***
Краш.
Поворот так поворот. Это рыжее чудо в перьях – дочь Буяна. А ведь в принципе по характеру они не такие и разные. Оба любители острых ощущений и прямолинейны, как скоростная трасса, да и живут в таком же темпе.
Перевожу взгляд на своё чудо – она просто спит.
— Что с тобой сегодня такое? Не спала вообще эти дни?
— Угу. — Отвечает не открывая глаз. — Элька мне таблетку дала, а она вот только сейчас действует.
— Я тебя домой отправлю, а сам Буяну помогу и приеду скоро. Дэн тебя отвезет. Идет?
— А ты больше не пропадёшь?
— Обещаю.
Договариваюсь с Дэном и он увозит на такси Ольгу и Энжи. Иду к Максу, рыжая бестия сидит рядом и рассказывает о наших приключениях. Я подхожу и останавливаюсь за её спиной. Меня, оказывается, угораздило явиться в самый подходящий момент.
— Взялась, говорит, обо мне заботиться, доводи до конца. У меня от такой наглости слова в горле застряли. — Её обиженный голос становится похож на Энжи. — А он, гад такой, меня в кабину, как кутенка, закидывает, сам залез и храпеть завалился.
Макс заливается.
— Облом вышел? — Макс замечает меня и начинает смеяться еще больше.
— Еще какой. Я сколько не пыталась его уесть, задеть, ему всё фиолетово, зато сам одни гадости говорил. Ещё и кидается мной, как мячиком. — Она шмыгает носом. — И вообще…
— Ябедничаем? — Обхожу скамейку и сажусь рядом, Рыжик от неожиданности подпрыгивает.
— А ты подслушивал? — впивается в меня злым взглядом.
— Немного. Ты молодец, здорово мне помогла. Если бы не вы с Линой, ещё вопрос, как бы мы оттуда выбрались. — Поворачиваюсь к Максу. — Знаешь, вот сейчас хорошо, что твоя малая тут сидит, она не даст мне соврать.
— Малая?! — Она подскакивает, от чего я чуть не опрокидываюсь вместе с лавкой, шипит. — А как голой с тобой спать, не малая?
Оглядываюсь на Макса, он только качает головой.
— Не привирай. — Силой усаживаю её рядом. — Даже этим цирком помогла мне выспаться.
— Ну, в белье. Рассказывай уже. — сопит, но руку на плече накрывает своей.
— Макс, не на Земле мы были. Ни смены дня и ночи, никакого ветерка за всё время. И по моим ощущениям прошло не двое суток, а чуть больше суток.
— А со сказкой этой… — Аня проводит по волосам. — У меня до сих пор то ощущение. Деревянная расческа, а проводишь, вроде кто-то нежно так по голове гладит и в ухо шепчет. А хлеб взял, накрыл, как было, он опять появился. И вокруг никого, а он теплый, только с печки.
Макс видит, что я подтверждаю её слова кивком, внимательно смотрит на обоих.
— Массовый психоз?
— С Дэном спелся? — улыбаюсь. — Он меня постоянно в психушку норовит засунуть.
— С вами споёшься, самому впору чокнуться. Не знаю, что и сказать. — Он задумывается.
Звонит телефон и Макс отходит.
— Малая? — Рыжик опять шипит.
— Извини. Просто к слову пришлось.
— Не извиню! — Она все больше распаляется. — Кстати, мне восемнадцать. Взрослая я. Можешь не стесняться, папа не прибьет.
— Вроде не за что… — Смеюсь потому, что она тоном всё больше становится похожа на «Энжи в гневе».
— Вот за это и стоило прибить… — всхлипывает, — что не за что. Раскатала губу, дура.
Она уткнулась в моё плечо.
— А что ты говорила, что поняла что-то, когда с Энжи знакомилась?
— Дурак, да? Что шансов у меня и не было. Ни одного.
Макс возвращается.
— Я в управление. Генерал на месте, схожу побеседовать, заждался уже.
— Сам?
— С ребятами. И на месте свои наготове. Тебе там лучше не светиться. У меня другая просьба. Здесь всё закончили пока. Вот этого шпаненка пристроишь до завтра? — Я киваю, а он дочке показывает кулак. — А ты, чтоб без фокусов своих.
Она встаёт и обнимает его шею.
— Осторожно там.
Он целует её и уходит, а через пару минут машина выезжает с базы. Она снова садится рядом.
— У тебя гараж или сарай? — Её вопрос ставит меня в тупик, оборачиваюсь. — Ну, домой ты меня не потащишь?
— А куда? — Пожимаю плечами. — Только я бы проветрился пешком. Не против?
— Нет. Я бы тоже прогулялась. — Хмыкает. — И мне нравится с тобой гулять.
— Только чур, — не удерживаюсь, — посреди города не раздеваться.
Едва выходим с базы, она бесцеремонно повисает на моей руке.
— Пока идем, ты мой кавалер, и не спорь.
— Объясни мне, как у такого отца такое чудо получилось. — Задаю вопрос, который мне не давал покоя уже несколько часов.
— Мать ушла от него, когда мне был год. Он приходил часто, но… Потом мать вышла замуж и он стал приходить лишь по выходным. — Она вздохнула. — А в четырнадцать я встретила Веронику и ушла из дома.
— Как это?
— Ей двадцать пять было. Красивая, вся из себя. Предложила поехать к ней, где она научит меня быть такой же. Там я впервые выпила шампанского, как потом выяснилось, с таблеточкой, и оказалась в её постели. Мы не вылазили из этой постели неделями, она меня держала на таблетках, а в одно прекрасное утро я проснулась в подвале, в ошейнике и на цепи.
— Ничего себе. — Я едва сдержался от более крепкого словца, от рассказа меня бросило в дрожь.
— Два года я сидела на цепи и училась нежности и послушанию. — Она грустно улыбнулась. — И мне это начало нравиться. Даже когда она больно била меня, я стала получать удовольствие. Потом, когда мне исполнилось шестнадцать и она увидела, что я не представляю себе жизни без неё, она начала выводить меня на люди. А ошейник заменила на специальный пояс на моих бедрах. Как она сказала, чтобы я не забывала, что принадлежу ей. Хочешь, покажу ссадины от него?
— Мы договорились обойтись без стриптиза. — Подталкиваемый жалостью, я обнял её за талию. — Если тебе больно, не рассказывай. Поговорим о чём-то другом. И ты говорила о большой любви, а не о таком.
— Собачка тоже может любить тебя, даже если ты её бьёшь. Может сама приносить хлыст и просить наказать её. — Её голос потерял всякие краски и стал похож на механический. — Вот я была собачкой и пояс верности, как называла его моя любимая, сняла лишь после того, как она сказала, что я ей надоела и я свободна. Она дала мне немного денег и я пошла и напилась для храбрости, чтобы потом покончить с собой. Только малость не рассчитала.
Она повернулась ко мне и положила руки на плечи.
— Она четыре года внушала мне, что мужчины сволочи и животные, а ты был первым, кого я встретила. Теперь я ей благодарна, что она вышвырнула меня. Я могу жить человеческой жизнью. А тебе я благодарна за всё остальное. — Она удивила меня, скромно чмокнув в щёку. Её последующий тон, как и резкая смена темы, меня тоже удивили. — Слушай, а мне ведь нужно школу закончить.
— У нас есть подруга с аналогичной проблемой. Я думаю, с этим мы справимся.
— А я могу попросить тебя? — Она обхватила мою ладонь своими. — Позволь мне остаться с вами. Я могу быть рабыней или собачкой. Я научилась быть очень послушной.
Я вздрогнул, как от удара.
— У тебя есть своя жизнь, есть родители. И нам ты нужна, как друг.
— Мать от меня отказалась. А пожить немножко у вас можно? Пока я хоть немного привыкну к этой жизни. — Она, казалось, готовится шлепнуться на коленки, во избежание этого я обхватил её за талию. — Я просто боюсь быть одна.
— С одним условием. Ты прекращаешь свои сексуальные выкрутасы.
— Я могу быть только твоей, если хочешь. — она попыталась меня поцеловать.
— Блин. — Сжимаю её со всей силы и вижу довольную улыбку, сразу отпускаю. — Я не это имел ввиду. Повторяю, я для тебя только друг. И Энжи, кстати, тоже.
Она тяжело вздыхает, снова повисает на моей руке и мы двигаемся дальше.
— Смотри. — Она показывает на проход между домами.
Даже не проход, а закрытый заборчиком палисадник. А посредине большой багровый костер.
— Подожди меня здесь. — бросаю уже на бегу, прекрасно понимая, что послушание тут не сработает.
Как ни странно она отстаёт, останавливается, зовёт меня. Я уже в нескольких метрах, пытаюсь что-либо рассмотреть в бликах огня. Аня буквально вцепляется ноготками в моё плечо. Из костра что-то выдвигается, ковыляет невнятная фигура. Она выступает за пределы огня, теперь я вижу – это явно не человек. На полторы головы выше и вдвое шире меня, это имеет на голове только рот в который поместится человеческая голова, и два абсолютно круглых глаза. Это чудовище, покрытое чем-то наподобие чешуи или шкуры, движется на непропорционально коротких ногах, верхние конечности, наоборот, уродливо длинные, болтаются вдоль тела. Прикидываю, что вытянутая вперед лапа может достать до меня или Рыжика, швыряю в чудовище фриз. Грязно-зеленая шкура практически чернеет, но чудовище делает новый шаг в мою сторону.