Кабанья охота — дело и сложное, и опасное. Сначала ловчие ищут лежку, а потом гонят с собаками обезумевшее от ярости животное на охотника. И тонкость тут в том, чтобы измотать свирепого зверя до того, как он добежит до охотника. Иначе и копье не всегда остановит его. Опрокинет зверь, что может весить восемь сотен фунтов, такого охотника, и ударом клыков вскроет жилы на бедре и распорет брюхо. А если самка с выводком, то и вовсе рвать будет, пока кровавые клочья не останутся от врага. И ни собаки, ни копья не помешают озверевшей свинье, защищающей свое потомство.

— Собаки залаяли, ваше величество! — граф Аго угодливо наклонился к уху повелителя. — Зверя гонят прямо сюда.

— Копье мне! — рыкнул на слуг Ротари, который был в слегка приподнятом настроении. Аго угостил его таким пойлом, что он от него просто оторваться не мог. Король слез с коня, которого слуги отогнали с тропы. Благородный жеребец нюхал воздух и прядал ушами. Он рвал удила, он хотел уйти подальше отсюда. Конь боялся. Он чуял ярость загнанного зверя, и он хотел убраться поскорее с его дороги.

Король был немолод, но крепок и силен, как и все герцоги лангобардов. Они не знали роскошной жизни и росли просто, мало чем отличаясь от своих собственных дружинников. Война, охота и тренировки с оружием — вот и весь досуг германской знати. Этот досуг изредка украшали пиры, заключавшиеся в поедании большого количества снеди и поглощении неимоверного количества вина. Гастальд Аго разнообразил королевскую жизнь, за что и пользовался милостью его величества, который знал о мутных делишках своего графа, но закрывал на них глаза.

Звонкий лай слышался все ближе и ближе. Искусные ловчие, которые не зря ели свой хлеб, управляли яростью кабана с мастерством музыканта. Рассерженного зверя гнали прямо на короля, который ждал на широкой лесной тропе, крепко перехватив толстое древко копья с широким, похожим на лист наконечником. Только таким брали кабана, и он делал это десятки раз. Возьмет и сегодня.

Вот совсем близко затрещали кусты, и на тропу вывалился огромный секач, полный сил. Семь или восемь сотен римских фунтов, никак не меньше. Ловчие расстарались на славу! Маленькие глазки, налитые яростью, уставились на человечка, который посмел заступить ему дорогу. Ротари не любил добивать зверя, облепленного собаками. Это для слабаков. Он бился с кабаном, как подобает воину. Кабан сильнее человека, а человек — умней, и это делает их равными. Кабан надеется на свою силу и несется напролом, не забирая дороги. Он и не понимает, что человек выставляет перед собой копье, упирая его в землю. Короткое ясеневое древко и наконечник с широкой перекладиной встречают зверя, который насаживается на него всем своим весом. Тут уж охотник не должен оплошать. Малейшая ошибка, и ты — покойник. Нужно вовремя уйти в сторону и добить кабана, если он будет только ранен. Это дело требует стальных нервов и таких же яиц, а германская знать тех времен имела и то и другое.

Король привычно выставил копье вперед и наклонил его в сторону взявшего разгон дикого зверя. Он воткнул железный подток копья в землю, придавил его ногой и приготовился к удару огромной туши. А потом он должен резко уйти в сторону. Все как всегда…

— Рано! — шептал себе под нос король. — Рано! Рано! Рано! Сейчас!

Резкую боль Ротари ощутил, как яркую вспышку. Что-то ударило его в голову чуть повыше уха, и его рука дрогнула, отведя наконечник копья в сторону. Кабану хватило и доли секунды. Он сбил короля с ног, а потом начал рвать, выбирая места, не закрытые кольчугой. Из бедра, которое кабан распорол клыками, ударил фонтан крови, а вместе с кровью из могучего воина уходила жизнь. Сильный, нетронутый собаками зверь порвал тело короля в клочья так быстро, что никто и понять ничего не успел. Королевская свита застыла в ужасе.

— Бейте его! — страшным голосом заорал Аго, и первым всадил копье в кабана. Но было уже поздно.

— Лекаря сюда! — кричали слуги.

— В охотничий домик короля тащите! — перекрикивал их Аго.

Ротари, истекающего на глазах кровью, понесли от места его последней битвы, а в ветвях соседнего дерева хмурый мужик с арбалетом прикрыл глаза и успокоил мысли. Мешочек со свинцовыми пулями он положил рядом с собой. Никто не должен почуять его взгляд. Он уйдет ночью, когда все успокоится. В двадцати шагах от него два его товарища аккуратно сняли тетиву с мощных степных луков. Их вмешательство не понадобилось. Все было исполнено чисто.

В то же самое время. Апрель 641 года. Константинополь.

Коста бродил бездумно по району Влахерны, что раскинулся на севере города. Здесь в последний раз он чуял на себе острый недобрый взгляд. Ему нужен Глыба, но это не тот человек, которого можно отыскать, просто поспрашивая зевак на рынке. Он таился не хуже ночного хищника, общаясь с подчиненными только через цепочку близких людей.

— Я сошел с ума! Я сошел с ума! — повторял Коста, день за днем обходя районы за стеной. Как-то раз он снова почувствовал на себе тот самый взгляд, но тогда взгляд скользнул в сторону. Косту несколько раз вели, но он всегда уходил, не желая сдавать врагу место своего обитания.

— Шевельнешься, убью! — услышал он негромкий голос. Куда-то в район почки уткнулся нож, делая требование чрезвычайно настойчивым. — Пойдешь с нами.

— Я не побегу, — ответил Коста. — Веди меня к нему.

— Вот даже как? — человек сзади удивленно выдохнул, обдав пана майора запахом лука и чеснока. — В сумке что?

— Это для него, — коротко ответил Коста. — Откроешь — умрешь.

Он увидел краем глаза Миху, который шел в сотне шагов, прячась за телами горожан. Бывший босяк оделся в простую тунику и растрепал прическу, став похожим на одного из сотен трудяг, которые жили за стеной. Коста знал, что у Михи с собой пара коротких ножей и бритва из словенского булата. С недавних пор она вошла в моду у ночного народа, потому как бриться ромеи перестали. Они все как один отрастили бороды, подражая своим императорам. Бритвы прижились как родные, и управлялся Миха с этим немудреным оружием мастерски. У уличного мальчишки оказался отличный глазомер и реакция дикой кошки. Впрочем, на улице много таких. Слабые дохнут в первую зиму.

Где-то здесь же, совсем рядом, за ним идут егеря Волка, притворяясь рыбаками и поденщиками. Там были и такие, не удивлявшие могучей статью, но жилистые и быстрые, незаметные в толпе. Они шли за ним и вокруг него, прикрывая пана майора, который поставил на кон свою собственную жизнь. Ведь если он ошибся, то смерть его будет очень небыстрая, и до невозможности неприятная.

Они пришли довольно скоро. Глыба обитал здесь же, во Влахернах. Это единственное, что Коста смог узнать о нем. Потому-то он и крутился там все последнее время. Они лезли через дыры в заборах, резко меняли направление, и даже один раз прошли насквозь какую-то харчевню. Проклятье! — думал Коста. Егеря уже потеряли его. Они чужаки в этом городе. Вся надежда теперь только на Миху. Он знает тут каждую подворотню.

Неприметный дом, один из сотен, что стояли здесь, располагался недалеко от Золотого Рога, и Коста мог бы поставить голову на кон, что соседние дома принадлежали тому же хозяину. Скорее всего, они соединялись подземным ходом, откуда можно было выскочить к причалу, и ускользнуть на рыбацкой лодке.

Косту втолкнули в подвал, толщина сводов которого не оставляла ни малейших сомнений в серьезности происходящего. А крюки на стене и вовсе лишали последних иллюзий. Крюки выглядели потертыми, и явно не раз использовались по назначению.

— Ты искал встречи. Зачем? — услышал Коста негромкий голос.

Глыба оказался совсем не таким, как его представляли. Тот громила, которого пару раз провели по улицам под его именем, служил всего лишь ширмой. Плохо! Совсем плохо! Ночной хозяин показался во плоти, а это значит, что у него всего одна возможность остаться в живых.

— Говори! — нажал Глыба. — Ты крутился по району, зная, что я тебя убью. Ты наплел чуши Фоке, этому мелкому шакалу. Кстати, это он тебя сдал. Удивлен?