— Дамы и господа, три часа пополудни, и аукцион начинается! — зычно объявил аукционист. — Лот номер один: «Афина с копьем», второй век нашей эры, бронза, автор неизвестен, предположительно Илларион из Аргоса. Статуя демонстрировалась в Национальном археологическом музее Ираклиона, с 1956 года находилась в частной коллекции, имя владельца не раскрывается. Стартовая цена триста тысяч долларов. Прошу приступить к торгам! Шаг повышения — пятьдесят тысяч долларов…

— Это экспонат с проверенной историей, многократно подвергался экспертизам, — прошептал Раджешь Мадибе на ухо — тот сидел в напряженной задумчивости, и скульптор хотел поднять ему настроение.

— Но плохо, что ваятель точно не установлен. Можно ожидать повышения до пятисот тысяч. Если бы автором был, например, Фидий, потолок поднялся бы значительно выше!

— Так записали бы Фидия! — буркнул «леопард». — Трудно, что ли?

— Нет, извините, у нас так не делается! Да это и невозможно! — Скульптор демонстративно отодвинулся.

— Триста пятьдесят тысяч! — объявил Генри. — Кто больше? Четыреста! Прошу желающих делать ваши заявки…

Торговля шла вяло, аукционеры без особого азарта поднимали руки, каждый раз повышая цену на пятьдесят тысяч, но соревновательного духа не возникало, а следовательно, и перспектив острой борьбы ожидать не приходилось.

Кира чувствовала на себе чужие взгляды и несколько раз оборачивалась, хотя когда-то Диана учила, что знающая себе цену женщина так не делает. Но она успокоила себя тем, что скоро узнает свою объективную цену, а пока может позволить проявление любопытства. Оказалось, что ее рассматривают три человека: Мак, его седовласый спутник и… Жак Бойер! Он единственный смутился и, встретившись с ней глазами, отвел взгляд.

— Четыреста пятьдесят! Кто больше? Четыреста пятьдесят — раз! Четыреста пятьдесят — два! Четыреста пятьдесят — три! — Молоток гулко ударил о деревянную подставку. — Продано! Поздравляю джентльмена в первом ряду справа!

Особого оживления сообщение не вызвало, несколько человек, доставая на ходу сигары и переговариваясь, вышли из зала.

— На торги выставляется лот номер два: бюст Наполеона, 1820 года, серебро, Франсуа Рюд, — сообщил Генри, или как там его звали на самом деле… Впрочем, это никого не интересовало.

— Бюст из частной коллекции, имя владельца не раскрывается, стартовая цена четыреста тысяч долларов, прошу называть вашу цену!

— Здесь одно серебро почти столько стоит! — скептически сказал Раджешь. — Его можно на лом продать, без всяких аукционов. Ничего интересного!

Мадиба Окпара только пожал плечами. Скульптор оказался прав: картина повторилась — страсти не кипели, ставки поднимали неохотно, серебряный Наполеон ушел за пятьсот пятьдесят тысяч.

Наконец, прозвучало то объявление, которого как минимум восемь человек ждали больше других.

— Лот номер три: «Неизвестная красавица», 2017 год, мрамор, скульптор Раджешь Рачапалли…

По залу прошло оживление, два курильщика вернулись на свои места, аукционеры перешептывались. Рачапалли встал, вышел вперед, поклонился аукционерам и зрителям.

— Я с удовольствием ваял эту работу, и мне удалось передать красоту модели, вложив в холодный мрамор ее душу! — Он указал в сторону статуи. — И вы теперь понимаете — почему…

Теперь он указал на Киру. Она зарделась.

— Ведь оригинал «Неизвестной красавицы» всем хорошо известен и постоянно находится в центре интересов всего мира! И это не просто громкие слова: вы все читаете газеты и смотрите новостные каналы, а потому знаете, что это правда!

Зал зааплодировал. Скульптор скромно наклонил голову и сел на место.

— Итак, стартовая цена шестьсот тысяч, — объявил аукционист. — Кто больше?

— Шестьсот пятьдесят! — поднял руку Флетчер, но даже не успел ее опустить, как аукционист озвучил новые предложения:

— Семьсот! — и тут же поправился: — Семьсот пятьдесят!

— Восемьсот! — выкрикнул Флетчер.

— Восемьсот пятьдесят! — раздалось сзади.

— Девятьсот! — послышалось оттуда же.

Это был уже совсем другой торг: конкурентами руководил не холодный расчет, а азарт — и они возбужденными голосами дублировали поднятие рук.

— Девятьсот пятьдесят! — набавил Флетчер и оглянулся: кто наступает ему на пятки?!

— Миллион, — отчетливо сказал олений охотник в клетчатом пиджаке.

— Миллион сто! — а это был спутник Мака. Тот самый Роберт, который «самый хитроумный юрист из финансистов и самый изворотливый финансист из юристов»! Сейчас он решил оторваться от конкурентов и, вдвое превысив шаг повышения, поднял сразу две руки. Да, Мак был прав — это проходимец, на котором действительно пробы ставить негде!

— Вот гады! Обещали не вмешиваться, — пробурчал Флетчер и тут же сам себя поправил: — Впрочем, обещал Мак… А он такой же плут и мошенник!

Страсти накалялись. Еще несколько человек пытались вступить в торг, но сделав одну-две заявки, выходили из игры: слишком круто повышались ставки!

— Миллион двести! Миллион триста! Миллион четыреста! — выкрикивал призрачный Генри, не обращая внимания на нарушение условий: теперь все конкуренты набавляли по сотне, и Флетчер делал то же самое…

Три аукционера торговались азартно и упорно, но Роберт неожиданно вышел из игры, чем удивил Флетчера: хитроумный решала располагал достаточными ресурсами, чтобы до конца добиваться своей цели…

Они остались вдвоем с «клетчатым». Откуда вынырнула эта темная лошадка и в чем состоит ее интерес к лоту номер три, Флетчер не знал, но «олений охотник» явно уставал: внезапно вернулся к шагу повышения в пятьдесят тысяч, а после очередного объявления Роджером своей цены промолчал.

— Два миллиона двести! — объявил аукционист, обводя зал внимательным взглядом, но желающих перекрывать эту сумму не находилось. — Два миллиона двести — раз! Два миллиона двести — два! Два миллиона двести — три!

Молоток ударил, словно выпалила пушка Тауэра.

— Продано!

Формальности заняли немного времени. Флетчер выписал чек, распорядился приготовить статую к транспортировке, и они вышли в коридор.

— Вот и все, крошка! — победно сказал Флетчер. Он тяжело дышал, лицо покраснело: это действовал адреналин — наркотик всех игроков.

— Роджер сказал — Роджер сделал! Я поставлю тебя в центральной комнате своего самого большого дома, в любой точке мира, где ты захочешь. А может быть, во дворе, под пальмой на Майорке или под оливой на Сардинии… Словом, пойдем, отпразднуем это событие!

За ними из зала вышли и «Виктор» со «Сьюзен».

— Поздравляю, Роджер! Вы просто встряхнули всех этих снобов! — Она целомудренно клюнула Флетчера в щеку, хотя невинный сестринский поцелуй не соответствовал тому, как плотно прижалась она к нему всем телом.

— И тебя, милочка, поздравляю тоже! — Она повернулась к Кире. — Я очень рада, что тебе все удается! Надеюсь, теперь ты получишь и отписанное тебе наследство!

«Виктор» молча пожал Флетчеру руку и под огненным взглядом «Сьюзен» сдержанно поклонился бывшей жене. В это время в коридоре появились и Мак с Робертом.

— Извините меня за проявленную бестактность, — сказал Роберт. — Я не знал, что Мак пообещал вам не вмешиваться в торги.

— Но вы-то мне этого не обещали, — резонно ответил Флетчер. Он не любил принимать одолжения.

— Да, но я должен был сам об этом догадаться. Впрочем, как только Мак сказал мне, в чем дело, я тут же ушел с дороги…

— Спасибо, — наклонил голову Флетчер.

Через минуту к ним присоединились Раджешь и Мадиба. Они так не походили друг на друга, словно прибыли из разных миров. В известной степени так оно и было. На лице скульптора отражалась гамма переживаний, свойственных творческим людям, которые не умеют, да и не хотят скрывать свои эмоции.

— Поздравляю! — обратился он к Флетчеру, вытирая платком вспотевшее лицо. — Не скрою, это был мой триумф! Такой битвы за мой труд я еще не наблюдал никогда! И мне приятно, что это прекрасное творение навсегда поселится у вас!