Литмир - Электронная Библиотека

— Может быть, ты уже знаешь, как лучше сделать? — зарычал Самослав и рывком, схватив жену за волосы, развернул ее к себе. В его глазах заполыхали молнии, и он сжал руку в кулак. — Говори, не ходи вокруг да около!

— Ты что творишь, Само? — огромные глаза Людмилы начали наливаться слезами. — Мне же больно! Ты и сам знаешь, что делать надо! Уговорить Святослава нужно. Лучше него ведь и нет никого. Он и воин знаменитый, и страной огромной правит. Перед ним все владыки головы склонят. Они уважают его. Я же просто рассказала тебе, о чем сама думаю. А ты… ты…

И она заплакала. Заплакала от страха и боли. Он ведь и сам не заметил, как сжал ее плечо так, что на нежной коже остались синяки. А его кулак все еще был занесен над ней.

— Прости, я не хотел, — отрывисто сказал он и прижал к себе плачущую жену. — Ты права. Он, скорее всего, не захочет сюда ехать. И я не знаю, как мне поступить, если это будет так.

— А если не согласится Святослав, то у тебя еще сыновья есть, — всхлипнула Людмила. Ее плечи еще тряслись в рыданиях, но испуг уже почти прошел. — Никто тебе и слова поперек не скажет, если ты по старому обычаю поступишь, муж мой. Все сыновья на наследство право имеют. А Берислава владыки племен поддержат, если я их о том попрошу.

— Этому не бывать! — прорычал Самослав и отбросил жену от себя. — Занимайся своими тряпками и пуговицами, дура! И не лезь туда, куда тебя не просят. Ты думаешь, я не понял, что ты затеяла? Хочешь страну на уделы разделить, как у франков? Каждому сыночку по княжеству выделить? Ты хоть понимаешь, чем твои старые обычаи нам всем грозят? Уже твои внуки друг другу глотки резать начнут!

— Выше бессмертных богов себя считаешь, Само? — волком посмотрела на него Людмила. — Обычаи старые рушишь? Люди сотни лет так жили, и после нас с тобой жить будут! Не тебе, человеку, менять это! Не примет народ волю твою, и сыновья ее тоже не примут! Ты хоть спросил, чего они сами хотят? Или думаешь вечно жить? Не боишься, что не внуки твои, а уже сыновья резать друг друга станут? Те сыновья, которых ты наследством обделил! Я мать! Я не хочу своих детей хоронить!

Самослав намотал на руку ее волосы и снова притянул к себе. В его глазах заполыхали такие молнии, что Людмила сжалась от ужаса. Она стояла в шаге от смерти.

— Закрой рот! — прорычал он. — И не приведи боги, если я узнаю, что ты хоть где-то за дверями спальни такое ляпнула. Если когда-нибудь твои уши вылезут в этом деле, поедешь в Галич. Там свою Богиню будешь ублажать. Только в Закарпатье с дворцами туго. Придется пожить в тереме на два окна. До самой смерти! Поняла?

Он спешно оделся и вышел, оставив рыдающую Людмилу за дверью. Он не станет тянуть. Он уйдет завтра же. Мост через Дунай стоит крепко. А он погостит в аварских кочевьях на пару недель дольше, чем хотел бы. Лучше кормить блох в ханской юрте, чем слушать пустые бабьи бредни.

Людмила, которая вскоре вытерла злые слезы, оделась и разбудила Улрике. Ее гонец должен попасть в Александрию раньше, чем князь. Она заменит некоторых служанок во дворце своей невестки. Ведь ей доложили, что там нет должного порядка. Нерадивых служанок она заберет к себе. Тут, под строгим присмотром, они не смогут пренебрегать своими обязанностями. Да и не сболтнут лишнего…

Она не знала, что ее муж в припадке ярости только что ударом ноги выбил дверь в свои покои. Она не знала, что он не может отправить ее в Галич. Он даже неудовольствие ей свое на людях высказать не может. Она была нужна ему, нужна как воздух. Ведь после того, что случится осенью, именно она потащит на своих слабых плечах тот воз проблем, что сейчас несет он сам. Ведь его больше некому тащить, кроме живой Богини.

Глава 7

Они пошли кружным путем. Братиславу построили за пределами римского мира, а потому старинная дорога тут была, но пролегала она вдоль южного берега Дуная, соединяя Вену и Будапешт. А уже оттуда, пересекая паннонскую степь, шла на юг до самой Аквилеи, величественной и прекрасной. В прошлом, конечно. На этой дороге стояло еще два крупных города — Эмона и Поэтовио, которые местные хорутане по простоте душевной переименовали в Любляну и Птуй. Если в Любляне еще хоть какая-то жизнь теплилась, то Птуй на текущий момент представлял собой горы битого кирпича и мрамора, на которых выросли деревья толщиной в ногу взрослого человека. Этот город не пережил вторжения варваров, которым приглянулись окрестные степи. Несколько деревушек, разбросанных там и сям среди руин — вот и все, что осталось от сорокатысячного когда-то города.

— Тут раньше хорошие виноградники были, государь, — почтительно сказал Григорий, который тоже поехал в эту поездку, оставив епархию на викария.

— А теперь здесь ягода будет вызревать? — полюбопытствовал князь.

— Не могу сказать, — поморщился владыка. — Холодно сейчас очень, да и не осталось его тут. Но надо пробовать. Может, и получится устойчивые сорта вывести. Только на это много лет нужно, и упорство невероятное.

— Как у монахов? — догадался князь и пристально посмотрел на епископа. — Ты же это хотел мне сейчас сказать?

— Да хоть бы и так! — с вызовом посмотрел на него Григорий. — Дозволь на той горе монастырь поставить, княже. В этих диких местах свет воссияет. И виноградники вырастут, опять же…

— Два монастыря ставь, — ответил, подумав, Самослав. — Тут и в Любляне. Страннопримный дом должен быть, школа для ребятишек и поля. А в будущем — обитель для увечных воинов, которым свой надел не обработать. Земли дам столько, сколько сможете сами обиходить.

— Добро! — обрадовался Григорий. — Десяток братьев сюда пришлю. Я, княже, устав святого Бенедикта изучил. Он весьма строгую монастырскую жизнь велит вести. В Монте-Кассино братья старинные книги переписывают и трудятся. Бездельников и пьяниц там нет. У них для этого и времени не остается.

— И появиться оно не должно! — со значением посмотрел на него Самослав. — Иначе я эту лавочку прихлопну сразу же. Пусть твои монахи трудятся, учат людей грамоте, ухаживают за увечными и дают кров путникам. Можешь книгопечатные мастерские открывать и производство очков. Ну и настойки… Без них вообще никуда.

— А скажи мне, государь, — задал Григорий давно мучивший его вопрос. — Почему ты раньше насмерть стоял, но не дозволял монастыри строить. А сегодня вот — сразу два. Не пойму я. Изменилось что-то?

— Время разбрасывать камни, и время собирать камни, владыка, — загадочно ответил князь. — Тебе ли этого не знать. Лет десять назад в этих землях монастырь и года не простоял бы. Его любая залетная шайка могла разорить. Сейчас с этим проще. Да и на шее у народа я вам сидеть не позволю. Как только епархия твоя в плане денег самостоятельна стала, так я и возражения свои снял. Строй хоть каждые двадцать миль. Мне постоялые дворы как воздух нужны.

— Ах ты…! — владыка даже задохнулся от возмущения и ударил пятками коня, который, изумленный таким неуважительным к себе отношением, полетел вперед, едва не выбросив всадника из седла. — Да как тебя молния за такие слова не убила! — услышал князь удаляющийся голос архиепископа Братиславского.

— Да как же она меня убьет, — грустно хмыкнул князь, разглядывая его преосвященство, который постепенно превращался в темную точку на горизонте, — если я верховный жрец Перуна. У меня с ним свои отношения. Эй! — крикнул он страже. — Догнать! Не видите, у владыки конь понес!

А ведь место и впрямь неплохое, — подумал он, оглядывая невероятной красоты пологие горы, поросшие густым лесом. — И виноград на этих склонах замечательно расти должен.

Они шли по южным предгорьям Альп. Пик холода наступит лет через десять, а потом понемногу начнет теплеть. Лет через двести станет как в старые добрые времена, и даже Гренландия покроется зеленью, потеряв большую часть своего ледяного щита. Тогда-то здесь и виноград начнет вызревать, как при первых императорах, и зерно даст огромные урожаи. Но ни ему самому, ни его детям в это прекрасное время жить не придется.

13
{"b":"914812","o":1}