Ну вот, уже и похоронили. Да ещё и смерть не самую лучшую придумали. Горазд у нас народ на выдумки.

— А царице с дочерью, что говорят?

— О царевне слухи ходят, что сбежала куда-то, — поскрёб голову Мохина. — То ли к шведам, то ли ещё куда. По-разному рассказывают. А вот царицу, в собственном доме удавили, — оживился молодой запорожец. — Говорят, что трое мужиков насилу управились.

— Брешут, — авторитетно заявил так и не прошедший мимо казак. — Не бабе с мужиками силой мерится.

Я отвернулся, не желая участвовать в завязавшемся споре. Убили всё-таки Марию. Мог ли я её спасти. Нет. Я и Ксению то чудом вытащил. Но надежда, что и царицу, решив сделать из неё заложницу, не тронут, была.

Ну, ладно. Хоть человек она для меня и чужой, а с её убийцами, если всё сложится, всё равно посчитаюсь. Тем более, это скорее всего те же самые люди, что и меня убить должны были.

— Хлопцы, хватит лясы точить, — прервал мои размышления резкий голос кошевого. — Варна ещё не взята. А ну, давай делиться, кто на вёсла сядет, а кому в трюме до поры затаиться. А те, кто язык басурманский хорошо знает, ко мне подходи!

Казаки вокруг засуетились, разбредаясь по галере.

— А нам, слава тебе Господи, делать ничего не надо, — Грязной широко перекрестился. — и так в одёже турецкой стоим. Пойдём лучше, Фёдор Борисович в сторонку отойдём. Разговор до тебя у меня есть.

Я замер, вглядываясь в холодные, полные злой решимости глаза старика, машинально потянулся к поясу, нащупывая брошенную на палубу саблю.

Это как⁈ Старик же меня в глаза не видел⁈ Как он мог узнать?

— А вот это ты зря, — от бывшего опричника не укрылись мои телодвижения. — Люди вокруг, — развёл Грязной руками, неприятно оскалившись. — Нам бы без лишних ушей поговорить, — внушительно добавил он.

— Поговорим, — решительно кивнул я в ответ. — Как только казаки за вёсла усядутся и в трюме спрячутся, так и подходи.

Тяжело вздохнув, я пошёл к носу галеры, гадая, что потребует ушлый опричник за сохранение моей тайны. Умирать бывший любимец Ивана Грозного, теперь явно передумал.

Вёсла с всплеском вонзились в морскую гладь, разбрасывая во все стороны пенные брызги и толкая корабль вперёд. Гребцы работали чётко и слаженно, с весёлым задором. Обе галеры, несмотря на полученные повреждения, шли довольно ходко.

Оно и понятно. Не из-под плетей гребём, что над спинами невольников незримо нависают, а собственной волей, богатую добычу в конце пути захватить предвкушая. И основания для этого у запорожцев были немалые.

Варна в тот период времени была городом большим и богатым. Являясь самым крупным портом в западном Причерноморье, она сильно разбогатела на торговле между Западом и Востоком. При этом, находясь уже более двухсот лет под властью Оттоманской Порты, город не видел под своими стенами неприятеля с 1444 года, когда султан Мурад II разгромил здесь короля Венгрии и Польши Владислава III.

И это была вторая причина, которая давала большие основания рассчитывать на успех. Наверняка, и паша, и гарнизонные командиры за полтора века мирной жизни основательно зажрались и обросли жирком, утратив бдительность. Уже и забыли, наверное, каково это — кровь проливать. И нападения на свой город они уж точно ниоткуда не ждут. Тем более осенью, да ещё и средь бела дня.

Первоначальный план запорожцев неожиданно напасть на Варну ночью, после моего предложения, претерпел изменения. И сейчас мы плыли открыто, ни от кого не скрываясь, нагло направляясь прямо к ничего не подозревающему городу.

Главное, захватить крепость и продержаться до подхода основных сил запорожцев. Учитывая численность передового отряда, мероприятие вполне реальное. На каждой галере за вёслами сидело по сто двадцать гребцов, ещё по две сотни пряталось в трюмах, ну и на палубах, изображая из себя турок, по три десятка воинов расположились. В общем, всего около семисот бойцов набралось. Четверть войска, выведенного Яцко Бородавкой в поход. Отчего же и не продержаться? Не думаю, что в Варне гарнизон такой уж большой.

Другое дело, что я в чрезвычайно опасную авантюру ввязался. В крепость, для захвата ворот, лишь несколько человек пойдёт, потому как большая толпа турок насторожить может. И вот продержаться этим нескольким до того, как остальные от галер до ворот добегут, будет довольно нелегко.

Хотя, по словам Сагайдачного, шансы на то, что продержимся, не так уж и малы. От причала до крепостных ворот всего несколько сотен метров будет. Помощь через пару минут подоспеть должна.

Мда. Учитывая, что казарма янычар, наверняка, находится рядом с воротами, эта пара минут может превратиться в серьёзную проблему.

— Переживаешь, Фёдор Борисович? — голос старика у меня за спиной прозвучал вкрадчиво, сочась ядом от участия. — Ничего, воин ты добрый, сабелькой тебя владеть неплохо научили, то я сам видел. Не должны срубить, супостаты. Да и я за тобой пригляжу.

Я развернулся к Василию, словно медведь, в зад которого уцепилась гончая, быстро огляделся по сторонам. На носу галеры мы были со стариком одни; гребцы далеко, услышать не должны, а переодетые под турок казаки на юте сгрудились, возле, оставленного на нашей галере за старшего, куренного атамана Ивана Сидоренко, игравшего роль османского капитана.

— Переживаю, Василий Григорьевич, — разглядываю я в упор старика. — Дело нешуточное предстоит. Но то впереди. А пока о наших с тобой делах поговорим, раз сам подошёл. Помирать мы с тобой пока что раздумали, а значит, нам теперь, как дальше жить будем, подумать нужно. Говори, чего хотел?

— Для начала предупредить, — сощурил глаза старик. — Поляк, которого мы из моря вытащили, узнал тебя.

— Узнал, значит, — закусил я от досады губу. — А откуда он меня знать может? Я вот его и не помню даже!

— Этого я не ведаю, — пожал плечами Грязной. — А только, как только он тебя увидел, так сразу глаза выпучил и прошипел сквозь губы: — «Годунов». Тихо так прошипел, еле слышно, а потом опомнился и на меня посмотрел; не услышал ли? Ну, я и не услышал, — искривил губы бывший опричник.

— Ладно, Господь с ним с поляком. И что ты теперь думаешь делать, раз не услышал?

— А что тут думать, государь? — Грязной прислонился спиной к борту, зорко наблюдая за палубой. — По всему видать, неспроста судьба нас с тобой свела, если даже на другую галеру за тобой потащила да за тридцать лет на этой каторге сдохнуть не дала.

— С тех самых пор, как Иван Васильевич выкупить тебя из плена татарского отказался?

— С тех, — согласился со мной бывший опричник. — Осерчал, видишь ли, хан, что выкуп богатый получить не смог.

Я задумался, рассеянно наблюдая, как кружат над галерой крикливые чайки.

Вот и вторая нестыковка между известным мне прошлым и нынешним настоящим. В той, описанной в учебниках истории, Иван Грозный хоть и изрядно покуражился над попавшим в плен к татарам опричником, но в итоге Грязного всё же выкупил. Да и умер Василий Грязной ещё в правление грозного царя. И хоть точная дата смерти одного из лидеров опричнины историкам неизвестна, но после 1577 года никаких упоминаний о нём нет. А ведь с тех пор почти тридцать лет прошло.

И вот что с этим прикажите делать? Я ещё толком и не сделал ничего, а история прямо на глазах меняться стала. Я же теперь ни в одном предстоящем событии полностью уверенным быть не смогу. Вот усидит, вопреки всем реалиям, на троне самозванец и всё. Все мои усилия и потуги гроша ломаного стоить не будут. Тогда уж лучше среди тех же запорожцев до конца жизни затеряться. Хоть умру свободным и без удавки на шее.

Ну, ладно. К этой проблеме я позже вернусь, в более спокойной обстановке. Это если выживу, в предстоящем сражении, конечно. Сейчас в отношении Грязного нужно что-то решать. Взять бывшего фаворита Ивана Грозного себе на службу? А нужен ли он мне? На Руси у старика уже ни связей, ни влияния не осталось. Только слава дурная, да куча врагов из родовитых бояр, чьих родственников он когда-то загубил. Да, и признаки зарождающегося безумия налицо. Хотя мне ли его в этом упрекать? Я за пару месяцев, что в зиндане провалялся, чуть с ума не сошёл, а он три десятка лет в подобном кошмаре просуществовал.