— Сколько раз я тебе говорил, что зависть — это чувство, недостойное свободного и умного человека!

— А почему?

— Да потому, что его могут испытывать, только те люди, которые не дорожат собственным «я» и всегда готовы от него отказаться. Если завидуют внешний успехам другого да еще мечтают поменяться местами с предметом собственной зависти — значит, фактически признают собственную ничтожность и незначительность.

— Но я вовсе не хочу отказываться от своего «я», — упрямо заявила Александра, для которой не впервой было вести долгие и упорные споры с отцом, — я просто говорю о том, что, оставаясь самой собой, хотела бы иметь такие же таланты, которыми обладаешь ты.

— Ну, а это вообще детский лепет! — решительно заявил отец, доставая откуда-то из-под стола черный «дипломат» и проверяя, тщательно ли заперты замки. — У каждого свои собственные таланты, данные ему природой и закрепленные воспитанием и обстоятельствами. Пойми, что обстоятельства — это отражение нас, а мы — отражение обстоятельств. Иное сочетание тех или иных факторов плюс наше «Я» уже не было бы нашим «я».

— То есть ты хочешь сказать, что, обладай я твоими необыкновенными способностями, то была бы совсем иной, чем та, какой являюсь сейчас? — нахмурив лоб, поинтересовалась Александра.

— Вне всякого сомнения.

— А ты сам никому не завидовал? Александр Павлович улыбнулся.

— В юности, одному сокурснику, писаному красавцу и отчаянному ловеласу. Но эта зависть быстро прошла, когда он влюбился и женился на такой серенькой мышке, что все его бывшие подружки моментально успокоились, если не запрезирали своего потенциального любовника. Именно после этого случая я и понял, что глупо завидовать даже успехам у женщин, поскольку мужчинам везет лишь с теми, в которых они находят отражение своего собственного «я». Поэтому даже такая зависть — это косвенное признание собственной ничтожности.

— Ох, как ты хорошо все объясняешь, — не без лукавства заметила Александра, — позволь же мне хоть в этом тебе позавидовать! Так чем все-таки больна та девушка?

— Она не больна, с ней произошло несчастье, — сухо ответил отец, боясь дальнейших расспросов. — Я еду в центр, тебя никуда не надо подбросить?

Александра отрицательно покачала головой, а затем спросила:

— А когда вернешься?

— Точно не знаю, но не раньше одиннадцати. А ты ложись вовремя и особенна не засиживайся за видео. И, самое главное, никому не открывай дверь.

— Хорошо, я запрусь, как Даная в подземелье, и буду ждать, чтобы мой возлюбленный, подобно Зевсу, проник ко мне в виде золотого дождя. Ну пока.

— Пока.

Уже сидя в машине и прогревая мотор, Александр Павлович подумал о том, что он в очередной раз слукавил перед дочерью; и хуже всего то, что она это, кажется, поняла. Говоря о зависти, как о чувстве, недостойном умного и свободного человека, он лишь повторял вслух те рассуждения, которыми когда-то пытался успокоить сам себя. А успокоиться оказалось не так-то просто, ибо кровь у него была горячая — сказывались гены далекого кавказского предка — и мгновенно вскипала, и, случалось, в самый неподходящий момент. Сам Александр Павлович, усмехаясь, называл свои слабости «благородными пороками». Ну, действительно, сколько знаменитостей отличалось пристрастием к игре и женщинам! И сколько лет ему, доценту кафедры научного коммунизма, приходилось эти пристрастия прятать!

Все то время, с 1985-го по 1991-й, Александр Павлович жадно принюхивался к новым возможностям, но боялся совершить решительный шаг — уж слишком мало верилось ему в то, что прежняя жизнь безнадежно закончилась. И только поздно вечером двадцать второго августа 91-го года, глядя, как сбрасывают с постамента памятник Дзержинскому, он с облегчением вздохнул и этой же ночью. принялся строить планы своей новой жизни. Надо было начинать зарабатывать, но чем? Торговать шоколадками — разве это деньги? Да и несолидно для бывшего доцента. Бывшим он стал 28 августа, когда положил перед заведующим кафедрой заявление об уходе.

Там, на площади Дзержинского, когда собравшихся буквально опьянила неожиданная свобода, ему вдруг пришло в голову, что хорошо бы зарабатывать именно на этом, самом дефицитном изо всех дефицитов СССР. А для большей убедительности, чтобы его учение не выглядело очередным прожектом очередного шизофреника, свихнувшегося на почве внезапно свалившейся вседозволенности, надо было подкрепить его чем-то необычным, стать если уж не Пророком, то хотя бы Учителем. О своих необычных способностях он знал достаточно давно, жадно скупал брошюрки экстрасенсов и пытался повторять описанные там опыты. Однако до поры до времени его способности проявлялись лишь тогда, когда требовалось снять головную боль у какой-нибудь старой и истеричной дамы коллеги по институту. Нужен был какой-то толчок, импульс, кредит… и только после случайной встречи с одним крупным чиновником ОВИРа, с которым они когда-то вместе учились в Высшей партийной школе, Александр Павлович обрел необходимый ему импульс…

Остановившись на перекрестке неподалеку от «Сокола», напротив магазина «Книжный мир», Александр Павлович с любопытством уставился на странную сцену. Какой-то толстый мужчина в роскошной дубленке отчаянно пытался отвязаться от преследовавшей его невысокой невзрачной женщины. Она что-то лепетала, хватала его за рукав, но он, резко вырвавшись, бросился на другую сторону улицы, выскочил на проезжую часть и яростно замахал рукой. Загорелся зеленый свет, Александр Павлович переехал перекресток и, недолго думая, притормозил. Мужчина, поспешно оглянувшись, открыл дверцу и, ни о чем не спрашивая, втиснулся на переднее сиденье.

— Куда вам ехать? — с любопытством наблюдая за ним, вежливо поинтересовался Александр Павлович.

— Да куда угодно, командир, — с явным акцентом ответил мужчина, — только подальше от этой крысы.

Александр Павлович усмехнулся и тронул машину с места.

— Ну а все-таки?

— Сам-то ты куда едешь?

— В казино «Тарс».

— Ну, прекрасно, тогда и мне туда же. Посмотрим, что тут у вас за казино.

— Иностранец, что ли?

— Теперь можно сказать и так. Да вот не все еще признают иностранцем, хватают прямо на улице за рукав и требуют каких-то алиментов…

— Понятно.

Александру Павловичу действительно все стало понятно, и потому он уже больше ни о чем не расспрашивал своего неожиданного попутчика. Они доехали до казино, он поставил свои «жигули» на платную автостоянку, и вместе пройдя контроль на наличие оружия, дружески кивнули друг другу и разошлись в разные стороны. Мужчина отправился в бар, а Александр Павлович разменял деньги на жетоны и подсел к ближайшему игровому столу. До встречи с Вячеславом оставался еще час, и ему хотелось попытать счастья заранее. Кто знает, чего еще потребует этот «крутой» и не испортит ли ему настроение предстоящим разговором.

Устроив «дипломат» так, чтобы постоянно ощущать его ногой, Александр Павлович начал с того, что поставил на свой любимые числа — день рождения дочери и свой. Быстро проиграв оба жетона, он не слишком-то расстроился и уже хотел было повторить ставку, как бармен, одетый в безукоризненный черный костюм с черной «бабочкой», незаметно наклонился к его плечу и вежливо произнес:

— Простите, но вас просят подойти к телефону.

«Ах, черт, значит, он уже здесь и ему сообщили обо мне. Не дал поиграть, скотина.

— Хорошо, я иду.

Сунув оставшиеся жетоны в карман пиджака и с сожалением оглядев игровое поле рулетки, Александр Павлович взял «дипломат» и пошел вслед за барменом. Впрочем, тот довел его только до входа в служебное помещение.

— Куда идти дальше, вы знаете?

— Разумеется.

Александр Павлович прошел по коридору, поднялся на второй этаж и постучал в полированную дверь, на которой, красовалась черная табличка: «Директор казино».

Дверь открыл сам Вячеслав, обдав его запахом шотландского виски.

— Добрый вечер, — Александр Павлович старался говорить с максимально холодной вежливостью, чтобы удержать — этого молодца от хамского панибратства. К сожалению, это не всегда удавалось, но сегодня Вячеслав был в хорошем настроении.