Потом помянули Зину Колмогорову, потом сделали паузу, и как-то сам собой зашел разговор о любимых женщинах, Данил говорил о Гюзель, я о Даше, — выпили за их здоровье, и за то, чтобы никогда они не попадали в такие места и такие ситуации.

Потом помянули Семена Золотарева и сошлись во мнении, что даже наше поколение изрядно измельчало в сравнении с теми титанами, а уж те, кто идет за нами…

Потом… Ладно, не буду перечислять поименно всех, кого тогда помянул (Данил быстро отстал, сказав, что пока еще не в лучшей своей форме после прогулки по курумникам).

Итог был предсказуем. К кедру я не попал.

Случается такое, и нередко: проснешься и не сразу понимаешь, где ты есть и как там очутился.

Вот и я, проснувшись в улетавшем с перевала вертолете, не сразу понял. Показалось, что вокруг вторая серия пригрезившегося в палатке бреда, что вновь угодил в иллюзорный и сюрреалистичный 1959 год. Потому что первым делом увидел лежащий рядом спальный мешок. Не пустой — в тусклом свете, сочившемся из иллюминаторов вертолета, были видны контуры человеческого тела. Нестерпимо захотелось проснуться еще раз, по-настоящему. Ведь именно так, в спальных мешках, вывозили вертолетом с Холатчахля тела дятловцев из первой пятерки.

Наваждение быстро развеялось. Разумеется, рядом лежал не мертвый Рустем Слободин, а Данил, и вполне живой. На него снова напал привязавшийся на Мертвой горе озноб, он прилег, накрылся спальным мешком.

Илл. 39. Обратный путь: задремал, разморило.

Спать после шокирующего пробуждения расхотелось совершенно, и оставшуюся дорогу я провел, наблюдая с высоты, как тайгу наползают сумерки, и она — черная, мрачная — становится еще чернее.

В тот момент я не подозревал, что Холатчахль догонит и меня, причем очень скоро, что недолгий сон в вертолете окажется единственным за трое суток, что… Впрочем, об этом стоит рассказать отдельно и чуть позже.

В этой книге даны ответы на ряд вопросов, возникших у читателей после прочтения «Дороги к Мертвой горе», и на ряд придирок к авторской версии, отчасти справедливых, отчасти не очень. Но отвечал лишь на то, что показалось действительно значимым, а пустые и беспочвенные претензии в основном проигнорирую, уж извините.

Например, на форуме taina.li какой-то суровый дятловед (не иначе как по девичьей специальности лингвист или филолог), заявил: нечего читать эту книгу, дескать, автор сразу же выдает свою некомпетентность тем, что пишет название горы как «Холатчахль»! А в соответствии с правилами мансийского языка надо писать Холат-Сяхыл, и никак иначе!

Лень отбиваться от обвинений такого уровня. По правилам мансийского языка, знаете ли, надо и название речки Ауспии писать иначе: Ауспи-Я. Коротенькое слово «я» у манси обозначает совсем не то, что у русских, а ручей или небольшую реку. Но книга-то написана на русском языке и для русскоязычных читателей, а им нет дела до того, что по правилам чужих языков стоит писать Пари вместо Парижа, Хамбург вместо Гамбурга и Ауспи-Я вместо Ауспии.

Таких придирок много, и рассматривать их смысла нет. Но недавно прозвучала действительно значимая. Вот какая: «Золотарев тащит в трехнедельный поход по глухим местам сумму, эквивалентную, допустим, трем миллионам рублей. Сберкассы отменили как класс? Я когда за грибами иду, больше штукаря не беру…»

Вопрос интересный. И смыкается с тезисами тех дятловедов, кто критикует мое утверждение о вопиющей, бросающейся в глаза нищете Тибо-Бриньоля. Деньги в походе, в тайге и горах, вообще не нужны, уверяют дятловеды. Так что более чем скромная сумма в один рубль, обнаруженная у Николая, совершенно не свидетельствует о его бедности.

Неубедительно. Даже в безлюдной тайге деньги могут внезапно понадобиться (прикупить свежего мяса у охотника-манси, например). Но ведь кроме гор и тайги, дятловцы проезжали через Серов, Ивдель, Вижай и планировали вновь проехать через эти населенные пункты на обратном пути. Магазины, буфеты, столовые там функционировали и советские денежные знаки принимали. У туристов вполне могло возникнуть желание после однообразного походного рациона купить бутылочку пивка, или шоколадку, или хотя бы пирожок. Финансовые активы Коли Тибо потратиться на пиво не позволяли. И шоколад был ему не доступен. Даже на пирожок, скорее всего, пришлось бы с кем-нибудь скидываться.

Однако надо признать: в «Дороге к Мертвой горе» денежный вопрос был рассмотрен поверхностно, по вершкам. Сейчас попробуем копнуть поглубже. И откопаем множество занимательных фактов.

Противники криминальных версий любят употреблять такой аргумент: а почему же у погибших дятловцев сохранились все их деньги? Неплохая сумма, около двух тысяч рублей, между прочим. Любые гипотетические убийцы — беглые зеки, мансийские охотники, черные старатели и т. п. — непременно бы эти деньги забрали.

Ценность этого аргумента сомнительная. Поскольку материалы уголовного дела и дневники дятловцев, к нему не приобщенные, свидетельствуют: денег у «Хибины» могло быть с собой значительно больше, чем заприходовали следователи, а позже вернули родственникам и в кассу профкома УПИ. Выяснить этот факт просто, достаточно сравнить разбросанные по УД показания разных людей, — прокуроры их сравнивать не стали, а вот мы сравним.

Начнем с Александра Колеватова. Денег ни на нем, ни среди его вещей не нашли. Вообще никаких, даже захудалой рублевой купюры, как у Тибо-Бриньоля.

Однако вот что рассказала прокурору Иванову старшая сестра погибшего, Римма: она, оказывается, вручила брату 300 рублей непосредственно перед отъездом. На всевозможные нужды, что могут возникнуть в походе. Римма Колеватова к тому времени уже пять лет как закончила вуз, работала завучем в школе, доход имела всяко больший, чем брат-студент, так что её родственная помощь выглядит вполне обоснованной.

Более того, Римма назвала даже номинал купюр, переданных Александру — три сотенных бумажки. И ненавязчиво поинтересовалась у прокурора: нельзя ли получить эти деньги обратно? Нельзя, веско ответил Иванов, не было у вашего брата никаких денег. Вот вам часы карманные, вот ключ плоский от английского замка, вот носовой платок… Вот даже финский нож в кожаных ножнах, пишите расписку и забирайте. А денег, извините, нет.

Разговор этот не вошел в широко известный протокол допроса Риммы Колеватовой, он состоялся в другое время и отражен во втором томе уголовного дела (лист 50).

Вопрос: куда подевались деньги, полученные Александром Колеватовым от сестры?

Может быть, он внес их в общую кассу «Хибины», куда все участники похода сдавали по 350 рублей? Нет, такое объяснение не годится. Передача денег состоялась 23.01, то есть в день отъезда группы из Свердловска, когда все взносы были давно собраны и большей частью истрачены: на них приобрели продукты, билеты на поезд до Серова и т. д.

Или Александр успел истратить все деньги, пока маршрут пролегал по населенным местам? А на что? На триста рублей по ценам 1959 года можно было приобрести три ящика пива, здоровенный мешок пирожков на закуску, и осталось бы еще на шоколад и мороженое.

Разумеется, можно придумать множество ответов на вопрос: где деньги Колеватова? Потерял, украли в поезде, позабыл дома, отдал старый долг, проиграл в карты… А можно предположить иное: вся сумма, что осталась от трехсот рублей после дорожных затрат, лежала-таки среди вещей Александра. А потом перестала лежать. Другие факты, рассмотренные ниже, свидетельствуют в пользу именно такого предположения.

Казалось бы, с деньгами Рустема Слободина все ясно и понятно. На его теле, в кармане ковбойки, нашли 310 рублей, изъяли их под протокол в присутствии понятых, позже вернули родственникам под расписку. Все чинно и благородно, комар носа не подточит.