— Ты не приходил в сознание четыре дня, — от этой информации я был порядком так удивлён, — После того, как я обработал и зашил большинство твоих ран, ты не просыпался. Я уж подумал, что мне придётся нести тебя в настоящую больницу, а не оставлять в центре народной медицины.

— Полагаю, я сейчас в последнем. Лечил меня подручными средствами? — в ответ на этот вопрос я получил одобрительный кивок, — Надеюсь, обошлось без засовывания огурца в жопу.

— Я готовил это средство на случай, если ты не проснёшься к завтрашнему дню, — ухмыльнулся мой собеседник.

— Как же хорошо, что я проснулся до этого момента, — с облегчением выдохнул я, — Кстати, от чего у меня такой неприятный вкус во рту? Да ещё и нитки какие-то непонятные на нёбе.

— Когда я зашивал тебя, ты очень сильно кричал. Пришлось засунуть кляп в рот, чтобы не привлечь лишнее внимание к своей персоне. Стены здесь, конечно, толстые, но такие крики могут и прорваться к другим в их дома, а этого бы мне не очень хотелось.

— Понятно, — произнёс я и замолчал.

Лицо Дженсена же изменилось. Теперь за место улыбки было серьёзное выражение, что означало, что дальнейший разговор может быть не из самых приятных. Конечно, я понимал, что он не оставит моё текущее состояние без вопросов, потому быстро начал придумывать разного рода отмазки, которые должны сработать при правильной подаче.

— Когда я нашёл тебя, на твоём лице была улыбка. Мне показалось, будто ты был рад своей возможной кончине. Это… так? — спросил он, от чего даже не моём лице пропала заветная улыбка, сменившись подобием грусти.

Я бы мог ответить ему прямо, что был рад этому, но как он отреагирует на подобное? Станет ли меня ругать и осуждать? Станет ли ненавидеть меня? Быть может, он разочаруется во мне. Стоп, а почему я вообще переживаю насчёт его реакции. Разве мне не должно быть всё равно? Я никогда не боялся осуждения, но в тот момент я ощущал себя маленьким мальчиком, которого допрашивает отец, и этот самый мальчик боится разочаровать своего родителя.

— Я не знаю, — этот ответ мне показался наиболее правильным в этой ситуации.

Дженсен, вероятно, не поверил мне. По крайней мере, об этом говорило выражение его лица, которое ясно давало понять, что мои слова не подействовали на него так, как я этого хотел.

— Раньше ты не позволял избивать себя так. Даже в сражении со Звездой травм у тебя было намного меньше. Что же произошло в ту ночь? — не унимался он.

Я почувствовал сильный дискомфорт внутри себя. Сердце от этого вопроса сжалось, а на лице появился холодный пот. В тот момент я вновь почувствовал страх, когда перед глазами промелькнули события той схватки.

— Я… — попытался ответить я, но мой голос тут же сорвался, будто бы я всем сердцем не хотел говорить Дженсену об этом.

Он смотрел на меня удивлённо. Быть может, словами я и не мог описать ему то, что случилось тогда, но по моему внешнему виду он уже должен был догадаться, что со мной произошло. Я мог врать людям при помощи слов, но актёрская игра никогда не была моей сильной стороной. Лишь при помощи причуды я мог надеть на своё лицо определённую маску, которая позволяла мне отыгрывать любую нужную роль, а без неё, увы, я не был настолько искусен во лжи.

Медленно встав со стула, Дженсен отвернулся от меня и подошёл к окну, за которым, если судить по моему ракурсу, была уже ночь. Некоторое время он просто молчал, но потом, почувствовав напряжение в комнате, заговорил:

— Если тебе трудно об этом говорить, я не заставляю, — старался произнести он успокаивающе, — Когда ты будешь готов сам об этом поговорить, тогда и продолжим эту тему.

— Спасибо, — только так и мог ответить я.

Дженсен не поворачивался ко мне лицом, стоя перед окном, через которое едва пробивался свет уличных фонарей. Его тень отбрасывалась на пол, и это была самая реальная вещь в комнате в тот момент. Я же продолжал лежать на диване, чувствуя, как каждая секунда становится тяжелее, будто бы на моих плечах лежал невидимый груз невысказанных тайн.

Чувствуя, что молчание начинает мучительно растягиваться, я нарушил его, пытаясь вернуть хоть какую-то нормальность в обстановку:

— Как ты вообще меня нашёл? — поинтересовался я.

Похоже, он также хотел прервать эту паузу, но не знал как. Готов поспорить, что он прямо сейчас слегка улыбнулся, если судить по небольшому движению мышц щёк, которые были видны с моего ракурса. Тем не менее я не знал, хочет ли он говорить мне об этом. Может быть и такое, что эта тема больна для него, как и тема прошедшей схватки с Потрошителем для меня.

— Я сражался с Фурией, — начал отвечать он, и в голосе его не чувствовалось ни нотки дискомфорта, что могло говорить о том, что ему вполне удобно говорить об этом, — Схватка шла практически полностью в её пользу, но ближе к концу я смог перехватить инициативу, что принесло мне победу. Однако, как это полагается подобным упрямым девушкам, она решила не сдаваться до самого конца, поэтому решила подорвать и так горящее здание при помощи заложенной ранее взрывчатки. Я бы точно умер, если бы не смог вовремя использовать последнюю энергию своей причуды, потратив её на укрепление всего тела. Будь я более медлительным, наверное, мы бы сейчас оба не смогли говорить, — голос его снова похолодел, — После этого, будучи сильно раненным и истощённым, я натолкнулся на тебя. Честно говоря, я думал, что в тот момент ты уже был мёртв, — кулаки его невольно сжались, что немного удивило меня, — Но пульс у тебя всё-таки был. Более того, по дороге ты даже пытался мне что-то сказать, но слов, увы, разобрать я не смог.

Вновь почувствовав грусть, мне пришлось отвести взгляд в сторону, дабы сдержать эмоции. Хоть я и не помню всего этого, я вполне могу предполагать, что пытался до него донести.

— Наверное, я просил бросить меня, — всё-таки вырвалось из моих уст.

— Может и так, — похоже, что он слышал мои слова, но сделал вид, будто бы не разобрал их, — Мне хочется понять, что именно привело тебя к такому разбитому состоянию.

— Дженсен, я… — вновь не удалось произнести заветные слова мне, от чего я почувствовал жжение в глазах, будто бы вот-вот расплачусь.

— Но я прекрасно понимаю, что это что-то весьма серьёзное, раз тебе сейчас трудно об этом мне сказать. Поэтому, Син, я спокойно дождусь момента, когда ты сам решишься рассказать мне обо всём, что терзает твою душу.

Хоть мне и были приятны его слова, что, наверное, как-то выражалось при помощи моей мимики и моих движений, мой разум терзал один весьма логичный вопрос, который не давал мне покоя, и я нашёл в себе силы и смелость задать его своему собеседнику:

— Почему ты мне помогаешь, Дженсен?

Мужчина повернулся ко мне лицом и удивлённо взглянул на моё лицо. Неужели этот вопрос показался ему странным и неуместным? Он думает, что ответ весьма понятен и логичен? Или же он считает, что я — экстрасенс?

— Мы же с тобой друзья, разве не так? — спросил он, чем теперь ввёл в ступор меня.

— Я серьёзно, Дженсен, — изобразил некое раздражение я, — Наши пути разошлись после того, как нам удалось победить Звезду. Какая польза тебе от моего спасения и помощи мне? Не думаю, что я могу что-то предложить тебе взамен.

— Я правда делаю это не из корыстных целей, — почесал затылок он, после чего вновь повернулся к окну, — Если говорить честно, то я просто не мог бросить тебя там умирать. Когда я увидел тебя, что-то очень сильно сжало моё сердце, а тело само побежало вперёд, чтобы проверить, жив ли ты. Я не задавался вопросами, для чего и почему я это делаю — я просто брал и делал. Мне кажется, я был обязан спасти тебя. Это… действительно важно для меня.

Что же, его слова звучали весьма неубедительно и странно, но лгать он не пытался. Более того, он выпалил больше половины правды, но что-то всё-таки утаил в себе. Быть может, ему было трудно об этом сказать, но вытягивать это я из него не собирался. Как минимум, это неправильно и нагло, а как максимум — тупо и эгоистично. Этот человек спас мою жизнь и не стал лезть туда, куда его не просят, а это, в свою очередь, обязывало меня проявить к нему такое же уважение.