В других регионах европейской части России также встречается золото, в незапямятные времена принесённое наползавшим со стороны Скандинавии ледником, — и также в количествах, не способных окупить ни промышленную разработку, ни серьезный, для заработка, индивидуальный старательский промысел.

Кстати. В южной Финляндии золота ничуть не больше, чем на речках Карельского перешейка, — с геологической точки зрения это один и тот же район. Однако предприимчивые финны и с такими мизерными запасами сумели организовать там прииски, приносящие стабильный доход. Правда, деньги извлекаются при этом не из земли, а из карманов туристов: люди готовы немало заплатить, чтобы почувствовать себя старателями времен «золотой лихорадки», героями Брета Гарта или Джека Лондона — поработать киркой и промывочным лотком, пожить в аутентичной золотоискательской хижине, попить виски в салуне, стилизованном под XIX век, сыграть в покер с актерами, изображающими забубенных золотоискателей. Ну, и сувениры на память увезти — одну-две крупинки собственноручно намытого золота (причем получение разрешения на их вывоз из страны также обойдется дороже, чем покупка золота в ювелирном салоне).

Впрочем, пора вернуться на Северный Урал и посмотреть, как там обстояли дела со старательской добычей золота к 1959 году.

На рубеже XIX и XX веков Урал давал около трети всего добываемого в Российской империи золота — при том, что уже были открыты и активно эксплуатировались богатейшие золотые россыпи в Восточной Сибири: на Лене, Витиме и т. д. В дальнейшем доля добываемого на Урале золота в общей добыче неуклонно падала — все-таки здешние месторождения были освоены в России самыми первыми и постепенно истощались.

Чтобы более полно задействовать россыпи не особо богатые, не интересные крупным промышленникам, в 1901 году в России был принят закон «О свободном обороте шлихового золота».

Согласно ему, для старательских поисков золота специальное разрешение или лицензия не требовались — любой желающий мог взять лопату, лоток и испытать свою удачу. Единственное условие: найденный в результате пробных промывок участок надо было «застолбить» и «заявить» для дальнейших работ на нем — при этом его площадь не должна была превышать размеров, определенных законом. Добытое золото надлежало в обязательном порядке продавать банкам или скупщикам, имеющим лицензию.

В советские времена старая царская система практически не изменилась, лишь вместо скупщиков-частников в золотоносных районах начали функционировать государственные золотоприемные кассы. Что характерно, у сдававших туда золото даже документы не спрашивали: стране нужен был драгоценный металл, а не анкетные данные таежных бродяг, его добывающих.

Илл. 57. Инструкция 1939 года по приемке золота у старателей — у «вольноприносителей», как их тогда называли. Читая эту брошюру, просто диву даешься: на какие только ухищрения не шли граждане, чтобы увеличить вес сдаваемого металла.

В 1929 году власти попытались и среди вольных золотоискателей провести своего рода «коллективизацию» — загнать их в старательские артели (как крестьян в колхозы), ввести надзор, контроль, план, отчетность и т. д. Прием золота от частных лиц прикрыли — ступайте, дескать, в артели, работайте под нашим приглядом.

Но, в отличие от привязанных к земле крестьян, старатели — люди вольные и на подъем легкие, идея приучить их к коллективному труду с треском провалилась. Лишь некоторые ловцы удачи вступили в артели, многие продолжали пытать фарт в одиночку, просто в цепочке, по которой шло сдаваемое золото, появилось еще одно звено: те самые артели.

Власть — редкий случай — дала задний ход, и к 1934 году прием от вольноприносителей возобновили. Страна в те годы отчаянно нуждалась в золоте: индустриализация стоила огромных денег, а за импортные станки, материалы и технологии платили золотыми слитками либо монетами (любопытно, что для расчетов с зарубежными поставщиками в СССР в годы первых пятилеток чеканили золотые червонцы не с изображением крестьянина-сеятеля, как для внутреннего употребления, а с двуглавыми орлами и портретами Николая Второго: монеты с советской символикой и лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» буржуи принимать отказывались).

Тогда же, в 1934 году, для стимулирования старательской добычи ввели золотоискательские боны — ими расплачивались за принесенный металл. Эти боны были неким аналогом чеков Внешпосылторга позднесоветских времен — за них в специализированных магазинах продавали самые дефицитные в то время товары, так что курс этих бонов на черном рынке был значительно выше обозначенного на них рублевого номинала.

Такая безбедная жизнь продолжалась у вольных золотоискателей до начала 50-х годов. А потом боны отменили. Расценки на шлиховое золото остались прежними, но платили уже обычными советскими рублями — т. е. реальные доходы старателей одномоментно упали в два-три раза.

Понятно, что после такого нововведения число желающих заниматься старательством значительно уменьшилось, и поток золота, проходящий через золотоприемные кассы, оскудел. Многие пункты закрывались, что, в свою очередь, не добавляло энтузиазма старателям: одно дело, если можно сдать найденное золото где-то неподалеку, и совсем другое, если надо для того тащиться за сотни километров в областной центр и к тому же отдавать там с таким трудом добытое золото задешево.

Многие бросали старательство, переключаясь на другие промыслы, особенно в районах, относительно не богатых золотом (Ивдельский относился как раз к таким). На приисках Восточной Сибири, где золота было значительно больше, игра еще стоила свеч — но и там вольные старатели все чаще вписывались в схемы черного рынка золота, который начал активно расти и развиваться как раз в 50-е годы.

Чтобы завершить краткий экскурс в историю вольного золотоискательства, выйдем за хронологические рамки дятловской истории. В начале 90-х годов, когда страна в результате гайдаровских реформ оказалась на дне финансовой пропасти, были восстановлены прежние порядки — вновь открылись золотоприемные кассы, куда любой желающий мог сдать шлиховое золото. Длился праздник жизни у старателей недолго — всего несколько лет: едва финансовое положение страны упрочилось, гайки вновь закрутили, а пункты приема позакрывали. С тех пор вольные старатели находятся в подвешенном состоянии — в Госдуму регулярно вносятся законопроекты, регулирующие их правовой статус, но каждый раз что-то мешает их принять — то застревают в одном из думских чтений, то президент не утверждает принятый парламентом законопроект.

Теперь, имея какое-то понятие об общем положении дел, попробуем оценить ситуацию в конкретном месте и в конкретное время: на севере Ивдельского района зимой 1959 года.

Опытные дятловеды часто остужают пыл неофитов, с энтузиазмом начинающих отрабатывать версию «черных старателей»: дескать, россыпное золото зимой в Ивдельском районе не добывают. Им вторит Алексей Ракитин: «Зимой золото намывать невозможно даже у незамерзающего ручья, во-первых, очень холодно для того, чтобы возиться с водой, а во-вторых, световой день слишком короток».

Спорить с этими утверждениями не будем, просто взглянем на старый фотоснимок (илл. 58).

Илл. 58. Река Ивдель, зимняя промывка золота. Хорошо видны обширные проруби — мимо такой, пожалуй, не проедет, не заметив ее, группа туристов-лыжников даже в сгустившейся темноте.

Более того, зимой старательскую золотодобычу можно вести даже с большим успехом, чем в иные времена года. Со льда, через прорубь, доставали золотоносный грунт с речного дна на глубине шесть-восемь метров. По открытой воде такие глубины были недоступны старателям с их «средствами малой механизации».