Отдых, легкий суп из нежной, молодой курочки и полное воздержание от сухарей сотворили чудо. Самослав пришел в себя, и уже на следующий день погрузился в местные дела. Несуразный, заставленный всякой всячиной дворец сына сильно удивил его, но он не подал виду. Лезть в чужую семью он не станет. Нравится им спотыкаться о вазы, статуи и лежащих в самых неожиданных местах собак, ну и на здоровье. Он ведь сам ему жену степнячку сговорил, никто его не заставлял. А где научится утонченным манерам девчонка, прожившая большую часть жизни в юрте? Годы в Братиславе — не в счет. Они всего лишь обтесали юную дикарку, превратив в подобие настоящей госпожи. Разве она Мария, которая впитала вкус и манеры от множества поколений знатных предков? Княгиня стояла на голову выше всех женщин Словении. В этом факте не сомневался никто.

— Иди сюда, малыш! — Самослав притянул к себе внука, который внешностью и повадками походил скорее на степняка, чем на словена. По крайней мере, волосы у него были темно-русые, а глазки слегка раскосые, в мать-болгарыню. Впрочем, мальчишка был живой, как ртуть, и хорош собой необыкновенно, взяв всё самое лучшее и от матери, и от отца.

— Деда! Дай! — протянул руки Александр и жадно вцепился в крошечный кинжал, изготовленный специально для него. Он вытащил из ножен тупой клинок, взмахнул им и пролепетал. — Я воин, как папка.

Надо сказать, в речи Святослава и Юлдуз все больше проскакивало греческих слов. А все общение за пределами дворца и вовсе шло только на нем. Греки учить словенскую речь считали ниже своего достоинства, а египтяне — тем более. Им и греков хватало, которых они с высоты своей древности считали наглыми выскочками. Что уж тут говорить о каких-то словенах. Даже в армии общались на греческом, иначе воины просто не понимали друг друга. А легионы все больше и больше комплектовались сыновьями этой земли. Словене в основном служили десятниками и сотниками. Вот и маленький княжич рос в окружении разноязыкой родни, и его судьба — переключаться в разговоре с коптского на тюркский, а с тюркского — на греческий и словенский. Пройдет всего одно поколение, и словене растворятся среди местных жителей и перейдут на их язык. Это Самославу было ясно, как день.

— Я тебе самого лучшего коня подарю, — заговорщицки прошептал князь. — Лучше, чем у мамы. Любишь коней?

— Люблю, — закивал мальчишка. — Меня мама на охоту брала. И Тугу и Вугу брала. Мы с ней на антилоп охотились. Папка опять уехал, а нам скучно было.

— Тогда жди, — обнял его князь. — Я тебе лук в подарок пришлю. Ты тоже охотиться будешь, как мама. Я не знал, что ты у меня уже такой большой вырос.

— Деда! — мальчишка обнял его в ответ. — Ты хороший! Люблю!

Надо же, — думал Самослав, осторожно прижав к себе его тельце и слушая стук крошечного сердечка. — Любит. Значит, не говорят здесь о нем плохого, и мать не настраивает против семьи. Иначе гнилой вкус интриг уже пропитал бы даже этого малыша. Дети очень тонко чувствуют это. Владимир и Кий тому пример. Самослав с сожалением отдал мальчишку Юлдуз и пошел в покои великого логофета Стефана. У них накопилось множество вопросов. И главный из них звучал так: где деньги?

— Провинция Августамника сильно от арабского набега пострадала, брат, — виновато понурил голову Стефан. — Мы все подати, что там собрали, пустили на восстановление каналов и домов. Из Пелузия больше трех тысяч человек выселили. Тоже деньги. На западной границе Святослав крепости восстанавливает. Если этого не сделать, то ливийцы набегами замучают…

— Я так понимаю, что денег мне от вас не видать, — задумчиво пробарабанил по столу князь. — Я вам давал льготы, брат, и срок их истекает через два года. К этому времени я желаю вернуть то, что сюда вложено. А вложено, как ты понимаешь, немало.

— Отец, — упрямо посмотрел на него Святослав. — Если эту землю только грабить, то мы не удержим ее. Сюда нет сухопутного пути. У нас под боком арабы. У нас на юге Нубия и Аксум, который рушится на глазах. У нас под боком ливийцы, которые обнищали за последние десятилетия до самого предела.

— Почему? — удивленно спросил князь. — Что у них изменилось? Они же обычные кочевники, туареги.

— Не совсем, — покачал головой Стефан. — Их царство, Гарамантида, было сильнейшим в этих землях. Римляне совершили несколько походов против них, и даже Ливийский Лимес построили специально, чтобы защищаться от их набегов. Сейчас их страна в полном упадке. Их поля засыхают, и на них наступает пустыня. Когда-то они получали воду из Меридова озера, что в Файюмском оазисе. Но это было тысячу лет назад. Сейчас их земля постепенно превращается в пустоши.

— И они становятся очень голодными и злыми, — задумчиво произнес Самослав.

— Мне нужно четыре легиона, отец, — произнес Святослав. — Иначе эту землю не удержать. Если мы потеряем Египет, мы потеряем торговлю с Индией. А если это случится, то эту торговлю захватят арабы. Богатеть будут они, а не мы. Пока дядя Никша держит Синд, нам ничего не угрожает. Но когда арабы дойдут до Синда посуху… Все станет гораздо сложнее.

— Это дело десятка лет, — поморщился Самослав. — Персия падет, и падет очень скоро. Йездигерд — полное ничтожество. Он занят только церемониями и склоками в гареме. Он не ровня мусульманам. Нам нельзя потерять эту страну. Если арабы возьмут Египет, то останавливать их будут уже франки.

— Невозможно! — Стефан даже рот прикрыл в ужасе. — Они что, выйдут в море?

— Даже не сомневайся, — уверил его Самослав. — Мы же вышли. Ну чем они хуже? И у них тысячи голодных греческих моряков в Газе, Триполи, Латакии, Кесарии и Бейруте. Я, правда, перекупаю их на корню сотнями, пока арабы не очухались, но их все равно слишком много. Мы еще столкнемся с ними на море.

— А раз так, то как я могу уехать отсюда с тобой, отец? — Святослав все прекрасно понимал и выложил, наконец, ту козырную карту, которую берег до самого конца. — Египет и канал — ключ к нашему могуществу. Если я уеду отсюда, его не удержать. Нового наместника воины не примут, и он не будет понимать здешних дел. Ты готов подавлять бунты в далекой провинции? Ты пошлешь войско куда-нибудь в Фиваиду? Оно даже из Александрии будет добираться туда полгода. Я, и только я держу эту землю. Убери меня отсюда, и она тут же попадет в руки арабов.

— Ты угрожаешь мне? — Самослав сжал подлокотники кресла так, что его пальцы побелели. Он произнес, чеканя слова. — Ты! Угрожаешь! Мне!

— Нет, отец, — спокойно ответил Святослав. — Я всего лишь говорю правду. И ты знаешь сам, что никто лучше меня не справится с этой страной. Сюда нельзя просто прислать человека из Братиславы. Здесь скоро будет новая война. Арабы придут, как только поймут, что великий канал рушит их торговлю. Наш путь быстрее и дешевле. Из-за него «Путь пряностей», который идет через Мекку, Иерусалим и Антиохию, почти пересох. Вся торговля с ромеями в наших руках, а Восток разорен войной. Арабы придут сюда, отец. И придут еще не раз.

— Что думаешь ты? –взбешенный князь повернулся к брату.

Ему нечего было ответить. Сын оказался прав в каждом слове. Он не сможет прислать сюда обычного вояку. Ведь тут живет почти пять миллионов человек, египтян и греков. В несколько раз больше, чем во всей Словении.

— Я согласен с племянником, — Стефан смотрел на брата с вызовом. — Святослав для этих людей подобен древнему царю-победителю. Он сплотил их, и они почитают его. Если прислать сюда простого солдафона вместо сына государя, немедленно поднимется ропот. А за ропотом придет очередной заговор. И воины будут очень недовольны. Войне быть, брат, в этом нет ни малейших сомнений. И бану Омейя, и другие мекканские купцы несут серьезные убытки. Пока арабам хватает добычи с покоренных земель, но это не продлится долго. Они уже подбивают халифа Умара на войну с нами, но он никогда не рассматривал Египет как цель. Он мечтает добить Персию и Константинополь. А Умар уже немолод, брат, ему пошел седьмой десяток.

— Какой вы видите выход? — сжал зубы Самослав.