Альтиген отвлекся.
В кромешной темноте он читал трактат своими глазами, природа которых изменилась навсегда. Свежий свиток, переписанный магами ордена для него, привезённый из Великого Приюта.
В свитке описывался Белый город и его внутреннее устройство. Этот маг, автор свитка, ездил туда вместе с торговцами, был известным в орденских кругах путешественником и талантливым магом, занимающимся утонченными дисциплинами. Его звали Илиодор. Стиль его отдавал дань уважения старине. Описывал он структурированно и по порядку, перечисляя сперва достоинства, затем недостатки и в конце мелкие детали и подробности весьма занятные. Илиодор прославился своими трактатами о жизни великих людей прошлого, некоторых из них он знал лично, так как в молодости путешествовал по миру ещё до того, как случилась война с чудовищами, а уже позже занялся магией в Башне, став учеником Протелеона. Альтиген не общался с автором лично, но люди в его окружении знали Илиодора.
В этом свитке сперва шло описание внешнего вида города, но все это Альтиген видел сам. Он видел и размеры города, ощущал собственными глазами и духом его величие и торжество, его превосходство впитывал душой.
Оставив главы, посвященные сложной системе управления, Альтиген пролистал до места, где автор, наконец решив отдохнуть от внешнего лоска и помпезности высоких мест города и его фасадов, спускается в нижние улицы и переулки, подножия магических кварталов. Тень зиккуратов таит в себе множество печалей и горестей.
Здесь Илиодор пишет о том, как сильно отличается суровая реальность от сказок, рассказываемых магами. Внизу этот город был хуже любой столицы прежнего мира. Это самые грязные и вонючие улицы из всех, какие только доводилось видеть, потому как, в Белом городе так и не построили полноценной системы канализации, то нечистоты вываливают прямо на дорогу, где они превращаются в огромные кучи, на них кладут камни и доски и ходят по ним. В некоторых местах повозки за городской счет вывозят мусор, но их мало, и это нововведение не позволяет решить проблемы.
Илиодор бродит среди мастерских, заходит в нижние этажи величественных пирамид и видит там огромные цеха, в которых многие люди распределены исходя из своих обязанностей. Если раньше портные сами закупали шерсть, пряли, шили, делали красивые узоры и сами продавали, то теперь это были огромные ряды, в которых одни пряли, другие ткали, третьи красили, четвертые сшивали. Получалась одинаковая одежда, в которой ходили все жители. Илиодор ранее также заходил в мастерские, расположенные над цехами, там все ещё мастера все делали самостоятельно, создавая роскошные и неповторимые костюмы на продажу или же производя драгоценные ткани, но там хоть и была трудовая аура, но там не было так уныло и болезненно, как внизу. Люди, работающие в цехах, имели тупые взгляды, лишенные всякого желания, сами они были грязные и работали вяло, если их долго не замечали надсмотрщики, регулярно избивающие нерасторопных рабочих, если их ещё можно было так назвать, ведь они все больше напоминали рабов.
А дальше Илиодор покинул эти цеха в смятении. Ужасно было наблюдать, как люди там изнывают от адской работы, какой не мучили горожан прошлого. Но он не забывает написать о том, что ткани и одежды, полученные таким образом были весьма сносного качества, были дешевле и их было гораздо больше, и крепкую добротную рубашку мог купить себе на рынках Белого города любой бедняк, хоть раз в неделю, если также усердно трудится.
Прогулявшись по грязным улочкам, путешественник спускается в катакомбы, где спали те бедняки, что не смогли себе накопить на жильё в городе. Это были большие залы, стены в них облицованы кирпичом, много колонн поддерживают каменные своды. В этих подвалах было тепло и уютно, но также грязно и ужасно воняло. Два раза Илиодор видел, как из такого подвала вынесли трупы каких-то нищих и положили в повозку, которая повезет их неизвестно куда, ни родные и близкие, ни друзья не простились с ними, никто не увидит, что станет с телами их, не придадут их ни земле, ни огню.
А после же Илиодор поднялся прочь от тьмы не улиц, но ущелий этого не города, но скалы, на склонах которой будто магма, лились страдание и неуважение. Ни одного белого мага или белого рыцаря Илиодор не увидел там. Они просто не появлялись внизу, словно зиккуратов не существовало, словно не взирали храмы с вершин высоких ступенчатых пирамид.
Пройдя последние закоулки, Илиодор вышел из пригорода к террасам. И там он увидел, как широкими ступенями спускаются по склону горы узкие золоченные поля. Солнце снова стало приятно пропекать его тело. Границы слегка пыльного света, колоссальной шторой спускалась с неба, огородив столицу от остального мира. На полях многие люди трудились, шла жатва.
Немногие из крестьян стали разговаривать с Илиодором, но несколько впустили его в свой дом, показали быт, рассказали, как живут.
И вновь Илиодор описывает горечь и печаль, мерзкий быт крестьян, низведённых до состояния и положения рабов. Жили они в бревенчатых хибарах с земляным полом, где лишь спали и ели лепёшки, которые пекли сами, трудились они от ночи до зари, сея и пожиная на разных полях. Магия, искрящаяся здесь в воздухе, пропитавшая землю, взращивала новый урожай много раз в году, и потому крестьяне были постоянно заняты. Здесь также были прохладные луга, на которых паслись овцы и коровы, а в небольших загонах росло множество свиней.
Террасы возвышались над склоном. Вдоль отвесных стен террас вели немногие крутые дороги и тропы, охраняемые городской стражей. Монстры здесь не появлялись, их сильно раздражал яркий солнечный свет, колоссальным столбом поглощавший столицу.
После этого Илиодор возвращается в свои покои, готовясь к описанию следующей главы, посвященной богатым библиотекам зиккуратов…
А сам Альтиген рисует в своем воображении картину механизма, перерабатывающего целые народы, спрута, далёкого экзотического морского зверя, щупальцами захватывающего своих жертв. Ему тяжело было представить то стремление к богатству и власти, каким были одержимы белые маги, стремление к власти не над землёй и людьми, но над вещами и силами.
Альтиген хотел верить, что сохраняет в себе приверженность старым идеалами, хотел верить, что общество состоит из сословий, если стертых потерей законов прежних столиц и областей, то хотя бы существующих ещё на практике. Рыцари охраняют, торговцы торгуют, горожане изготавливают, маги думают и молятся богам, если ещё не забыли их имена. Как правитель он хотел занят место именно в этой иерархии, стать законным и священным лидером, держать в своих руках долг, честь и преданность. Но не думать о том, что мир меняется, он не мог. Стройная жизнь, какую ковали его предки, сломалась во время войны. И в разуме его не стены были разрушены, не поля были покинуты, но именно порядки были развеяны, как прах.
Новые белые маги не требовали от людей преданности. Они превращали людей в вещи и управляли ими, словно потоками рек. Альтиген видел это и страшился этого. Они победили свой собственный народ, сделали то, чего не могли достигнуть самые великие правители прошлого; белые маги создали новый народ, не такой, каким освещали его в своих пышных речах, но усердный и жесткий народ-воинство, воинство труда и обогащения, безмолвный, безвольный, рабский народ.
И как бы Альтиген не восхищался этим в самой глубине своей души, спускаясь по самой темной струне в самую глубь, как рыцарю ему это было омерзительно.
Отложив свиток, префект конгрегации по делам рыцарство встает и начинает беспокойно ходить. Мысли его змеями вьются под черепом, в глазах его сверкают огни магического безумия, а разум медленно разрывается, извергая горячую магму тягостных раздумий. Мечется, как лев в клетке… Свиток лишил его спокойствия? Нет. Злоба и обида месяцами нарастали в нем.
Долго откладывал для себя эту правду, но наконец сказал себе. Произнес в полной темноте и одиночестве, когда никто не видел и не слышал. Если бы это было возможно, то одна слеза все же скатилась бы по его лицу.
