— Это мне известно, — отвечает Робин, — поэтому я здесь.

Он тут же оживает:

— В самом деле?

На его лице отражается испуг. Ха! Он думает, что ошибся и что перед ним важная дама инкогнито. Наверняка жалеет, что до этого почти не прислушивался к ее словам.

— Моя дочь, — напоминает ему Робин. — Она сказала, что едет на вечеринку.

Свет в его глазах снова гаснет. Он осматривает ее с головы до ног, бросает взгляд на украшения, рассчитывает в уме их стоимость. Переводит ее обратно в низшую категорию.

— Это вряд ли.

Увидев какую-то проходящую мимо женщину, он приветственно приподнимает бокал, стучит пальцем по циферблату часов и закатывает глаза. Даже не пытается скрыть свои жесты. То обстоятельство, что консульский статус порой влечет за собой тяжелое бремя общения с британскими налогоплательщиками, для него, очевидно, просто лишняя головная боль.

— Да? И это все? Больше вам сказать нечего?

Он со вздохом кладет оливку в рот и начинает медленно ее жевать — не исключено, что это единственная твердая пища, которую он съест сегодня.

— Миссис...

— Хэнсон.

— Ах да, Хэнсон. О. Послушайте, а вы случайно...

В его глазах опять мелькает проблеск интереса.

— Нет, к тем Хэнсонам я не имею никакого отношения.

— Да? Ну что же, хорошо.

— Мы говорили о моей дочери.

— Да-да. Послушайте, миссис Хэнсон, мне очень неприятно разрушать ваши иллюзии, но так не бывает. Герцог много лет трудился, чтобы превратить этот крохотный уголок в место, куда смогут съезжаться знатные гости со всего света. И он бы не достиг этого, если бы приглашал к себе на вечеринки случайных подростков. Неужели вы думаете, что Берни Экклстоун раздает бесплатно билеты на Гран-при Монако, в кофейнях «Старбакс»? Я это к тому, что... где бы они вообще могли познакомиться?

— Вы тоже туда пойдете?

— На бал? — Он самодовольно надувается.

— Да.

— Разумеется.

Она смотрит на него, ожидая продолжения.

— Мы с герцогом вместе учились, — с гордостью заявляет он.

Скорее всего, в Итоне.

— Мило. Значит, вы с ним старые друзья?

— Да. Очень старые.

— Тогда... могли бы вы просто спросить его, есть ли моя дочь в списке гостей? Ведь есть же хоть маленькая вероятность, что ее позвали?

— Пригласили... — поправляет ее он. — По правде говоря, я не...

— Не забывайте, она британская гражданка.

— Боюсь, вы переоцениваете те возможности, которые дает мой статус, — произносит он.

— Мистер Герберт, я в отчаянии, — гнет свое она.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — надменно отвечает он.

Она стискивает зубы, так что хрустит челюсть, и говорит:

— Она просто ребенок.

— Это не совсем так. Впрочем, вы и сами это прекрасно понимаете.

— Да, но...

— Надо полагать, в английскую полицию вы обращались, так?

— Да, но...

— И что они вам сказали?

Он говорит нарочито тихо и спокойно. У нее на глаза наворачиваются слезы, но она сглатывает и смотрит на него, теряя последнюю надежду.

Герберт с довольным видом кивает.

— Как и положено, когда начальник местной полиции сообщил мне, что вы здесь околачиваетесь, я сделал несколько звонков.

Околачивается? Серьезно? Так это называется?

— И насколько я понял, строго говоря, ваша дочь не находится в розыске, так?

— Ей всего семнадцать лет, и ни я, ни ее отец не знаем, где она.

— Послушайте, полиция не может заставить семнадцатилетнюю девушку возвратиться домой, если сама девушка против. Это просто невозможно. Обычно они снова сбегают. Она явно жива, миссис Хэнсон, явно не имеет проблем с психикой, ее очевидно никто не похищал. Да, ваша дочь ушла из дома в возрасте... скажем так, далеком от идеала... но называть ее «пропавшей» нет никаких оснований. У нее попросту нет желания сообщать вам о своем местонахождении. И насколько я понимаю, все это время она общалась с друзьями.

— Я же так и сказала! Они, по сути, тоже не знают, где она. Она просто заходила в этот идиотский… веб-чат, или как там…

— Там теперь все и общаются, — с новым вздохом отвечает он. — Нам всем нужно смириться с той эпохой, в которой мы живем. Послушайте. Если бы у кого-то были... хотя бы малейшие подозрения, что вашу дочь удерживают против ее воли... если бы на нас вышел Интерпол... В случае необходимости герцог придерживается самых строгих правил сотрудничества с международными организациями. Но ведь ничего такого не было, не так ли?

— Я...

— Да или нет?

— От полиции в таком деле пользы никакой! — возмущенно восклицает она. — Возьмите хотя бы этих девочек из Ротерема. Полиция и пальцем не пошевелила! [13]

Он общепринятым жестом подзывает официанта. Его голос источает снисходительность:

— Ох, миссис Хэнсон. Ваша история вряд ли тянет на громкий скандал с сексуальными преступлениями против несовершеннолетних.

Он опустошает бокал и смотрит на нее — скорее сочувственно, чем гневно.

Слезы так сдавили горло, что она едва может говорить. Слезы ярости. Никакой печали.

— Насколько я поняла, помогать вы мне не собираетесь?

У его ног на полу стоит броская сумка. Он поднимает ее.

— Миссис Хэнсон, вы правда считаете, что правительство обязано улаживать семейные раздоры? Мне, конечно, жаль, что вы рассорились с... — Он заглядывает в блокнот с отсыревшими страницами и продолжает: — ...с Джеммой, но подобные дела не в моей компетенции, равно как и не в компетенции xandarms. Боюсь, что право на личную жизнь заодно подразумевает и личную ответственность за нее. Вот и все. Меня ждет еще одна встреча, поэтому мне, боюсь, надо идти.

— И что мне теперь делать?

— Ну... вы вольны остаться здесь и подождать, вдруг она объявится, — отвечает он, поднимаясь на ноги. Потом машет рукой нескольким новым гостям, которые только что вошли в вестибюль и в этот момент направляются к стойке «Сифуд гриль». — Это свободная страна. Конечно же, до тех пор, пока вы придерживаетесь установленных правил. Но позволю себе дать вам небольшой дружеский совет. Не досаждайте полиции, у которой сейчас дел выше крыши. И частных лиц тоже не донимайте. Прошел слух, что с момента вашего приезда вы бросаетесь... определенными намеками, и людям это не очень нравится.

С этими словами он сует сумку под мышку и неспешно направляется к выходу. Робин смотрит ему вслед, в ее голове бушует шторм из ярости и слез.

В этот момент подходит официант, убирает бокал и протирает стойку.

— Sinjora, вам что-нибудь принести? — спрашивает он. — Может, коктейль?

Она даже не поднимает на него глаз. Просто смотрит в спину удаляющемуся Бенедикту Герберту. Потом быстро прикидывает в уме, что коктейли здесь стоят по восемнадцать фунтов, а сегодня она и без того уже достаточно выставила себя дурой.

— Благодарю вас, но нет, — звучит ее ответ, — мне уже пора.

Шагая по вестибюлю, свои эмоции Робин держит в узде. Снующие вокруг лакеи окидывают ее взглядами, относят к категории неплатежеспособных и тут же отворачиваются. Когда она подходит к вращающейся двери, ее щеки полыхают ярким румянцем. В смятении она пытается толкнуть дверь, чтобы выйти, но по другую сторону ей противостоит тот самый виноторговец с парома. Лоренс, как там его. Надо сказать, что он выглядит в сорокаградусный зной невероятно свежим, в то время как от каждого дюйма ее кожи исходит жар.

Он замирает, поднимает руки, ухмыляется и отступает на шаг назад. Показывает пальцем на землю и рисует в воздухе круг против часовой стрелки.

Робин перестает толкать, разворачивается, толкает противоположную створку. Дверь поддается и движется плавно, как по маслу. Когда холодный воздух соприкасается с горячим, раздается едва слышный чмокающий звук.

— Прошу прощения, — говорит она, выйдя на улицу.

— Все в порядке, — отвечает Лоренс, — рано или поздно такое с каждым случается. Забежали чего-нибудь выпить?

— Вроде того, — говорит она, и из ее глаз ручьем льются слезы.