— Получается, вы отказали госпоже Фань Суён, несмотря на письмо? — уточнила Рика, — или же тянули время и водили за нос.

— Стыдно признаться, но я трусливо тянул время, — сознался Харада, — надеялся, что ситуация разрешится окончательным заключением Академии. Против них даже я был бы бессилен. Она же принялась буквально преследовать меня. Встречала, звонила, разве что у дверей не подкарауливала. Чем выводила из душевного равновесия, всякий раз расписывая те ужасы, что вызовет обнародование моего послания барону. Я был на грани срыва.

— Почему вы в не обратились к моему отцу? — нахмурился Вилохэд, — клан Пальмы, к которому принадлежит ваша супруга, в союзе с Дубовым. Вы могли бы получить защиту и поддержку.

— Поддержку? — криво усмехнулся министр, — от сэра Гевина? Даже не представляю, что бы он сделал со мной, узнав, что я опозорил клан супруги столь безнравственным поступком, как взятка. Боюсь, как бы я не удостоился чести ритуального самоубийства.

— Вы переоцениваете моральные принципы главы Дубового клана, — ответил коррехидор, — и недооцениваете его рациональность. Полагаю, максимум, что вам грозило, так это весьма короткий поводок, на который вас посадили бы в целях процветания Артании и Дубового клана. Теперь, касаемо вас, госпожа Харада, — Вил встал и слегка навис над сцепившей за спиной руки женщиной, — вы должны дать мне слово древесно-рождённой леди, что не предпримите попытки покинуть столицу Артанского королевства или каким-либо иным способом спрятаться от правосудия и в должное время предстанете перед судом Палаты корней и листьев.

— Естественно, сэр Вилохэд, — с достоинством ответила жена министра, — я, Харада Томоко, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, даю слово, залогом твёрдости и незыблемости коего является кровь клана Пальмы, текущая по моим жилам, что не попытаюсь каким-либо образом избегнуть участи, которую решит суд Палаты корней и листьев.

На этот раз посещение Дома шоколадных грёз почему-то не принесло обычной радости. Вил попросил отдельный кабинет, и теперь они сидели за накрытым столом, чародейка пила глайс, а коррехидор потягивал вино.

— Удивительная преданность брату и мужу, — нарушила молчание Рика, — госпожа Харада, не моргнув глазом, пошла на убийство.

— Глупость, — заклеймил Томоко Вил, — некритически воспринятые принципы, в коих воспитывали женщин-воительниц Эпохи Расцветания и Увядания.

— А как по мне, — возразила чародейка, — жертва во имя любви никак не может почитаться за глупость.

— Интересный подход, — улыбнулся Вил, — неужто вы тоже склонны приносить подобные жертвы! Любопытно, чем готова была бы пожертвовать ради любимого человека дипломированная чародейка, с пяти лет посвящённая Богу Смерти?

— Я? — прищурила свои зелёные глаза Рика, — пожалуй, я смогла бы остричь волосы на манер монахов из горных ашрамов.

— Что? — не сразу понял коррехидор, — заиметь причёску монаха, то есть наголо побрить голову?

Рика зажмурилась и дважды кивнула.

Вил помолчал. Потом усмехнулся.

— Право слово, Эрика, вы не перестаёте меня удивлять. Даже не знаю, что мне следует делать: плакать или смеяться? Почему вы решили, будто мужчине доставит удовольствие лицезреть свою любимую с обритой головой?

— Это — всего лишь показатель того, что ради любимого человека я готова пойти на серьёзные жертвы.

— Скорее уж, это — показатель различий между психологией мужчин и женщин. Ни одного нормального мужчину не может порадовать то, что доставит неприятные ощущения его возлюбленной. Вас же тянет на ненужное геройство: остричь волосы, пристрелить убийцу. Лучше бы госпожа Харада показала мне дневник Сюро Санди сразу, как только получила его. Мы арестовали бы Фань Суён, министр оказался бы в безопасности, а самой Томоко не пришлось бы давать показания древесным лордам.

— Что же тогда пришлось бы по вкусу ВАМ?

— Ради меня не требуется уродовать свою внешность или стрелять в кого-то, — улыбнулся коррехидор, — довольно просто быть счастливой. Счастливой рядом со мной и вместе со мной. Что скажете на это?

Рика дала себе время обдумать ответ, поднеся к губам чашку горячего шоколада. Она никак не могла понять, что скрывается за словами коррехидора о предложении быть счастливой рядом с ним и вместе с ним. Если он сказал это в абстрактном смысле, не имея её лично ввиду, то будет верхом глупости приписать его слова на свой счёт.

— Я думаю, — она посмотрела на него с наигранной насмешливостью, — вам следует подобрать себе даму сердца, желания и чаяния которой совпадали бы с вашими.

Вил со странной грустью поглядел в нефритово-зелёные глаза, кивнул и принялся за пышные оладьи под шоколадным соусом.

Дома чародейку встретили горестные стенания двух женщин, которые причитали над номером «Вечернего Кленфилда».

— Вот же невезение! — восклицала Эни Вада, пристукнув кулачком по распростёртому на обеденном столе номеру газеты, — они просто сволочи! Создавали впечатление, будто бы вопрос с тоннелем практически решён, подтолкнули людей вложить в их затею свои кровно заработанные, а потом «Коллегия магов выдала окончательный вердикт о полнейшей невозможности постройки этого немыслимого сооружения. Исследования, проведённые в Делящей небо не были произведены с надлежащим тщанием, а выводы, отнюдь, не грешат беспристрастностью. Артанские чародеи создали специальную научную группу и провели независимую экспертизу, выводы которой оказались несколько печальными», — девушка горько усмехнулась, — несколько! Выступление министра финансов буквально камня на камне не оставило от проекта. Акции мгновенно рухнули, и мы с бедной-бедной тётушкой Призм потеряли свои деньги.

— Неужели вы рискнули накупить акций? — не поверила своим ушам чародейка.

— Увы, моя дорогая Рика, но это так, — квартирная хозяйка украдкой утёрла набежавшие слёзы, — мы с Эничкой полагали, что с большой выгодой прикупили акций строительной компании, что имела наглость сделать широковещательные заявления о том, как замечательно она владеет новейшими магическими технологиями, что позволят в кратчайшие сроки выполнить беспрецедентно сложные задачи по прокладыванию магического тоннеля. И вот теперь акции рухнули в одночасье. Мы остались нищими! А я-то, старая дура, уже распланировала, как потрачу дивиденды.

Обе дамы имели столь жалкий вид, что чародейка не могла не поинтересоваться, какую именно сумму они вложили в акции. Они мялись, переглядывались, но в конце концов ей удалось вытянуть из них, что на двоих получилось двадцать рё.

— У меня было семь, — потупилась Эни, — а тётушка Дотти вложила тринадцать, — горестный вздох, — теперь же, при постоянном падении мы вряд ли выручим за всё — про всё более четверти.

— Налейте-ка мне кофейку, — попросила чародейка, отлично знавшая, как отвлечь квартирную хозяйку от грустных мыслей, — у меня сегодня и обеда-то толком не было.

Это было чистейшей правдой. Вместо обеда они с Вилом пили горячий шоколад и угощались десертами в модном кафе. Есть, натурально, не хотелось, но было нужно разрядить обстановку.

— Какой кофе! — возмутилась госпожа Призм, мгновенно обретая свой обычный тон, — сперва суп, потом лапша с кальмаром и овощами, а уж как вы всё это скушаете, тогда и про кофе можно будет поговорить. Что же это делается! Такая взрослая девушка, а не понимаете, что никакому кофе обед не заменить.

Рика с притворным аппетитом съела суп и, воспользовавшись удачным моментом, предложила возместить обеим дамам их неудачное вложение.

— Нет, нет, — замахала руками квартирная хозяйка, — чего это вы удумали!

— Ну, — чародейка вздохнула, бросив взгляд на тарелку с кальмаром, — я как бы тоже немного виновата в произошедшем. Увлеклась расследованием и не помешала вам сделать скоропалительное, опасное вложение. Тратить жалование мне всё одно не на что. Дубовый клан обеспечил меня одеждой и всем необходимым на годы вперёд, да ещё его величество вознаграждение пообещал. Так что позвольте мне сделать доброе дело, знаете, эдакую жертву, чтобы деньги водились.