Массивная мебель из дуба, серебряные статуэтки богов и животных расставлены на тяжелых комодах, меж ними высокие шкафы, заваленные свитками. Стены же здесь завешены алой тканью с бахромой из золотой нити, а сама кровать была расположена на возвышении в полу и прикрыта тончайшими шелковыми занавесками, скрывающими от мира сон спящих.

На всей этой обстановке играли тени. Тревожный дух Стратоника не давал свече покоя, её маленький огонёк бесился под его грузным волшебным взглядом.

Сейчас здесь было тепло. Под рукой всегда жирное мясо, сладкие фрукты и лучшее вино, привезённое с далеких южных земель.

Но в голове, перед глазами стояли картины, каких не воссоздал бы ни один живописец.

Битвы с серокожими… вой драконов в ночном небе… холод в горах глубокой зимой, сковывающий шаги снег, в который можно было уйти с головой и остаться погребённым под этой белой смертью… морозный ветер, тысячи иголок обдают открытую кожу болью.

Снова битвы. Снова серокожие доедают чей-то труп…

Стратоник потряс головой и потер лицо руками.

Отбросил ужасное воспоминание.

Все, что было тогда, уже не вернуть. Теперь у него был новый город, в котором он был хозяин, и который он сохранит, не даст никому его разрушить, не позволит никому его развалить. Стены этого города будут вечны, и слава его будет вечной. Никто никогда не возьмет его приступом и все осады окончатся ничем, сгинут все враги его.

Стратоник сохранит жизни тех, кто дорог ему. Так он сказал себе.

Там, до этого, он видел себя, как одинокого человека, стоящего на берегу, он видел, как огромная волна идет, сметая все, и он в ней, распростер руки, придавлен толщами вод. И ничего нельзя сделать, как бы он не пытался, океан придавил его, и не совладать с океаном, не побороть его, можно лишь утонуть в нём.

Да, он был зрелым. Да, он был воин, закалённый в боях, видел все ужасы той войны. Да, он много раз сказал себе, что теперь это новая жизнь, хоть он и прежний, все такой же суровый элемент механизма, стремящегося к безупречности, твердый, как скала, на которой стоит этот град, оберегаемый им. Но сколько бы Стратоник не говорил все это, минувшая катастрофа, раздавившая его, расправившаяся с ним, оставалась в душе.

Префект города изо дня в день возвращался вечером в свои покои. И через какое-то время воспоминания вновь разрывали его разум. Он садился в кресло вот так, как сейчас, наливал себе вино, и медленно разбавлял в нем свою душу.

И теперь случившиеся события, прокручивались в сознании, разбиваясь в дребезги и вызывая боль, но потом осколки их собирались, крупицы их сливались воедино, чтобы сознание вновь прокрутило их. Потому, что он не мог с ними смириться. Не мог смириться с тем, что произошло.

Эта ловушка, оставленная его духом, рано или поздно, в ответственный момент, переломит ему ногу, и он споткнется, вспомнив все свои поражения, вспомнив, как он смотрел на гибель мира и не мог ничего сделать.

Когда он увидел, как души взлетают с полей, когда увидел, как спускаются колоссальные существа из иных миров, как возводят они магистраль… пришло понимание того, насколько он ничтожен, насколько все они ничтожны, и что жизнь их не более, чем пыль, незаметная для тех, кто посетил этот мир. Им оставалось только надеяться на то, что больше никто не придет.

Но вот…

Воспоминания эти стали затухать.

Битвы, битвы, новые битвы. Он вдруг увидел все лица товарищей, лица тех воинов, что защищали последнюю столицу мира. Их твердые взгляды, их ровные черты, их развевающиеся на ветру светлые волосы. Увидел Стратоник всех тех, кто погиб. И разве мог он сомневаться в новом мире глядя в глаза этим безупречным людям, что были тверже скал, свирепее лесного пожара, сильнее всех лесных зверей? Разве мог он сомневаться в себе, вспомнив их глаза?

Нет, эти люди не оставляли шанса никому. Никто не смеет быть уверенным в своем превосходстве над людьми. Не что не может посягнуть на это. И как бы не было все плохо, человек, согнутый, придавленный, он встанет и разогнется, потому что нет существа более крепкого, с более цепкой хваткой.

Вспомнил Стратоник, что он человек.

Человек!

Монстры? Каких монстров бояться ему, человеку? Самый ужасный монстр этого мира есть человек.

Но мысли затухают… мысли гаснут, словно догоревшая свеча. И вот уже дуновение ветерка задувает их…

— Ты не спишь? — сквозь исчезающий сон произнесла Эвлалия.

— Не сплю. Но ты спи, — ответил он, продолжая смотреть в далёкие пустоши своих видений.

— Сколько времени?

— Четвертая стража.

— Такая рань… — она потянулась.

Стратоник наблюдал, как она просыпается.

Почему-то она не звала слуг. Оделась сама.

Подошла и села рядом с креслом, уложив красивые ноги прямо на пол, а сама взяла Стратоника за руку и приложила её к щеке.

— Тебе страшно? — спросил он, не убирая руки, ощущая ей нежную кожу лица Эвлалии.

— Скажи, будет война?

— Да.

— Почему? — её голос чуть вздрогнул.

— Потому что в мире может быть лишь одна столица.

— Мне уже и не важно, почему… лишь бы ты снова не ушел в никуда. Мы думали, ты умер тогда.

— Больше я никуда не уйду.

— Уйдешь.

— Почему? — спросил теперь уже он.

— Потому что должен. Я бы не любила тебя, если бы ты не был тем, кто не уйдет, — она улыбнулась.

Подняв голову, Эвлалия всмотрелась в лицо Стратоника. Выражение его глаз порою было столь глубоким, что напоминало два портала в другой мир, полный сумрака.

— Скажи, как это будет?

— Что будет?

— Война… что это будет за война?

— Откуда я знаю?

— Ты все знаешь. Ты бы не был тем, кто ты есть, если бы не знал.

— Меня всегда раздражала твоя манера говорить нарочито философски. Знаешь об этом?

— Знаю. Иначе бы так не говорила.

Стратоник ласково улыбнулся.

— Ничего не будет. Они никогда не нападут на нас. У них не хватит сил. Они будут выбивать крепости, которые хотят присоединиться к нам.

— И на кого они нападут? И что ты будешь делать?

— Они нападут на Вольный.

— Но тебя ведь это не касается, правда?

— Касается, конечно.

— Разве это не дело Альтиора и его рыцарей? она поднялась, подошла к одному из комодов, взяла гребешок и стала расчесывать свои густые рыжие волосы.

— Это дело города, Эвлалия, а значит и мое дело.

— Надеюсь, ты никуда не уйдешь из города.

— Уйду… я уезжаю в Золотой трон.

— Когда? — и тогда она обернулась в легком изумлении.

— Завтра утром.

— Знаешь, ты никогда не говоришь, но я все равно не могу привыкнуть.

— Я есть город, Эвлалия, дела города, мои дела, все одно…

— Да, прости, ты уже много раз говорил.

— Славно, Эвлалия, славно. Ты все лучше и лучше справляешься с ролью жены префекта города.

Эвлалия еле заметно ухмыльнулась.

_____

Снова север.

Холодные ветра теперь здесь повелевают.

Город, некогда называем Башней, теперь лишь полоса руин, ведущих от цитадели до библиотеки. Два громадных сооружения. Оба были до недавнего времени заброшены.

Когда в конце десятилетия, в восьмом году после окончания войны с чудовищами, сюда не вернулись немногие черные латники, чтобы своими неживыми глазами вновь узреть величественное здание, когда-то служившее центром растущей империи.

Огромная круглая башня с дырами и щелями. Внешние пристройки местами полуразрушенные, там видны обуглившиеся камни, кирпичная гарь, след пламени драконов. Теперь эти ужасные существа, когда-то владевшие небом, стали большой редкостью.

Внутри полупустой цитадели, где-то среди огромных зал, лучами расходившихся из полого ядра, сидел в одиночестве Альтиген.

Когда черные рыцари входили сюда, то им пришлось истребить огромное множество мерзких тварей, обитавших здесь. Подобие людей, крылатые и бескрылые, с перекошенными опухшими мордами, каждый монстр был неповторим в своем уродстве, брызжущие слюной. Страдающая от мучений, содрогающаяся от боли, но очень сильная и дикая серая плоть жаждала истреблять и пожирать все, что видела. Рыцари огнем загоняли их в углы и тупики коридоров, и там сжигали. В бесконечных глубинах подвалов и тайных залах, пристройках, перекрытых тяжелыми железными решётками и крепкими дубовыми дверями, до сих пор обитали ужасные монстры, оставленные демонами. Цитадель была огромна, и черные рыцари были лишь одним из видов, что населял её.