Ночь давно перевалила за половину, но Дени все еще был почти трезв. И отнюдь не потому, что лекарь настоятельно советовал помятому теньенту недельное воздержание, а сам теньент боялся опозориться перед генералом, если тот с рассветом рванет в погоню за «павлинами». От радости любые зароки летят к кошкам, а вести себя правильно ты, разумеется, начнешь – утром, послезавтра, через год, когда-нибудь… лишь бы не сейчас. Сейчас ты летишь, очень может быть, что верхом на глупости и прямиком к обрыву, но летишь. Колиньяру на пирушке, куда его таки затащили бывшие товарищи, не веселилось, а значит, и не пилось. Из-за Сэц-Лумэля, Кракла и сбежавшей троицы, которые словно бы толкались у накрытых столов и гадко подмигивали. Дескать, пьете и не знаете, с кем, а вас, если что, кого из пистолета в спину, кого без подмоги оставят… И все равно вокруг пили, как не в себя.

– За «Победителя дракона» над Паоной! – адъютант Ожери от избытка чувств аж на бочонок вскочил. – Вырвем «павлину» хвост!

– А дриксенских «гусей» – подхватил штабной порученец, – на вертел!

– Успеется, господа… Сейчас пьем за нашего командующего!

– Которого?

– За обоих.

– Смотри-ка, выкрутился…

– Здоровье маршала Манрика и генерала Алва!

– Савиньяка забыли…

– За него отдельно!..

– Вот! И пусть Дени скажет…

Дени бы сказал. Такое, после чего хватаются за шпаги, но теньент был слишком трезв и к, тому же, сам был из этой корзины. Если ты не трус, не дезертир, не перебежчик, то почему ждешь подлости от недавних сослуживцев? А ведь ждешь.

– Дени, а ну давай сюда! Быстро!

– Да, нам нужен тост!

– Немедленно…

– Какой-то он подозрительно трезвый…

– Господа, этот Колиньяр мне вообще подозрителен! Уже четвертый час…

– А ну лезь на бочку, мы ждем!

– Дени, а ну давай про твоего генерала!

– Зачем про него? – влезть на эту кошачью бочку все же пришлось. – Генерал Савиньяк за себя уже все сказал! Дело… за другими!

– За нами!

– Эт'точно!

С тут же занятой другим бочки Колиньяр спрыгнул не слишком удачно. Упасть не упал, но по спине как палкой вытянуло, спасибо хоть никто не смотрел, то есть почти никто… Вот только этого чуда здесь и не хватало!

– Сударь, – оруженосец и родич Манрика, стараясь казаться суровым, свел бровки, – позвольте вас на пару слов.

– Ну, что такое?

– Нам лучше отойти.

Не послать к кошкам просочившегося на пьянку юнца теньенту помешало желание с этой самой пьянки убраться, изобразив срочный вызов к начальству. План был хорош, но требовал определенного такта.

– Как скажете, виконт, – подыграл будущему сообщнику Дени, увлекая паршивца подальше от столов. – Что-то случилось?

– Сообщая вам скорбную весть, я рискую. Мне нужно ваше слово, что все сказанное останется между нами.

– Как вам будет угодно, – не иначе Манрик получил письмо из Олларии, не иначе скончалась чья-нибудь бабушка. – Говорите.

– С глубоким прискорбием вынужден вам сообщить, что умер ваш покровитель генерал Савиньяк. Я выража…

– Что?! – хватать дуралея за плечи Дени не собирался, оно само вышло. – Что ты несешь?! Как?!

– От последствий… полученных в бою. Всё точно, я слышал… кэналлиец рассказывал дядюшке, дядюшка сразу вызвал Капуля… Вы обещали!

– Заткнись.

Генерал… Скончался… Немыслимо, как же так?! Все же было хорошо, ну почти. Этого не может быть, недоумок все перепутал! Алва говорил о ком-то другом, может, о старом графе Савиньяке… Тоже плохо, конечно, но все же не так!

Дорогу к палаткам командования перекрывали возы, пришлось мчаться в обход под звуки летящих со всех сторон и сталкивающихся криков, хохота, даже песен. Савиньяк?! Этого не могло быть, он же ходил, ездил верхом, улыбался… Потом ушел отдыхать, ну и что? Дени бы тоже ушел, если бы был героем с севера и мог наплевать на все эти, чтоб их, традиции…

Фуры наконец закончились и разогнавшийся теньент выскочил к проходу меж возами, за которым светлела маршальская палатка.

Здесь тоже пили. Те, кто якобы дежурил. При виде Дени орлы повскакивали и замахали руками – орать вблизи от Манрика было чревато.

– Колиньяр… – пригласил теньент конвоя и качнулся. – Д-давайте к нам!

– Не могу, вызвали!

– П-проходи! – страж лихо отсалютовал кружкой. Будь про Савиньяка правда, они бы так дурить все же постеснялись.

За стеной возов сразу стало темнее и тише, но свет у Манрика горел. Ничего удивительного, старик вечно засиживался за отчетами, а тут еще и шум, и рапорт в столицу, хотя могли и гости зайти, тот же Алва…

Палатка, в которую вечером ушел генерал, стояла дальше маршальской, и вот возле нее люди были: человек десять кэналлийцев, пеших и конных. Больше всего они походили на вернувшихся с вестями разведчиков, и у Дени от сердца почти отлегло. Подслушивавший по своему обыкновению балбес напутал, за что и получит, причем немедленно, однако убедиться, что Савиньяк в порядке, все же хотелось.

Наскоро поправив шейный платок и застегнув куртку, теньент быстрым шагом прошел мимо шушукавшихся по-своему эквестров и почти налетел на одетого по-походному Алву. Точно, новости, и как бы не новое сражение на носу.

– Колиньяр, – генеральский оклик был спокоен и деловит, – подойдите. Вы пьяны?

– Н-нет.

– Удачно. Вы должны знать Лэкюрё и тех, кто исчез вместе с ним, в лицо.

– Я знаю, – неужели нашли?! Похоже на то, и, похоже, мертвых.

– Тогда вы едете со мной.

– Да, сударь, но я должен получить разрешение моего генерала.

– Это невозможно. Генерал Савиньяк умер около часа назад.

– Так это…

Умер! Все-таки умер… Дурак не ошибся и не перепутал. Савиньяка больше нет, теперь придется слушаться других, что-то делать, куда-то ехать… Ах да, надо опознать Лэкюрё…

– Разрешите мне пройти к моему генералу.

– Нет.

– Пустите! Я все равно…

Боль в плече была дикой, но она отрезвила. Он же видел, как кэналлиец останавливал Кракла, видел и тоже попался!

– Здесь ты больше не нужен, – Алва передвинул руку, ослабляя хватку, но держать не перестал, только что-то быстро велел своим по-кэналлийски. – Ты не женщина, не старик и не можешь отложить жизнь и дела' ради смерти. Даже такой.

– У меня нет дел. Больше нет…

– Есть. Нужно принять полковника Лэкюрё с адъютантом. Ты их знаешь, и ты не пьян. Идем.

– Да, сударь, – да кому он нужен этот Лекюрё! Кому оно вообще… Генерала жаль до неистовства, а в голову лезет, что опять придется болтаться при Манрике, и Манчу теперь не выкупить… Хороший, чудесный человек умер, его нет и не будет, а ты думаешь о своих делишках. Дрянь, шкура корыстная…

– Мой генерал, позвольте… Я сейчас вернусь, мне надо за лошадью.

– Не надо, – отрезал кэналлиец, но пальцы разжал, – Манча теперь твоя, ее седлают.

Создатель, еще и это!

– Нет, она же… Я не возьму! Кровная мориска из ваших конюшен не имеет цены.

– Это подарок Арно. Он за тебя поручился, только изволь выучиться как следует ездить. Эстебан тебе поможет.

– Мой генерал, я… Я в самом деле хотел эту лошадь, я многое хотел, но если б только можно было сделать так, чтобы все было не так… Чтобы ничего не было!

– Глупости. Есть люди, которых лучше потерять, чем не знать. Арно из их числа, так что нам с тобой повезло.

Наверное, повезло, только как же сейчас скверно. Помри месяц назад Манрик, адъютанты с порученцами разве что гадали бы, кто его сменит, а ведь старик – неплохой человек, даже хороший, так что пусть живет, только Савиньяк… Пока он был, как-то не думалось, что это значило для армии, для Талига, для тебя, зато теперь все стало ясно.

Топот, звяканье железа, ночь выпускает десяток конных с двумя лошадьми в поводу. Светлый, почти туманный силуэт – жеребец Алвы, и рядом ожившая тьма со звездой на плече. Манча. Его лошадь, подарок его генерала. Просьба адъютанта – такая мелочь, но Савиньяк не забыл…