Там, на терриконах, очень опасно. Гора внутри горит, и потому в любой момент можно провалиться в огненное пекло с температурой доменной печи. В таком случае спасения нет, но чумазые взрослые и дети надеются заработать. Они стучатся в дома и предлагают купить жалкий мешок. А раньше эти же люди носили гордое звание шахтёров, и уголь каждому от шахты бесплатно подвозили на самосвалах! Дожились… Плохо нам было при Советской власти… И у нас в Казахстане люди живут не лучше…

Тогда, в 2005 году, я жалела и россиян, и казахстанцев, и украинцев за нищенскую жизнь. Казалось, что уж хуже ничего быть не может. Но прошло 15 лет, и оказалось – может… Теперь разрушены почти все виденные мною там города…

Темнеет, вот и совсем темно. В больших зданиях на улице, по которой я иду уже в Торезе – и это странно – светятся только по нескольку окон. В пятиэтажном здании – всего квартир шесть. И на улицах темнотища…

– А почему в городе так темно? И в домах мало света, – обращаюсь я к случайной прохожей, пожилой женщине.

– Так все уехали. Кто за границу, большинство же – в Москву. А оттуда – гробы да урны, гробы да урны приходят… – горестно сетует женщина.

Приехала в Торез когда совсем завечерело. Вот уже и совсем темно, я жду подругу с работы в её подъезде. Что же она так долго не идёт? Вспоминаю тоненькую весёлую Любашку с украинским говорком: «Тю-у, чи было, чи не было? Шо таке?», её прекрасные чёрные глаза, её роскошные длинные волосы… Какая она стала? Узнаем ли мы друг друга? Открылась дверь подъезда, вошла тучная женщина, и на больных ногах-тумбах стала трудно, с одышкой, подниматься по ступеням. Преодолеть надо было всего несколько – квартира находилась на первом этаже. Она достала ключ и вставила его в скважину замка…

– Вы Люба Мазур? – спросила я, не сомневаясь, что ТАКОГО быть не может.

– Да. А вы кто?

– Вы меня не узнаёте?

– Первый раз вижу! – Долго вглядывалась в меня подслеповатая Люба, пока в ней начали мои нынешние черты ассоциироваться с моими чертами той, молодой, которую она знала раньше…

– Тю-у, Люба Поротикова? Не верю своим глазам! – и пригласила войти. Воспоминания, воспоминания… Оказалось она, учившаяся очень посредственно, всю жизнь работает на руководящих работах и состоит на хорошем счету, как специалист – с этим я сталкиваюсь не впервые. Люди, которые не способны хорошо учиться, способны стать впоследствии хорошими специалистами… В них обнаруживаются для этого качества, которых почему-то нет в отличниках…

– А как ты жила, Люба? Твоя семейная жизнь, дети?… – спрашиваю подругу.

– Всю жизнь любила денежки и богатых мужиков! С начальством всегда была вась-вась, отдыхать на юг ездила с богатыми любовниками. Когда меня за хорошую работу хотели представить к государственной награде, медали, отказалась – говорю, дайте лучше мне квартиру! Дали вот эту двухкомнатную. И мои сёстры – их у меня четыре – умели жить. Когда одна из них продала свой дом и уехала в Москву, её дом был такой большой, что стал Домом Молитвы баптистов. А Света сейчас живёт в родительском доме, она тоже замужем не была. И я замуж не вышла, детей у меня нет – я их никогда и не хотела, живу в своё удовольствие и сейчас. Видишь, у меня всего полно – ковры, хрусталь, шубы!

Мы перебираем воспоминания обо всех наших девчонках, я в курсе жизни многих, она – никого.

– С каким чувством ты вспоминаешь наш техникум, годы учёбы? – спрашиваю Любу. Сама-то я с нежностью вспоминаю наши годы учёбы в деревне, первые пробуждающиеся чувства, с благодарностью – своих учителей и воспитателей, которые о нас искренне заботились и берегли.

– С ужасным! Поехала в какую-то тьму-таракань, четыре года жизни закопала! Вот дура была! – отвечает мне Люба. Я ошарашена. Да, мы учились в деревне, химико-технологическом техникуме молочной промышленности Курганской области Каргапольского района, расположенном в селе с красивым название Чаши. Но мы были молоды, полны мечтаний, всё вокруг казалось прекрасным! Вокруг – дремучие сосновые боры, кудрявые берёзовые леса. А какие достойные люди нам преподавали! Наша звенящая юность с пятнадцати до девятнадцати лет… Наши надежды, наши мечты!..

Вся группа состояла из девочек, приехавших из окрестных городов больших и маленьких – Челябинска, Свердловска, Кургана, Петропавловска, Омска, Новосибирска, и каждый был намного больше Снежного. Да, мы познакомились с жизнью глубинки, узнали – что такое сельский труд, какие хорошие люди живут в деревнях, где мы проходили практику и обязательные сельские работы в начале учебного года – как и большинство учебных заведений тогда. Я вспоминаю собственный тяжёлый труд на соломокопнителе, и как нам на трудодни потом выдали по три мешка пшеницы, с которой мы не знали, что делать!..

С интересом слушаю бывшую красавицу- однокурсницу о её жизни, и с ужасом созерцаю руины былой красоты – такая она толстая, больная и… почти совсем лысая! Вот что делает с нами жирная, обильная, вкусная, бесплатная еда! Хорошо, что я не стала работать по специальности, на молзаводе! Почти все однокурсницы, кого я знаю, тоже развалились от обильной бесплатной еды…

– А какая ты красавица была, Люба!

– Да я и сейчас, если меня приодеть, подкрасить, да к тёплой стенке приставить, ещё хоть куда!.. – оптимистично заключает моя собеседница. Наговорившись, мы ужинаем и ложимся спать.

Рано утром поднимаемся – Любе надо на работу, мне на вокзал. В углу прихожей стоит большой мешок с грецкими орехами. Люба насыпает мне в пакет с килограмм орехов с собой в дорогу – это её собственные, из родительской усадьбы в Снежном, где я уже побывала. Потом, решив, что это – много, половину отсыпает назад в мешок – она их сдаёт в магазин…

– Я ещё до сих пор в себя не пришла от нашей встречи, и долго буду переваривать впечатления! – сказала Люба мне на прощанье, мы обнялись и чуть не всплакнули, понимая, что прощаемся навсегда.

И вот 2017 год. Я предпринимала несколько попыток наладить связь с Любой, неудачных. Просила интернетовских друзей узнать о её судьбе – без успеха. И вот без надежды несколько раз настойчиво звоню и звоню по старому телефону. Понимаю – что звонок доходит, но трубку не берут. Торез сейчас – часть Донецкой республики. Но однажды… телефонную трубку взяли.

– Кто это?

– Я звоню из Казахстана! Не кладите трубку! Хотела бы узнать о судьбе Любы Мазур! Она раньше здесь жила! – взволнованно ору я.

– Жила и живёт, – ответил мне молодой мужской голос. – Сейчас!

И началась какая-то странная возня. Время от времени трубку хватала молодая женщина:

– Минуточку!

Опять возня.

– Сейчас!

– Подождите!

– Минутку!

Напрасно я пыталась узнать хотя бы, в чём дело – меня просили подождать и отбегали. А время шло. Пять минут, десять, пятнадцать… Одна минута телефонного разговора с Украиной стоит 350 тенге… И я положила трубку…

Теперь снова пытаюсь дозвониться. Слышно, что звонок доходит, но к трубке никто не подходит. Видно, не могут подойти… Красивая девочка Люба Мазур, БЕГАВШАЯ когда-то за богатыми мужиками, теперь не может ПОДОЙТИ к телефону. Сейчас ей 70 лет… А люди, ухаживающие за моей подругой, видно, заходят редко… И никак снова я на них не нарвусь.

Какой вывод из моего рассказа? Первый, что напрашивается – вот тебе, подруга, наказание за весёлую жизнь! Но это неверно. Сколько мы знаем самоотверженных родителей, положивших жизнь на семью и детей, но… доживающих одинокими… Вывод такой – жизнь прекрасна и неповторима, и надо быть благодарными за её всякую – лёгкую и тяжёлую, короткую и длинную. Всего предусмотреть заранее и организовать невозможно, так вознесём хвалу за всё, что придётся на нашу долю…