За спиной Мендосы появились два официанта. Почти немедленно к ним присоединился распорядитель винного погреба, мрачный старик, одетый в черное и носящий на шее цепь с подвешенным к ней ключом - знак своей должности.

- Что мы будем пить ради такого замечательного случая? - спросил Мендоса. - Шампанское? Мистер Дэйн, мистер Торнтон, вас это устроит?

Торнтон кивнул. Дэйн сказал:

- Во время нашей последней встречи, генерал, мы пили коньяк.

- Помню. И рюмка хрустнула прямо у вас в руке, а? У вас все еще остался шрам?

Дэйн приподнял рукав. По внутренней стороне его широкого мускулистого запястья тянулся нитевидный, едва заметный шрам.

- Как скоро затягиваются старые раны! - промолвил генерал. - Скоро у вас ничего не останется на память обо мне.

- Я всегда помню вас, - ответил Дэйн, - есть у меня шрам или нет. Люди такого калибра, как вы - редкость в этом мире.

- Вы меня ошеломили, - признался генерал. - В самом деле. Но вы всегда были щедрым человеком.

Торнтон с досадой слушал этот нескончаемый поток комплиментов. У него было ощущение, что разговор идет на языке, который он едва-едва понимает. Это действовало ему на нервы. Кажется, все здесь знают всех - кроме него самого.

- Мистер Торнтон - ваш коллега? - спросил Дэйна Мендоса.

- Можно сказать, коллега, - отозвался Дэйн.

Мендоса счел это весьма забавным. Он обратился к Торнтону:

- Вы только посмотрите на него! У нашего мистера Дэйна все - "можно сказать". Он у нас, можно сказать, неуловимый!

Торнтон вежливо улыбнулся, хотя понятия не имел, о чем говорит генерал.

- Да-да, - продолжал Мендоса, обращаясь к нему, - вам не следует обманываться на его счет. О, наш старый добрый мистер Дэйн! Больше всего на свете он любит надевать на себя этакую англосаксонскую маску - спокойствие, вежливость, осторожность. Но под этой неприметной внешностью скрывается пламенная натура, как у истинного латиноамериканца. Вы еще не заметили этого, мистер Торнтон? Вы не заметили, что мистер Дэйн выполняет свою работу - к чем бы она ни заключалась - в столь неподражаемом стиле. с присущим только ему чутьем и размахом?

- Ваш собственный стиль столь же неподражаем, генерал, - заметил Дэйн.

- Ах, - вздохнул Мендоса с наигранной печалью, - я слишком много говорю. Но чего ожидать от уже немолодого эмигранта? Чего ожидать от латиноамериканца, склонного к пространным рассуждениям? И когда ты уже не можешь много делать, остается только много говорить.

Мендоса действительно говорил много; но это многословие не меняло выражения его немигающих кошачьих глазок. Этот полнеющий человек в вечернем фраке сохранял военную выправку. У Торнтона сложилось впечатление, что Мендосе нравится болтать ерунду. Он тщательно культивировал эту клоунскую маску, так же, как Дэйн - свой образ осмотрительного человека.

После вина Мендоса попросил разрешения заказать для них ужин. Они с Дэйном продолжали беседовать. Торнтон решил, что эти двое некогда были близкими друзьями. И происходило это явно в Южной Америке.

- А теперь вы в Майами, - сказал Мендоса. - Можно ли надеяться, что вы задержитесь здесь подольше?

- Зависит от обстоятельств, - ответил Дэйн. - Возможно, что дело вскоре будет завершено. Тогда я должен буду отбыть.

- Это будет печально. Я еще даже не показал вам свой дом. Это чрезвычайно уютное обиталище.

- Уверен в этом, - отозвался Дэйн. - Я хотел бы когда-нибудь взглянуть на него.

- Вам и вашему другу у меня дома всегда рады. В любое время, когда вам позволят обязанности агента ЦРУ.

- Сейчас я работаю на Департамент финансов, - поправил Дэйн.

- Конечно. Я и забыл, насколько вы непоседливы.

- В этом мы схожи.

Мендоса расхохотался.

- Я больше не непоседлив. Поверьте мне, мистер Дэйн, то, что я делал в юности, как будто бы совершал совсем другой человек. Войны и завоевания - иллюзия; куда более ценны покой и ясность. Я испросил американского гражданства.

- Знаю, - кивнул Дэйн.

- Мое единственное желание - остаться здесь и мирно заведовать этим маленьким рестораном. Непоседливость - это болезнь, которую излечивают годы.

- Я не ждал услышать подобное от вас, генерал, - сказал Дэйн. - Несколько лет назад...

- Это были тревожные времена, - поспешно прервал его Мендоса. - Я счастлив, что эти времена позади.

После трапезы Дэйн и Торнтон собрались уходить. Дэйн полез было в нагрудный карман за бумажником, но Мендоса положил ладонь на его руку.

- Нет, мистер Дэйн, оставьте это удовольствие мне.

- Благодарю вас, генерал, но я настаиваю на том, что платить должен я.

- А я отказываю, - возразил Мендоса. - Вы платили в прошлый раз. В Каракасе, помните?

Дэйн улыбнулся и кивнул.

- На этот раз удовольствие причитается мне, - сказал Мендоса.