому прийти, но бабам там не место, — строго взглянул на меня Порохня, продолжая наш недавний спор. Очень уж мне не хотелось Настю, пусть и ненадолго, одну оставлять. Только клятвенное заверение Тараски, что девушке в паланке ничего не грозит, и убедило. — Ну, и пришлые недавно в Сечь, там же живут, но этим ничего не полагается. Сначала в поход сходи, да удаль в нём свою покажи, а уже потом и на долю в добыче рассчитывай.

— Это выходит, что Федьке и дядьке Василию долю дадут наравне с теми, кто в Сечи отсиживался? — скривил губы Аника, обидевшись за нас с Грязным. — Зря, выходить, они у городских ворот геройствовали.

— Так они не казаки, — пожал плечами Данила. — Хотя Чернецу Бородавка хотел полную долю дать. Да только после гибели Гаркуши не решился. И без того, многие тем, что Чернеца не казнили, недовольны.

— Ну, и ладно, — небрежно махнул я рукой. — Мне и половины хватит. Деньги в этой жизни не главное. Сегодня они есть, завтра уже нет. Была бы сабля в руке, да верные друзья рядом, и новую добычу возьмём.

— Вот это хорошо сказал, — одобрительно разгладил усы Порохня. — По-нашему, по-казацки!

О потерянных деньгах я, и впрямь, особо не жалел. Добычу в Варне мы взяли очень богатую и той доли, что причиталась мне, вполне должно было хватить на то, чтобы в Сечи пару лет безбедно прожить. Это, конечно, если по шинкам не кутить. Нет уж! Пускай запорожцы свою добычу быстро спускают. А мы народ бережливый.

Значительно больше меня волновало то, что я сам, того не желая, оказался сторонником Бородавки, противопоставив таким образом себя Сагайдачному.

И тут всё дело в том, что несмотря на грандиозный успех похода, положение Бородавки на должности кошевого атамана было крайне неустойчиво. Сторонники Сагайдачного не уставали повторять, что именно Пётр был организатором и идейным вдохновителем похода на Варну, и, если бы не его настойчивость, он бы вообще не состоялся. Напоминали, как противился кошевой этому на Раде, упирая в то, что осенью в море не ходят, как хотел повернуть на Сечь, после взятия Килии.

Как итог, победоносный набег на один из богатейших городов Причерноморья вместо того, чтобы поднять на недосягаемую высоту авторитет кошевого, существенно его уронил, завоевав множество сторонников его политическому оппоненту и извечному сопернику Петру Сагайдачному.

Печально всё это. Ведь вырвавшись из турецкого рабства вместе с Порохнёй, старым другом и сторонником Якова Бородавки, я тоже был автоматически зачислен в его приверженцы. Соответственно, отношения с обозным старши́ной с самого начала не заладились. А ведь именно Сагайдачный победит в этой борьбе и вообще на ближайшие пятнадцать лет станет самой влиятельной фигурой на Украине. И о какой-то поддержке с его стороны в моей борьбе за московский трон, теперь рассчитывать не приходится. Скорей уж наоборот, как бы на стороне моих врагов не выступил.

Ну, да ладно. Будем решать проблемы по мере их поступления. А пока определимся с планами на ближайшие восемь месяцев, то есть до начала восстания Ивана Болотникова. Я само собой, до лета пережду здесь. На Сечи, пожалуй, это будет даже безопасней, чем в монастыре. Кто в здравом уме исчезнувшего царя среди запорожцев искать станет? Тем более, что в Сечи нет привычки спрашивать пришедших на неё людей об их прошлом. Хм. Ну, почти нет. Я тут скорее исключение из правил. Немного засветился. А так к новоприбывшим здесь относятся гораздо проще Обычаи наши чтишь? В Христа веруешь? И слава Богу!

Да и рясу одевать теперь точно не придётся. Сбросить её потом, конечно, можно, но расстриги на Руси популярностью не пользуются и мои шансы найти сторонников, этот факт значительно поубавит.

Итак, решено, зимую в Сечи. Вернее, в одной из паланок, входящих в юрисдикцию запорожцев. В самой Сечи мне жить никто не позволит. Насчёт Насти я с Тараской договорился. Он её к своей матушке под Киев отвезёт, пусть там эпоху Смутного времени переждёт. В ближайшие годы на Украине гораздо спокойнее, чем на Руси будет. Может, и замуж за местного хлопца выскочит. Треть своей добычи ей отдам. По местным временам приданное богатое. А если не выйдет, то, придя к власти, к себе возьму, да среди дворян жениха найду. Названной сестрой самого царя многие не побрезгуют и даже на крестьянское происхождение не посмотрят.

Ну, а пока начну потихоньку дружбу с сечевиками заводить, да делать вид, что в Сечи навсегда остаться собираюсь.Кто знает, может и кого полезного для своего дела найду. Эх, жаль Тараско до весны с Настей под Киев уезжает. Но пара дней до его отбытия есть и со своими товарищами он меня за это время перезнакомить успеет.

Похоже одному мне здесь зимовать придётся, если, конечно, Порохню не считать. Янис отправится вместе с Аникой на Русь, там поляков, да литвинов в Москве много сейчас. Так что никто не удивится, если ещё один приедет, милостей у благоволящего к ним царя искать. Поживёт немного, обстановку разведает, а заодно с бывшим патриархом повидается. Литвину и Тараске перед самым прибытием в Сечь, я всё же решился открыться, и не прогадал. Двумя верными сторонниками стало больше.

Покидаем меня до весны и Грязнов, отправляющийся повидаться с сыном. Тот сейчас одним из полков в Смоленске командует. А что? Стратегическая должность! Мне бы сторонники в Смоленске точно не помешали.

Но главное, конечно, была всё же встреча Яниса с Иовом. Как он там? Живой ли? Надеюсь, что да. В той иной оставшейся в прежней жизни истории патриарх ещё больше года прожил. Надеюсь, что и в этой тоже самое будет. Старик на ЛжеДмитрия и бояр сильно обижен, да и завсегда сторонником Годуновых был. Вот пусть у него литвин рамотку о том, что я истинный царь возьмёт да мне весной в Сечь и привезёт. Это первейшим доказательством в мою пользу будет.

Пока я размышлял, пристали к острову. Сразу началась суета. Запорожцы разгружали наполненные до краёв чайки, переносили товары на площадь, скидывая всё в одну кучу, не забывая попутно обниматься с друзьями и рассказывать, привирая в три короба, о своих подвигах в походе.

— Ну, что, пошли в шинок, друже? — приобнял меня за плечи, широко улыбающийся Тараско. — Трофеи кошевой только завтра делить будет. А сегодня вся Сечь в загул уйдёт!

— На что же гулять, если свою доли мы завтра получим? — удивился я. — У меня и гроша ломанного в кармане нет.

— Сегодня шинкарь и без злотых нальёт сколько душе угодно. Он завтра своё возьмёт! — задорно рассмеялся мой друг и повернулся к остальным. — Вы с нами али как?

Грязной отказался, ссылаясь на не до конца зажившую рану, Аника остялся с ним, а вот Яниспошёл с нами, так что дальше тронулись втроём.

Пить мне откровенно не хотелось, но только Порохня, прощаясь, посоветовал Тараски сегодня держатся, намекнув, что это будет полезно для безболезненного вживания в местный социум… Ну, и к тому же в шинке можно и полезные знакомства завязать, которые пригодятся в будущем. Как говорится: попал в волчью стаю — вой по-волчьи!

Шинок оправдал мои худшие ожидания. Большая, покрытая соломой хата была переполнена. Казаки, набившись в неё словно шпроты в консервную банку, были повсюду: сидели на лавках, столах, полу, на земле возле шинка. Шум стоял невозможный. Со всех сторон горланили вразнобой какие-то песни, увлечённо спорили, ругались и обнимались, и дружно сходились лишь в одном; в требовании у шинкаря ещё горилки.

— Может, внутрь не полезем, а, Тараско, — попробовал остановить я казака, решительно направившегося к дверям переполненного заведения. — Там же духота невозможная!

— Ничего! — задорно заржал тот в ответ, деловито распихивая сечевиков. — Мы поближе к окну протиснемся!

— Холодно уже на улице, — поддержал его литвин, зябко поведя плечами. — В тепло хочу.