— Это такое же безумство для них, как и для нас, — отвечал Исеп, — наших рыцарей станет достаточно, чтобы обеспечить защиту торговли.

— Достаточно ли? — вдруг спросил Кронид.

Альтиор посмотрел на него недовольно и вопросительно. Кронид был полноватым белым магом, подходящим к старости, лицо его было толстым и покрытым темной щетиной. Мало кто его знал хорошо, он высказывался редко, но довольно разумно, обычно не присоединялся ни к каким фракциям в Совете.

— Ты сомневаешься в силе моего войска? — спросил император, изобразив ненадолго в своем голосе осторожность.

— Я хочу сказать, — он подумал мгновение, — если черные рыцари уйдут, белые придут… Да, они будут охранять караваны, торговля возобновится, но. Но. Теперь черные рыцари будут нападать на эти караваны, жечь стоянки с белыми рыцарями, грабить приюты. Нам придется контролировать весь континент, но они заставят нас за это заплатить.

Совет вдумчиво слушал.

— Белые рыцари, — Альтиор поднял подбородок так высоко, что даже комично, лицо его перекосило злобной гордостью, — белые рыцари раздавят эту черную грязь, и не позволят ей нарушить наши пути, торговля находится под нашей защитой.

Продолжительные рукоплескания враждебной ордену фракции, в это время другая фракция свистела и выражал отдельными криками недовольство.

— Как знаешь, Альтиор, — буркнул Кронид, и реплика его утонула в общем шуме.

— Как я знаю, — тихо ответил ему Альтиор, ухмыльнувшись при этом.

— Это возмутительно, — крикнул Исеп, — я ухожу отсюда.

Он поднялся, половина зала встала и стала неспешно покидать зал, топчась в толпе, перетекающей к выходу.

— Заседание окончено, — злобно выкрикнул Протелеон.

Император растерянно повернулся к верховному магу, как бы взглядом говоря о том, что они два триумвира этого города и не могут склонить его власть к решению, которое согласовали между собой, и на это маг лишь развел руками:

— Закон запрещает проводить заседание с таким составом, нас слишком мало…

— Это абсурд, — зашипел белый рыцарь, — Это все враги и предатели, вырезать бы их всех!

— Это власть этого города, Альтиор, — сухо отрезал Протелеон, и устало добавил, — как я сказал, это и есть город.

— Но что нам делать? — он посмотрел в сторону гостей из Вольного, которые просто не знали, как им реагировать и лишь изумленно наблюдали за происходящим, пытаясь сохранить на своих лицах какое-то достоинство.

— Мы склоним Совет на свою сторону, не переживай об этом.

Оставшиеся в Совете маги стали расходиться, шумно переговариваться и над чем-то смеяться.

_____

Обычная ночь в лесу у подножия горы Белое седло.

Небосвод, затянутый тучами, холодный ветер качает верхушки засохших стволов. Нет луны, нет и звезд, только ветки и высохшая земля, погибшие ягодные кусты.

В этих землях изредка проходили туманы. Плотные клубы синеватого пара, издающие тягучие и шелестящие звуки, как большие животные, они бродили в лесах, ничего не меня, не оставляя чего-то необычного, но забирая тех, кто попадал в них. Никто не знал, что это было, никто не хотел знать, чем это может оказаться.

И Зэорис смотрел на один такой. В темноте его было сложно различить, но он медленно перетекал, словно мутная река. Источаемое туманом желание приблизиться и впасть в расслабленность медленно овладевало Зэорисом, а он в свое удовольствие позволял туману звать его, ласкать его опухший от усталости разум. Но время пришло, и усилием воли маг развеял чужое чувство.

Чем бы ни было это что-то, ждущие его там, только сам Зэорис решит, жить или умереть. И хотя бы в этот день нужно ещё было пожить, потому жизнь его самого обозначала жизнь ещё десятка братьев из серого культа, которых он вел за собой.

Укутанные в плащи из грубой ткани, они сидели, притаившись среди голых ветвей засохшей поросли. Пугливо переглядываясь, они улыбались друг другу и тому страху, что овеял их всех, подбадривали друг друга тихими речами о предстоящей борьбе. Братья были крепкими воинами и паломниками, пережившими многое, они боялись монстров, но знали, что их ждет открытая вражда с самым опасным из чудовищ, а именно, с другими людьми, подобными им самим.

— Что это?

— Не важно. Идем, братья.

Двинувшись дальше, они преодолели несколько миль пешком, пока небо не начало медленно становится сизым.

Короткая летняя ночь оканчивалась.

Да, так теперь выглядело лето, как безграничная осень, и лишь зима отличалась, вываливая много снега, который не таял до поздней весны, но живительная влага не порождала озеленение, все оставалось таким же серым и почерневшим.

Лишь ветки хрустели под ногами. Они не переговаривались. Никому не хотелось говорить, уже слишком долго шли и слишком устали. Пеший путь без тропы по неровностям холмистых предгорий отнимал много сил. Ноги их болели, их запасы еды закончились два дня тому назад, и все что происходило это бесконечная ходьба.

Изредка кто-то мог спросить, долго ли осталось идти, на что Зэорис оборачивался и подбадривал отряд, говорил, что осталось недолго, что они уже почти дошли, что вынуждены идти так долго потому, что тропы стерегут белые рыцари, которые не должны узнать об их появлении в городе, и все понимали, что это важно для борьбы.

Ищейки белых магов рыскали в городах, разыскивая тех, кто вел себя подозрительно, подслушивая на многих углах. И пусть у магов было примитивное понимание того, как обращаться с народом, они знали одно, что недовольство должно всегда жестоко подавляться, знали это, потому что управляли столицами до войны, а теперь управляли такой же столицей, только крупнее и богаче.

Огибая один холм за другим, или проходя по руслу высохшей реки, они разменивали мили на время. Снова бесцветный день.

Отряд взбирался на очередной холм, чтобы оценить обстановку с высоты, когда Зэорис что-то учуял.

Расправив плечи и высоко подняв голову, он властным жестом велел всем остановиться. Затем отвел руку.

Братья расселись на обочине тропы, что никогда не зарастет. Кто-то достал кинжал и стал неспешно натачивать его, другой снял мешок и стал перебирать свитки. Приверженцы культа никогда не теряли времени даром, так их учили предводители.

— Что-то случилось, брат Зэорис? — все же не выдержал один из них и спросил.

— Да. Мы сделаем здесь привал, — он продолжал вглядываться куда-то в даль, видимую ему одному.

Потом Зэорис сел, скрестив ноги под собой и стал смотреть в никуда.

Один из серых братьев заметил это и ткнул локтем другого. Без слов братья окружили белого мага и стали внимательно всматриваться, наблюдая за его лицом и дыханием, которое замедлялось, пока, казалось, не прекратилось вовсе.

Этот серый маг растворял свой разум.

Мир постепенно таял, превращаясь в рельефы без подлинного объема и цвета, все вокруг стало пульсировать блёклыми переливами. Пока не растворилось вовсе. Виден был сам белый маг со стороны, его окружала чернота, и он расщепился в этой черноте, слился с ней, стал ею. А потом на месте его стали распускаться цветы, пышные бутоны, синие, красные, желтые, фиолетовые, они распускались, превращаясь один в другой. И гибли. И гибли все быстрее, пока уже не рассыпались, лишь появившись небольшой дышащей почкой, совсем как в прежнем мире, где росли дикие деревья, вдыхавшие приход весны и вбиравшие в себя свет. Но свет здесь исчез. А потом появился вновь, став всем, став тьмой, а тьма же стала светом, они были неразрывны, не разделимы; здесь не было ни подлинной тьмы, ни подлинного света, но было все. И лишь тогда все стало расслаиваться, перетекая одно из другого, перетекая само в себя и вытекая из себя реками, утекающими в другие миры, ещё более тонкие и глубокие, чем этот. Среди этих рек стали появляться сущности. Они видели, но не смотрели, они слышали, но не прислушивались, и не ощущали ничего, но знали всё. Эти сущности витали среди рек. И тогда лишь где-то вдалеке засиял свет, тусклый, как луч далёкой звезды, но он становился все ярче, синий, приятный, загадочный, манящий. Хотелось попасть к нему, дотянуться до него. Но при приближении свет этот растаял, став червоточиной, источающей красное сияние. Послышалось подобие смеха, если в этом мире и могло существовать нечто подобное, то это было оно. И мир этот развеялся.