— Шустёр больно, — мрачно заметил Бородавка. — Варну с Килией не сравнишь. Крепость там сильная, да гарнизон изрядный. Они нас издалека заметят, да к обороне подготовиться успеют.

— Одолеем, — отмахнулся Сагайдачный. — Для того и пушки везём.

— А зачем нас напролом в Варне идти? — рискнул я влезть в разговор атаманов. — Не лучше ли хитростью крепостью овладеть?

— Никак опять что-то придумал, Чернец? — оглянулся на меня Порохня.

— А зачем что-то новое придумывать, когда можно то же самое повторить? — пожал я плечами. — У нас две галеры турецкие есть. Садимся за вёсла, часть казаков в басурманскую одежду наряжаем, других в трюме прячем, остальных на вёсла сажаем. И идём прямым ходом в Варну, турков из себя изображая. Запорожцев там не ждут, поэтому за своих и примут. А мы, как только войдём в порт, сразу всеми силами в крепость и ворвёмся! Если быстро и дружно ударим, они даже ворота закрыть не успеют. И держимся в крепости, пока подмога не подоспеет.

— Дельно, — пригладил усы кошевой. — Может получится. Такой наглости от нас турки точно не ожидают.

— А если они всё-таки успеют закрыть ворота? — засомневался Сагайдачный. — Пока казаки от галер до крепости добегут, время уйдёт.

— Не успеют, — категорично заявил я. — Как только причалим, капитаны, в сопровождении нескольких офицеров пойдут в крепость, якобы с докладом к местному паше. У нас и фирман, что турецкий капитан паше в Варну вёз, в целости сохранился. Как только пройдём ворота, подаём сигнал и набрасываемся на охрану. Крепость же рядом с портом стоит, у моря? — повернулся я к Сагайдачному.

Тот задумчиво кивнул, поглаживая пальцами рукоять пистоля.

— Значит, должны продержаться до подхода остальных казаков. Не думаю, что у ворот охрана большая будет. Кого туркам тут боятся? На них уже сотню лет никто не нападал. Как только проходим через крепостные ворота, вырезаем всех янычар, что там будут, захватываем ворот, что решётку у ворот опускает и держимся до подхода основных сил. Ещё и пушками, что в крепости на стенах стоят, поможем, если отбить сумеем. Только нужно несколько человек, которые хорошо по-турецки говорят. И волосы, — скользнул я взглядом по оселедцу, (длинному чубу на бритой голове) Яцко, — обычные должны быть, а не как у казаков.

— Я пойду, — решительно заявил Сагайдачный. — По-турецки хорошо говорю и обычаи их знаю. За капитана как раз сойду. И других хлопцев потолковей для этого дела подберу.

— Я тоже пойду, — решительно мотнул я головой.

Если и можно завоевать у запорожцев уважение, то только отвагой и храбростью в бою. К тому же, с самим Сагайдачным буду бок о бок биться, жизнью рискуя. Такое обычно сильно сближает.

— Ой ли? — оглянулся на меня обозный старшина. — То наш поход, казацкий. Сторонним людишкам в нём делать нечего!

— От чего же? — несогласно повёл плечами кошевой. — О гребцах, что с той галеры сняли, — кивнул он на бывшую галеру Култук-паши, — речи нет. А здесь невольники сами свободу себе добыли, собственной кровушкой за неё заплатив. Значит, люди храбрые и уважения достойные. Таких не зазорно и в поход к себе принять. К тому же мы собираемся на двух галерах к Варне идти. А эта галера — их законный трофей. И если мы её в дело берём, то и они имеют право в нём участвовать.

— Согласен, — кивнул Порохня. — Люди тут подобрались храбрые. Я сам всех в деле видел. Бились смело, труса никто не праздновал.

— На том и порешим, — рубанул рукой Яцко. — Если будут охотники среди гребцов, могут с нами идти на штурм Варны. Только доля их в добыче вдвое меньше супротив казачьей будет.

— Как скажешь, атаман, — недовольно скривился Сагайдачный. — Я тогда на той галере пойду и сам людей на неё подберу. А тут вы сами решайте.

Но уйти с корабля Сагайдачный не успел.

— Пётр!

На палубе, между тем, бывшие невольники уже давно смешались с казаками, братаясь и пересказывая новости. И среди этой суеты, усевшись на скамью, обозного старшину поджидал спасённый мною невольник.

— Станислав? — не на шутку удивился Сагайдачный. — Чаплинский? Ты как здесь оказался? Ты же Дмитрия на престол сажать отправился.

— Да вот, то же веслом помахать пришлось.

— Ну, пошли со мной, — кивнул ему обозный. — Расскажешь, как вместо Москвы на турецкой галере оказался.

И они ушли, пересев на одну из чаек. Я задумчиво посмотрел им вслед, вспоминая информацию из истории Смутного времени. Был там один Чаплинский, что служил ротмистром у самого Юзефа Лисовского, кровавого кошмара земли Русской. Уж не он ли? И, если он, то, и вправду, каким образом так далеко от Москвы оказался? И что его с Сагайдачным связывает?

— Ну, что там атаманы решили? — возле меня оказались Аника, Янис и Георгий. Неподалёку пристроился и Грязной, явно прислушиваясь к нашему разговору.

— А сами чего не подошли?

— Не с руки нам к начальным людям без зову лезть, — скривил губы Аника. — А ты вроде там и стоял. Вот мы и подумали, что нам потом перескажешь.

— Казаки на Варну походом идут. Если охота есть и нас с собой возьмут за половинную долю. И ещё решили вперёд галеры турецкие пустить с казаками в турок переодетыми, чтобы врасплох турецкий гарнизон захватить. Я тоже поплыву.

— Нет. Я уже смерти в глаза досыта насмотрелся, — мотнул головой Янис. — Нельзя, чудом из неволи вырвавшись, сразу ради наживы жизнью рисковать, — пояснил он мне своё решение. — Удача может и отвернуться.

— И то, — под одобрительный кивок Георгия согласился с литвином Аника. — На вёсла сядем, раз деваться некуда. А под ятаганы опять лезть, — бывший приказчик махнул рукой, давая понять, что тут и говорить не о чем.

— Ну, как хотите, — пожал плечами я. — То дело добровольное.

— Чернец! — ко мне подошёл Тараско со своим другом Петром. — Знакомьтесь. Это Петро Мохина, мой побратим, а это Фёдор Чернец, товарищ мой по веслу.

— Да познакомились уже, — улыбнулся я, разглядывая побратимов. Да уж. В чувстве юмора сечевикам не откажешь. Назвать здоровенного Тараско Малым, и щуплого, росточком мне по плечо Перто — Мохиной. Вся Сечь, наверное, над этой парочкой потешается. Но если и потешается, то по-доброму. Прозвища своим товарищам запорожцы хоть и едкие дают, не в бровь, а в глаз, как в этом данном случае, но оскорбительного смысла в них не вкладывают. — Когда мне твой побратим болт арбалетный в глаз чуть не залепил.

— Не, — задорно замотал головой запорожец. — Я без нужды не стреляю.

— Ну, и хорошо, — не стал я заострять на этом инциденте внимания. — Ты лучше расскажи Петро, что на Руси с этого лета делается. А то давно с родного края никакой весточки не было.

— А что там сделается? — пожал плечами тот. Было заметно, что-то, что творится в далёкой Московии, молодому казаку не очень и интересно. — Как сел на Москве истинный царь Дмитрий, так и сидит. Эх, — сокрушённо помотал он головой. — Надо было тоже в поход вместе с товарищами податься. С царевичем много казаков из Сечи ушло. Сейчас на Москве золотыми червонцами гремят.

— И что, мирно царствует Дмитрий или как? — придвинулся к запорожцу Грязной, искоса посматривая в мою сторону.

— Да вроде мирно, — почесал голову Петро. — Правда, слух был, что вроде бояре хотели его убить, да не вышло у них ничего. Простой люд сразу на защиту поднялся!

Ага. Ну, это видимо о неудачном заговоре Василия Шуйского речь. Ничего. Это товарищ деятельный, во второй раз получше подготовится.

— А о Фёдоре Годунове, что слышно. — уже откровенно не сводил с меня глаз старик. — Не поймали?

— Да что его ловить? — встрял в наш разговор один из проходивших мимо запорожцев. — Вести дошли, что утонул змеёныш в Оке, когда без оглядки с Москвы бежал. Вот в реку сдуру и кинулся. А о том, что мешок с золотом за плечом тяжёлый, не подумал. Так и потонул из-за своей жадности, мешок тот из рук не выпустив.

— Утонул, значит? — задумчиво переспросил я, поглаживая подбородок. — И что, даже тела потом не нашли?

— Так говорю же, мешок тяжеленный его ко дну тянет, — начал горячится казак. — Телу всплыть не даёт. Люди сказывают, тамошние людишки уже всю реку бреднями да баграми перебаламутили. Казну царскую ищут!