На глазах Кайри блеснули слёзы, но на лице сохранялась тёплая улыбка, с которой она продолжала говорить, несмотря на то, что ком к горлу подходил всё ближе и ближе:

— Именно поэтому я настояла на твоём имени. Ты же знаешь, как переводится твоё имя? — вытерла слёзы на глазах она. — Чистый, настоящий и правдивый. Твоё имя олицетворяет все мои чувства к тебе, мой мальчик. Только в чистоте любви к тебе я полностью уверена, и я хочу, чтобы ты всегда знал, что я до последней секунды своей жизни продолжала любить тебя больше всех на свете. Я говорю тебе об этом каждый день, каждый раз, когда просыпаюсь и смотрю на тебя, каждый раз, когда думаю о тебе, Шин. Ты — моё главное и самое настоящее счастье в этой жизни.

Чувства уже сложно было сдержать. Дорожки слёз всё больше и больше делали лицо девушки влажным, что никак не мешало ей говорить.

— Скорее всего, Кенджи задумал что-то очень плохое и мерзкое по отношению к тебе. После того инцидента со Все За Одного он загорелся желанием отомстить ему за своё унижение, и мне почему-то кажется, что он постарается втянуть тебя в свою игру. Что бы ни случилось, я прошу тебя, не становись таким же, как он. Не становись злодеем, Шин, — на этом моменте девушка слабо зарыдала. — Стань тем, кто остановит его! Пожалуйста, стань человеком, который ни о чём не будет жалеть в своей жизни! Стань спасательным огоньком для людей, что потеряли всякую надежду на спасение. Стань… стань героем для всех этих людей — героем, что покончит со злом.

Выдержав небольшую паузу, Наито всё-таки смогла прийти в себя, после чего продолжила, но уже хриплым голосом:

— Если же у тебя не получится стать героем, то… просто стань счастливым. О большем я и просить не могу. Ни к чему выполнять мою просьбу — это лишь моё желание, с которым ты можешь быть не согласен. Поставь себе цель и уверенно иди к ней. Стань… лучшим человеком и самым счастливым в нашей несчастной семье. Только… не становись злодеем. Пожалуйста.

Договорив, девушка одним ловким движением смахнула слёзы и потянулась куда-то в сторону. Через несколько секунд в объективе камеры появилась та самая коробка, в которой находилась флешка с этой записью, что открыл Син.

— В такие моменты принято оставлять прощальные подарки, которые бы напоминали тебе о том, что твоя мама когда-то жила и любила тебя. Я долго ломала голову, каким именно этот подарок должен быть, и мой выбор остановился на этом, — Кайри продемонстрировала красивый шарф чёрного цвета с редкими белыми точками, расположенными по всей ткани. — Надеюсь, он сможет согреть тебя в самые трудные и холодные моменты. Каждый раз, надевая его, помни, что я любила тебя и продолжаю любить. Даже после смерти.

Сложив аккуратно шарф обратно в коробку, девушка отодвинула последнюю в сторону и вновь посмотрела в камеру, улыбнувшись.

— Что же, думаю, пора прощаться, ибо времени у меня осталось катастрофически мало. Надеюсь, что с тобой всё будет хорошо, Шин. Нет, я уверена в том, что ты уже стал отличным человеком, а если и не стал, то станешь точно. Всё будет хорошо.

Наито улыбнулась напоследок своей самой тёплой и заботливой улыбкой.

— Я люблю тебя, Шин.

— Целую сто тысяч раз.

* * *

После просмотра слов не последовало. Подросток с пустым взглядом отложил в сторону ноутбук и вернул в руки ту самую коробку, после чего извлёк из неё прощальный подарок матери, изначально приняв его за обычную чёрную ткань.

Приложив шарф к своему лицу, он глубоко вдохнул, после чего почувствовал слабый запах женских духов, которыми, вероятно, пользовалась Кайри.

Прикрыв глаза, он позволил себе насладиться этим запахом, но длилось это всего лишь несколько секунд.

И потом Син тихо зарыдал, приговаривая слова:

— Прости… прости меня, мама, — слёзы было невозможно остановить. — Я… подвёл тебя.

* * *

— Куда-то уходите? — задал вопрос Альфред, смотря на одетого в тёплую одежду подростка.

— Да, хочу прогуляться, — мрачным тоном ответил тот, лишь слегка застёгивая куртку.

Прошла неделя с просмотра записи, оставленной матерью в далёком прошлом, Сином. С того самого момента подросток вновь стал вести себя так, словно его дух был полностью сломлен: ел лишь один раз в день, спал по три часа в сутки и всё время смотрел в окно, раздумывая о чём-то. Никаких эмоций, никаких лишних слов, ни единой ноты смеха. Больше ничего.

Старик всеми силами пытался взбодрить парня, старался вернуть его в прежнее состояние, но все его труды оказались напрасными — мальчик полностью замкнулся в себе, перестав реагировать на все внешние факторы. Его раздражало присутствие Альфреда рядом с собой в те моменты, когда он был особенно слаб и уязвим, из-за чего последнему приходилось часто уходить прочь, и в часто старик уходил под весьма оскорбительные слова, способные ранить душу. Благо, за свою жизнь Альфред успел выработать особый иммунитет к подобному обращению к себе, потому всегда оставался крайне спокоен.

— Не думаю, что это хорошая идея, юный Господин, — решил переубедить мальчика седоволосый. — Вас до сих пор ищут. Если вас заметит хотя бы один человек…

— Мне всё равно, Альфред, — бесцеремонно перебил собеседника Айкава, заканчивая приготовления. — Если я останусь здесь хоть ещё на несколько минут, мне… будет намного хуже.

— На вас так давят здешние стены?

— На меня давят мои бездействие, бесполезность, никчёмность и слабость. Нужно… немного освежиться.

Син сделал шаг вперёд и быстро приблизился к выходу из помещения, что вёл в коридор с лифтом, благодаря которому можно было спуститься на первый этаж и покинуть здание, чего так и желал подросток.

— Вы же вернётесь? — Альфред уже знал ответ на этот вопрос, но задать его был обязан.

— Не могу ничего обещать, — хрипло ответил Син, дотрагиваясь до дверной ручки.

— В таком случае, Господин, вам стоит взять с собой тот шарф, — заботливо произнёс старик и собирался пойти за названным предметом, но в следующее мгновение остановился.

— Не стоит. Я… не имею права надевать его, — отверг предложение собеседника Айкава и, выдохнув, покинул помещение, оставив последнего наедине с самим собой.

«Спасибо за заботу, Альфред, но мне больше ничего не нужно».

«Я уже сделал свой выбор».

* * *

Нью-Йорк был полностью погружён в подготовку к празднованию Нового Года, который должен был наступить уже через пару часов. Улицы города пульсировали энергией и нескончаемым весельем, словно сердце города билось в такт мощному ритму сердец граждан этого прекрасного места. Множество людей суетилось по улицам, улыбки на лицах и искрящиеся глаза свидетельствовали о предвкушении волшебного момента. Воздух пропитывался запахами горячего шоколада, попкорна и ванильных сливок.

На каждом углу стояли ярко освещенные лавки с горячими напитками и угощениями, привлекая прохожих своим аппетитным ароматом, яркими вывесками и большим разнообразием разных блюд. Главная улица города была увешана огнями и новогодней символикой — огромные елки, блестящие игрушки и мерцающие гирлянды создавали впечатление сказочного леса прямо посреди мегаполиса.

Люди собирались вокруг центральной площади, где уже стояла огромная новогодняя елка, украшенная тысячами огней и мерцающих игрушек. Веселый шум и смех наполняли воздух, а музыкальные ансамбли играли праздничные мелодии, заводя всех в танцевальное настроение.

Небо над городом было затянуто тяжелыми серыми облаками, словно они собирались разорваться и пролиться дождем или снегом в любую минуту. Но это не нарушало праздничного настроения жителей Нью-Йорка, скорее добавляло ощущение волшебства и неожиданности к этому великолепному моменту ожидания Нового Года.

В этот же момент по улице, что была полна весёлыми и радостными людьми, шёл хмурый и мрачный подросток, убрав руки в карманы. Он был сгорблен, а его походка с виду была достаточно тяжёлой — каждый его шаг выглядел так, будто бы он вот-вот упадёт, после чего никогда больше не встанет.