— Кстати, о твоей Галине. Подожди, я сейчас.

Юрий вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и снял телефонную трубку.

— Следователя Зайцева, пожалуйста, — сказал он, набрав номер.

— Я слушаю.

Юрий коротко сообщил:

— …Жену искать не надо, осталось выполнить вторую половину работы.

Узнав о том, что на первые пять тысяч долларов уже можно не рассчитывать, следователь отреагировал с кислым юмором:

— …Надеюсь, что хоть вторую половину нашей работы вы не собираетесь выполнить сами. Но, между прочим, я уже успел кое-что выяснить, и нам неплохо бы встретиться.

— Где, когда?

— Лучше всего завтра в пять часов вечера на Ленинградском проспекте, в двухстах метрах от авиационного института, если ехать со стороны «Войковской».

В шпионов будем играть? — усмехнулся Юрий.

— В разведчиков, — тем же тоном ответил Зайцев. — Не забудьте приклеить бороду и надеть темные очки. Номер моей машины.

— Странное совпадение, — бормотал Александр Павлович, прохаживаясь по кабинету после ухода супружеской пары, — какое странное, невероятное совпадение!

Ему вспоминался тот страшный вечер, угрозы, опасение за судьбу дочери и — как следствие — та невероятная подлость, на которую он пошел, надеясь никогда, больше не столкнуться с той девушкой, которая поневоле стала жертвой этой подлости. А ведь он даже не узнал ее по той фотографии, которую во время первого визита показывал ее муж… И только во время сеанса «успокоительной терапии» та самая мистическая интуиция, которой он так гордился, вдруг подсказала ему ужасную догадку.

Впрочем, находясь «на крючке» у этих людей, приходилось быть готовым ко всему. Рано или поздно, но они должны были заставить его совершить нечто подобное — так чему же тут удивляться? Теперь нужно решать, что делать дальше, тем более, что сегодня вечером у него как раз должна состояться очередная встреча… и что от него потребуют на этот раз? Должен же быть какой-то выход, и самое главное — как уберечь от всего этого дочь?

Как и большинство одиноких вдовцов, он безумно любил Александру, перенося на нее всю ту нерастраченную страсть, которую когда-то испытывал к ее матери. Ах, если бы не эта нелепая смерть Марины, которая погибла, проходя мимо офиса одной фирмы как раз в тот момент, когда взорвалась припаркованная рядом иномарка. И ведь не исключено, что это сделали те же люди, от «делового» знакомства с которыми он теперь так страстно желал избавиться…

Задумавшись, Александр Павлович и не заметил, как вошла дочь, и, только услышав какой-то легкий звук, недоуменно вскинул глаза.

— Прости, я тебя испугала? — с улыбкой спросила она. — Наверное, мне надо было постучаться?

— Да нет, ну что ты, — ласково ответил он, улыбаясь в ответ. — Я должен был почувствовать твой приход намного раньше… А что это ты так сияешь, влюбилась в кого-нибудь?

— Ну что ты, пап, вечно об одном и том же, — нахмурилась Александра, — лучше вот посмотри, что мне один из твоих посетителей подарил. Он, оказывается, поэт, а это его первая книжка…

Александр Павлович с плохо скрываемой брезгливостью взглянул на тоненькую, в половину листа, брошюрку, на обложке которой крупными буквами красовалось: ФИЛИПП ЗНАМЕНСКИЙ. «На свет восходящего солнца».

— Это кто же такой? Как он выглядит?

— Высокий, длинноволосый, в джинсах и свитере. Глаза серые… — присаживаясь в кресло, затараторила Александра.

— Они все длинноволосые и в джинсах… А вот когда ты его глаза успела рассмотреть?

— Ну я же встречаю и провожаю всех твоих посетителей. А глаза у него, между прочим, очень даже трогательные.

— Смотри не расстрогайся окончательно.

— Ну ты опять! — с досадой воскликнула дочь, наклоняясь к отцовскому столу и смотрясь в круглое зеркало на подставке. — Можно подумать, что ты ревнуешь. меня ко всем парням и в глубине души мечтаешь, чтобы я так и осталась старой девой.

— Совсем нет, — глубоко вздохнул Александр Павлович, исподволь любуясь дочерью. Вообще-то в глубине души он действительно чувствовал какую-то мужскую ревность. Ведь он так любил эту стройную миловидную девушку, которая была точной копией его собственной возлюбленной — и, естественно, не слишком горел желанием делить ее любовь с другими мужчинами — пусть даже это другая любовь. И все же главным с недавнего времени стало беспокойство: о том, чтобы Александра не влюбилась безответно, Не так давно он убедился, что несчастная женская любовь намного страшнее такой же, мужской, и теперь отчаянно боялся будущего увлечения своей дочери. А вдруг и она, оказавшись обманутой, проявит такую же дьявольски безумную отчаянность, как та статная, хотя и не слишком красивая девушка — с каким-то изнуренным, землистого цвета лицом и бородавкой на левом крыле носа, — которая была у него на приеме несколько месяцев назад.

История ее была вполне классической — какой-то молодой лейтенант, недавний выпускник военного училища, пообещал на ней жениться, соблазнил, а через некоторое время бросил. Судя по всему, для него это была всего лишь очередная гусарская победа, составлявшая приятное отвлечение от тягот армейской службы. Однако для самой Елены, воспитанной родителями в строгих домостроевских правилах, все выглядело совсем иначе. Он был ее первым мужчиной, которого она давно ждала и в которого безумно влюбилась, и потому с такой тяжелой, испепеляющей ненавистью восприняла его неожиданное исчезновение.

Александр Павлович провел с ней несколько сеансов, да и помимо них много часов беседовал и пытался внушить более спокойное отношение к этому, в сущности, житейскому делу. Однако для Елены он так и осталось крушением мира и всех надежд, а потому требовало самого жестокого мщения. Во время последнего визита она сказала Александру Павловичу такую фразу, которая заставила его поежиться и мысленно пожелать удачи беззаботному лейтенанту.

«Я узнала, что их часть направили в Чечню, и теперь сама поеду туда. Я обязательно найду этого мерзавца, и он еще горько пожалеет о своей измене… если — только успеет это сделать».

Больше он ее не видел. Он вспомнил о ней лишь тогда, когда прочитал в газете историю об одной из легендарных девушек-снайперов, которые воевали на стороне чеченских ополченцев. Эта девушка, которую в статье называли Елена, прославилась тем, что убивала только офицеров и ни разу даже не ранила ни одного солдата. Дочитав до этого места, Александр Павлович отложил газету и, запершись в кабинете, попытался восстановить в памяти образ своей пациентки. Он полностью отключился ото всех посторонних раздражителей, расслабился и постарался провести диагностику, избегая всякого угадывания и назойливых подсказок сознания. Через несколько минут этого интуитивного настроя всплыла нужная информация: «Мертва, тяжелые раны головы, груди, брюшной полости. Искать на открытом месте».

После этого он снова взял в руки газету и дочитал статью до конца. Елену выследил спецназ, разъяренный гибелью своего командира. Не желая сдаваться живой, она пыталась застрелиться, но не слишком удачно; и тогда ее, тяжело раненную, изнасиловали всем взводом, после чего добили и бросили на растерзание одичавшим уличным собакам.

С этих пор, как и всякий нормальный человек, потрясенный этой дикой историей, Александр Павлович всерьез забеспокоился и стал интересоваться малейшими увлечениями своей дочери. Но разве можно было открыть Александре причину этого раздражавшего ее поведения?

— А ты знаешь, пап, я тебе так завидую, — снова заговорила она, беря в руки фотографию одной из его пациенток, лежавшую на столе. — Как бы я хотела обладать такими же способностями и уметь диагностировать по фотографиям. Ну вот скажи, чем, например, больна эта милая девушка, которую я сегодня уже видела — она еще приходила с мужем?

Александр Павлович с досадой вырвал из рук дочери фотографию Галины, забытую Денисом во время первого визита. положил в ящик письменного стола.