В квартире было темно и тихо, но сапоги матери стояли в прихожей, пальто висело на вешалке. Алена прокралась в гостиную, открыла бар, отхлебнула прямо из горлышка виски – один глоток, другой. Закашлялась, зажав рот руками. Срубило моментально – еле успела до кровати добраться. Упала и тут же уснула, не раздеваясь.

Утром, когда Алена встала, мать уже ушла. Часы насплетничали, что на первую пару можно не торопиться, все равно не успеть. Может, вообще не ходить? Может, сразу?.. Нет, только не с утра. Лучше вечером, но пораньше.

Я похожа на помойную кошку, подумала Алена, стоя под душем. Кошку, которая прижала уши и вцепилась в тушку голубя, когтями и зубами. Чтобы отобрать, нужно убить.

Включился утренний автопилот: причесаться, накраситься, позавтракать. Только перед одежным шкафом на минуточку перешла на ручное управление. Когда прилетела в голову мысль: а не надеть ли волшебные трусы со слонами? И дырку еще больше расковырять? Фыркнула и отнесла их в мусорник. Достала самые красивые. Зачем? Да черт его знает.

И снова лекции провалились в ту же черную дыру. Вышла после четвертой пары – уже стемнело. Если бы хоть знать, где и как Стас работает. Черт, она вообще о нем ничего не знает!

Все, хватит! Как он там говорил? «Господа гусары, молчать!» Прилипло ведь… Погуглила, нашла тупой анекдот про поручика Ржевского. Неужели из анекдота? И не узнаешь ведь теперь. Или?.. Все, хватит!

Первым, что Алена увидела, когда вошла во двор, был синий «Солярис». Лярва. На том же самом месте. Перехватило дыхание, сердце забило в барабан, спина мгновенно взмокла. Она подняла глаза. Два окна на третьем этаже призывно светились.

- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - зашептала она, лихорадочно сжимая ручки сумки. – Я уже на все согласна, наверно. На что угодно. Хотя бы всего один раз…

В этот момент к парадной подошла женщина с ребенком, и она крикнула:

- Подождите!

Вышла из лифта, остановилась перед дверью, едва не теряя сознание от страха и волнения, вдохнула поглубже и нажала кнопку звонка.

Тишина. Алена ждала, не решаясь позвонить снова.

Еще немного. Посчитаю до пяти. Раз, два… нет, до десяти. Раз, два… девять… Твою мать!!!

Закусив губу до крови, она повернулась и пошла к лифту. На третьем шаге за спиной открылась дверь.

Стас стоял на пороге, босиком, в обрезанных выше колен джинсах, и молча смотрел на нее. На его лице была такая дикая ярость, что она не позволяла прочитать, понять другие его чувства. Он вышел на площадку, схватил Алену за руку, втащил в квартиру и закрыл дверь. Притиснул к стене и впился в ее губы – так, что она пискнула от боли.

Стас положил ладони на стену над плечами Алены, как будто поймал в ловушку. Сказал, глядя прямо в глаза, чеканя каждое слово:

- Если рассчитываешь на какие-то отношения, убирайся сразу и больше не приходи. Только секс. Ничего больше. Поняла?

Алена резко оттолкнула его, освободилась из капкана, успев заметить расширившиеся глаза и пробежавшее по лицу то ли удивление, то ли страх. Бросила на тумбочку висевшую на локте сумку, повернула торчащий в замке ключ, сняла пальто. Стас усмехнулся, качнул головой, словно говоря: «Ну смотри, тебя предупреждали».

Одним рывком он стащил с нее свитер и футболку, бросил в угол, расстегнул джинсы и стянул до колен вместе с колготками. Потом развернул лицом к большому зеркалу, и ее взгляд встретился с глазами его двойника. Алена была ниже на полголовы, но, откинув голову Стасу на плечо, чувствовала шеей, мочкой уха его горячее дыхание.

Одной рукой он освободил ее грудь от чашечки лифчика – тонкого, прозрачного, цвета топленых сливок. Темная ареола испуганно сжалась, сосок съежился, как от мороза. Обхватив грудь ладонью, Стас большим пальцем поглаживал сосок, наблюдая за выражением лица Алены в зеркале. Вторая рука опустилась по животу, пробралась под резинку таких же прозрачных трусиков. Два пальца нетерпеливо раздвинули сомкнутые губы, легко проскользнули вовнутрь – так, что клитор оказался плотно прижатым ладонью. Насмешливо прищуренные глаза в зеркале спрашивали: «Ну, что ты на это скажешь?»

От разлившегося по всему телу жара стало трудно дышать. Откуда-то с дальней границы вселенной такой же насмешливый голос сказал: «Мироздание тебя услышало, Туманова. Сейчас он трахнет тебя разок, прямо здесь, у двери, впечатав в стену, и выставит под зад коленом. Only sex, ничего личного… ничего лишнего».

Убрав руку, Стас нагнулся, расстегнул молнии ее сапог, посмотрел на нее снизу вверх, и Алена вдруг поняла: это… змея обоюдоострая. У него была такая же ломка! Вот только он к ней ни за что не пришел бы.

Она улыбнулась – дерзко, с вызовом. Стас снял с нее сапоги, джинсы, подхватил на руки. В бедро уперлась твердая выпуклость под грубой тканью. В спальне он опустил ее на неубранную постель, пропитанную терпким запахом мужского тела, и пробормотал себе под нос, сражаясь с пуговицами на шортах:

- Черт бы тебя побрал, Алена!

Она спала, свернувшись комочком, тихо посапывая. Как маленький зверек. Теплая, мягкая кошка. Стас осторожно вытащил затекшую руку из-под ее головы. Алена пробормотала что-то, повернулась на другой бок.

Ни для одной женщины, кроме нее, он не был первым. Ни одна не засыпала вот так рядом с ним, прижавшись доверчиво. И она нисколько не обманула его вздернутым упрямо подбородком, когда оттолкнула и закрыла дверь на ключ. Хотя на секунду Стас испугался, что она уйдет. Так было бы лучше – но он испугался. «Только секса» ей было мало, но она ни за что бы в этом не призналась. Как и он. Хотя… Алена тоже это поняла. Он видел это по ее глазам, по ее улыбке.

Было бы лучше, если б она ушла. Теперь все, поздно. Отдирать придется с мясом и с кровью. А ведь придется. Рано или поздно – придется. Это только в романах шлюхи выходят замуж за лордов и живут с ними долго и счастливо. А про таких, как он, и романов-то не пишут. Кто будет о них читать? В реальности все грубо и просто. Нет у них никакого будущего. У них и настоящего-то нет. Carpe diem – лови момент. Сегодня. Сейчас. Потому что завтра может уже и не быть.

Стас никак не мог уснуть. И не только потому, что выспался днем. Мысли, мысли – лихорадочные обрывки, ни одну не додумать до конца. Тягостное чувство, как будто вышел в открытый космос. Ледяная пустота отчаяния, в которую засасывает со свистом, и ничем ее не заполнить. Еще несколько часов – и утро. С ней. А потом – его обычная жизнь. Днем – Кристина, которая никогда не снимает корсет, пряча шрамы от операций. Даже с ним. Вечером – клуб. Крысиные гонки, беличье колесо.

Чем она может стать для него? Отдушиной? Глотком свежего воздуха? А он для нее? Вот то-то и оно, что ничем. Только секса ей будет мало. А больше ничего он дать ей не может. Все или ничего? Нет… Хоть что-то, которое на время станет всем.

Он задремал и проснулся от странного ощущения, похожего на щекотку. Алена смотрела на него, приподнявшись на локте и подперев голову рукой. Растрепанная, розовая со сна, на щеке след от смявшейся наволочки.

- Привет! – сказала она и легко провела пальцами по его отросшей щетине.

Стас поймал их губами, перехватил зубами, и она засмеялась. И столько неподдельной радости было в этом смехе, что ему снова, как и ночью, стало не по себе.

Что я делаю – с ней, с собой?

Он потянулся к тумбочке за телефоном, не нашел, вспомнил, что оставил в кармане шортов. Встал – и всей кожей почувствовал ее взгляд. Сколько женщин смотрело на него каждый день, год за годом. Они жадно разглядывали каждую выпуклость-впадинку-складочку, хотели его, представляли, как он берет их, грубо, властно или наоборот – мягко и нежно. Но ни один взгляд не был настолько осязаемым, волнующим. И обычный утренний стояк, в котором чувственного было не больше, чем в рабочем, вдруг наполнился таким диким желанием, что в глазах потемнело. Как будто сердце вдруг провалилось в самый низ живота и пульсировало там мелко, сгоняя в член кровь со всего тела.