— Расчистить этот рукав мы не сможем, — бурчал себе под нос князь, который точно помнил, что у Нила в 20 веке оставалось не семь рукавов, а два. Остальные затянуло песком.

— Тут же земснаряд нужен, — продолжил он. — А какой сейчас может быть земснаряд? Река песок несет. Нам что, каждые сто лет новый город строить? Да ну! Чушь, конечно.

— Я думаю сюда каналы от Таниса прокопать, — ответил Святослав на его незаданный вопрос. Мы с дядей уже прикинули, где и как их проложить. Если каналы дополнительные прорыть, мы куда больше народа прокормить сможем. Вдвое, а то и втрое больше, чем сейчас. Можно канал пошире прямо сюда подвести. Тогда речную пристань построим прямо у стен.

— Делай, — кивнул князь, вспоминая, что в его жизни даже Канал фараонов не умер, а превратился в канал Исмаилия, снабжая водой множество городов и сел. — Если сюда воду дотащить, то совсем другое дело будет.

— У нас тут даже театр имеется, — похвалился Святослав, показывая на античный амфитеатр, который, откровенно говоря, находился в не лучшем состоянии. Но одно то, что его не дали растащить на камни, говорило князю о многом. Его сын и впрямь любит эту землю, раз так заботится о ней.

— Я пришлю сюда труппу, — хмыкнул он. — У нас сейчас такие спектакли появились, на удивление просто.

— Пришли, отец! — загорелся Святослав. — Мне Юлдуз всю голову пробила уже. Она мечтает еще раз Эдипа увидеть.

— Эдип — это что! — горделиво подбоченился Самослав. — Видел бы ты «Ревизор»! Народ животы от смеха надрывает.

— А о чем это? — заинтересовался княжич.

— Представь себе, — начал князь, — приезжает подьячий, которого за пьянку выгнали, в город Глупов…

— Но у нас нет такого города, — удивился Святослав.

— Не перебивай, — отмахнулся князь. — Так вот. Приезжает такой подьячий в город Глупов. Денег у него нет, жрать нечего. Ну он и начинает притворяться, что не простой он бедолага, а ревизор из Приказа Большого дворца. Все в это верят и начинают перед ним унижаться, подарки предлагать и настойки с ним пить. Ну и по ходу пьесы масса потешных ситуаций возникает.

— И что в этом смешного? — с каменным лицом спросил Святослав. — А Тайный Приказ куда смотрел? Да за шиворот такого ревизора, и соль рубить!

— Вот ты скучный какой! — неприятно удивился Самослав. — Веселая же пьеса. Даже мне понравилась. Я тебе по секрету скажу. Ее боярыня Любава написала. Основано, так сказать, на реальных событиях. И да, тот подьячий поехал-таки в шахту киркой махать. Пока следствие шло, дознаватель с палачом по три ремня со смеху порвали.

— Любава пьесу написала? — поразился княжич. — Невместно это для такой персоны! Что люди скажут?

— А я ей тайное имя придумал, — зажмурился от удовольствия князь. — Псевдоним называется. Гоголь! Как тебе?

— Гоголь? — прямодушный Святослав совершенно растерялся. — Это такая птица болотная? А почему именно Гоголь?

— Так весело же! — усмехнулся князь. — Пьеса веселая, и псевдоним веселый.

— Прости, но я ничего не понимаю, отец, — развел руками Святослав. — Да что во всем этом веселого? Позор великий и для бояр глуповских, и для тамошнего отделения Тайного Приказа. И для боярыни Любавы, если узнает кто.

— Да-а… как же в нашем Египте запущено все, — поморщился князь. — Вам тогда «Повесть о Воиславе и Грете» покажут. В ней вообще ничего веселого нет. Там вся пьеса про любовь, а в конце все умерли.

— Про любовь — это хорошо, жизненно, — с серьезным лицом кивнул Святослав. — Это людям понравится. А моей жене особенно. Она такое одобрит. Кстати, отец, а можно Александр в Сотню не поедет? Я его в болгарское кочевье отправлю. Он там настоящим воином вырастет.

— Когда ему исполнится восемь, он приедет в Братиславу. Это не обсуждается! — На лице князя не осталось и тени улыбки. — Все наследники из моего рода будут служить так, как служил ты. Только дольше. До восемнадцати лет.

— Почему до восемнадцати? — удивился Святослав.

— В университет пойдут, — пояснил князь. — И там науки разные постигать станут. Не годится, если князья глупее собственных подданных будут.

— Государь! — пропыленный гонец склонился перед ним, протягивая запечатанный свиток. — Из Италии письмо.

Самослав сломал печать и погрузился в чтение. Что же, пока все идет как намечено. Он не удивлен. Сенаторы хотят гарантий, и они их получат. Но чуть позже.

Дальше они ехали молча. Святослав молчал, потому что не мог понять, почему злится отец, а великий князь потому, что к нему пришло осознание, что эта страна настолько отлична от Словении, что не встроится в ее жизнь никогда. Она абсолютно чужеродна и самобытна. Тут прямо на глазах появляется своя знать, никак не связанная с Константинополем или Братиславой. И получается, что только сила, жадность и страх смогут удержать ее в орбите нарождающейся империи. Или не смогут, как знать…

1 Схоластик — адвокат в поздней Римской Империи и Византии.

Июнь 641 года. Константинополь.

— Александр! — императрица Мартина пристально вглядывалась в человека, которого ее воля подняла из полного забвения. Он был одним из немногих людей, кто верно служил ей и при этом не был полным идиотом. — Мы отправили в ссылку комита священных щедрот Филагрия, и теперь наша казна нуждается в том, кто ее наполнит. Мы решили передать тебе пост Логофета Геникона (1).

— Я исполню любое приказание вашей царственности, — ответил Александр. — Но казна пуста, а до конца года поступлений не предвидится.

— Вот ты и решишь эту проблему, — холодно посмотрела на него императрица. — Юстиниан Великий собрал деньги, введя налог на воздух (2). Придумай и ты что-нибудь. Нам нужно платить армии.

— Мы уже забираем у земледельцев до двух третей урожая, кирия, — упрямо сжал зубы Александр. — Мы получим бунты во всех провинциях. Наши бывшие подданные благословляют власть арабов, ведь они сейчас платят вдвое, а кое-где и вчетверо меньше, чем у нас.

— Нашу царственность не интересует нытье охлоса, — ледяным тоном произнесла Мартина. — Казна пуста! Нас нагло ограбили, и мы точно знаем, кто это сделал. Это люди архонта Само. Его армия стоит на Дунае. Как ты думаешь, зачем она там стоит?

— Мне это неизвестно, ваша царственность, — ответил Александр, сохраняя каменное выражение лица. — Возможно, если бы я снова возглавил секретариат нашего государя, для меня это перестало бы быть тайной.

— Проклятый варвар! — лицо Мартины исказила судорога. — Он пытается запугать нас. Но зачем? У него не так много войска. Он знает, что ему не взять Константинополь. Город неприступен! Но Само чего-то ждет! Чего? Я хочу это знать!

— С позволения благочестивой августы я лично отправлюсь в фему Опсикий к комиту Валентину, — просительно посмотрел Александр на свою госпожу. Он не хотел втягиваться в разговор про Словению и ее князя. — Мне нужно на первое время двести тысяч солидов. Я успокою воинов, а заодно выясню на месте, что происходит в Анатолии. У нас идет четырнадцатый год индикта (3), и мы пока даже примерно не представляем, сколько земель у нас сейчас обрабатывается.

— Это разумно, — нехотя ответила Мартина. — Поезжай. Двести тысяч я дам тебе из собственной казны. Мы перечеканим в монету нашу золотую и серебряную посуду. Святейший патриарх обещал отдать нам сокровища церкви, но пока он медлит. Поезжай в Анатолию, Александр. Ты должен успокоить воинов. Ты должен купить Валентина! Обещай ему все, что хочешь, кроме возведения в сан августа нашего пасынка Константа! Деньги, должности, земли! Нам все равно! А когда вернешься, займись новыми налогами.

— Может быть, госпожа, стоит несколько снизить расходы дворца? — осторожно спросил Александр. — Хотя бы на самую малость.

— Об этом и речи быть не может! — отрезала императрица. — Мы не умалим достоинство василевса из-за временных затруднений.

— Конечно, кирия, — ответил патрикий и выкатился из ее покоев, непрерывно кланяясь. — Я все сделаю. Не извольте беспокоиться.