Там на высоте пятнадцати метров был балкон, на котором часто стоял князь. Именно на нем мы с ним и разговаривали в последний раз.

Но Ратибор там ничего не обнаружил. Как, впрочем, и я. Я еще раньше посмотрел туда, практически сразу после падения. Людей там не было и «орлиным взглядом» я ничего не видел. Возможно, я сделал это слишком поздно и Ратибор и в этом был прав.

Все мои подручные, как назло, находились вдали от этого места. Никто не видел, что там произошло. Я приказал им разбрестись по замку и искать, что угодно подозрительное. Особенно в этом были полезны коты, потому что обладали хоть каким-то интеллектом и имели доступ практически во все помещения замка. Таракашки и пауки в этом плане были куда более гибкими, но что имеем. Ставку я делал на котов.

— Ой, да брось, — усмехнулся Свят. — Кому он был нужен? Занять его место? Да эта крепость никому не всралась. Тут же руины. Уйдут годы на ее восстановление. Князь понял, что не справится, вот и свинтил.

— Боюсь, что Свят прав, — тихо сказал одарённый Ваня. — Больше похоже, что князь свел счеты с жизнью. Так проще, чем нести ношу восстановления. Еще и эти нападения постоянные.

— Как не вовремя он, — сжал кулак Ратибор.

— Ага, — снова усмехнулся Свят. — А то все остальные самоубийства приходятся всегда кстати. Ладно, нам тут делать нечего. Сами разбирайтесь. Пошли, ребят.

Уводя за собой одаренных, он пошел в замок, из которого уже выбегали придворные, включая командира стражи Крупского и Ржевского-старшего.

Начали ахи, вздохи и причитания. Тело князя поспешили накрыть белой простыней и занести в замок. Ратибор пошел следом, а остальным погонщикам ничего не оставалось, кроме как пойти в амбар.

Соня уходить не торопилась. Она нежно смотрела на меня.

— Мне кажется тебя нужно показать лекарям, — закусив губу, сказала она.

— Да брось, — отмахнулся я. Раны и правда были не так велики, чтобы из-за них переживать. Но делать вдох было по-прежнему затруднительно.

Я опустился свой взгляд вниз и осмотрел всё «орлиным зрением». Точно перелом. Три ребра сломаны.

— Я настаиваю, — назидательно сказала Соня.

Теперь уже я не возражал.

В лазарете, пока меня лечили лекари, она куда-то ушла с самым главным из них. Процесс заживления шел медленно. Каждое ребро подвергалось тщательному воздействию со стороны лекаря.

В конечном итоге меня перебинтовали, сказав, что я могу самостоятельно снять повязку дня через три, когда почувствую себя лучше. Ребра должны были сами восстановиться, потому что на них было наложено заклятье исцеления.

На выходе из палаты меня уже ждала Соня.

— Ну что? Тебя починили? — спросила она.

— Да вроде бы, — пожал плечами я. — Хоть дышать теперь нормально могу.

— Отлично. Тогда пойдем, — она схватила меня за руку и потащила по коридору.

Вот неугомонная.

— Куда мы идем? — спросил я.

— Туда, — махнула рукой Соня.

Мы вошли в ту же самую комнату, где восстанавливались с ней после атаки на амбар. Внутри никого не было.

— Я обо всем договорилась, — лукаво произнесла Соня, развернувшись ко мне лицом.

Я в это время тщательно закрывал дверь, а после ее слов задвинул на ней засов.

— Этой ночью здесь никого кроме нас не будет, — махнув бровью, сказала Соня, когда я повернулся к ней.

— А ты знаешь толк в лечении, — усмехнулся я, подходя к ней ближе.

— Еще какой, — улыбнулась Соня, расстегивая камзол и обнажая свою шикарную грудь.

На следующее утро, мы долго не могли проснуться, потому что ночью практически не спали. Нас разбудил нервный стук в дверь и дикий ор, о том, что мы обещали покинуть помещение на рассвете.

Ничего не поделать, пришлось собираться. Соня, ласково поцеловав меня на прощанье, пошла к погонщикам, а я отправился на завтрак к Крупским.

В доме все были на взводе. Никита Сергеевич не ночевал дома, что в принципе понятно, и Эльза Павловна сильно переживала. А мне досталось от Ники за то, что я ее не предупредил. Что ж, это заслуженно.

Мы сели завтракать без главы семейства, как дверь распахнулась и из сеней прислуга возвестила о его появлении.

Видок у него был, мягко говоря, не очень. Глаза красные, лицо бледное и опухшее, волосы растрепаны.

— Налей мне стопку, Элька, — тяжело выдохнув, он сел на свое место во главе стола.

— Конечно-конечно, — засуетилась Эльза Павловна. — Зинка, тащи графин. Никита Сергеевич, солнце ты мое, неужели это правда?

— Правда, — кивнул тот, понурив голову. — Погиб Гриша. Погиб его сиятельство.

— Значит не врут люди на улицах, — ахнула Эльза Павловна. — Прямо с крыши упал, да? И что он только на ней делал? Специально реши помереть. Ох, горе-то какое! Грех ведь страшный!

— Подожди, не причитай, — жестом руки остановил ее Никита Сергеевич, пока Зинка наливала прозрачную жидкость в высокую стопку.

Командир городской стражи дождался пока она наполнится до краев, а потом быстро схватил и опрокинул. Даже не поморщился и не закусил потом.

— Я видел, как он упал. Сомневаюсь, что он был на крыше. Там особо не развернуться же, — подал голос я. — Никита Сергеевич, уже известны какие-то подробности?

— Да знаю, что ты вездесущ, — горько усмехнулся Крупский, жестом рукой приказывая налить ему еще. — Всюду из первых рядов за событиями наблюдаешь, а в некоторых еще и участвуешь. Нет никаких подробностей. От слова «совсем». Никто от Григория Осиповича такого не ожидал. Его супруга, Елена Петровна, в шоке. Тут же в обморок упала, как узнала. А когда ее привели в чувства, снова бахнулась. Так и падала бы, наверное, до утра. Решили не трогать, дать отлежаться.

Очень полезная информация, конечно. Но мне бы другую не помешало знать. Мои шпионы ничего подозрительного в замке не нашли. Но они вполне могли заблуждаться, не люди все-таки.

Сейчас мне требовалось знать, что именно там произошло.

— Я давно не видел князя, — нужно было переводить его в нужное русло. — На улицах говорили, что он прячется от толпы.

— Гриша никогда ни от кого не прятался! — повысил голос Никита Сергеевич. Схватил рюмку и снова опрокинул ее на закусывая. Громко, хлопнув донышком о стол, тут же приказал налить себе еще одну. — Ну в смысле — от толпы никогда. Людей он любил. Ценил каждого, каким бы последним отбросом он ни был. Золотой был человек. Ой, что теперь будет! — схватился Крупский за голову.

— От толпы не прятался, а от кого тогда? — задал очередной вопрос я.

Никита Сергеевич уже поднес руку со стопкой ко рту, но остановился. Прищурившись, посмотрел на меня.

— Ларюшечка, ну хватит тебе, — поджав губы, попыталась урезонить меня Эльза Павловна. — Видишь же, что Никита Сергеевич не в духе. Горе же такое.

— Пускай спрашивает, — махнул головой Крупский и все-таки донес рюмку до рта.

— Никита Сергеевич, свет мой небесный, не спеши так с выпивкой, — ласково погладив мужа по руке, пропела Эльза Павловна. — А то бок опять будет болеть.

— Да, пусть болит, будь он не ладен! Зинка, налей еще, — не унимался Никита Сергеевич. — Заговор против него плели. Я не знаю кто — он не говорил. Все говорил — «Потом!», да «Потом!». А я ведь командующий! Это моя работа заниматься такими делами. Как в воду глядел, что худо будет и беда придёт. Он все пытался сам решить. Решил вот, блин. Договаривался там с кем-то, пытался найти выход из ситуации.

— О чем договаривался? — аккуратно спросил я.

— Да кто б знал, — махнул рукой Крупский. — Он последнее время сам не свой был. Я его не узнавал. В замке ходили слухи, что аристократы сильно давили на него. Казна пустеет на глазах, а доход не откуда брать. Это хорошо еще дичь в округу сама вернулась, а то бы с голоду все сдохли.

Ага, сама.

— Скота нет, зерна нет, урожая нет, — продолжал Крупский. — Все разрушено же. Крестьяне же вот только урожай собрали и его тут же уничтожили. Метко били гады.

Никита Сергеевич хлопнул стопку и приказал себе налить еще одну. Эльза Павловна, как ни пыталась, остановить его не смогла.