– Ну-ну, пуританка-пиздаболка.

– На видео. Когда готовилась к зачету по урологии.

– Молодец. Будем знать, где твой профиль. Достань из его пакета слуховой аппарат, – знал, что он у него есть и молчал? Гад.

– Можно я пойду, чтобы не смущать дедушку?

– Нет, останься. Он жив и почти счастлив только благодаря твоему декольте, –черт! И не застегнуть грязными перчатками. – Не, не, не. Халат застегнёшь, когда мы отсюда уйдем. Не только же Стасу глазеть, дай деду вкусить жизнь.

Скидываю перчатки и достаю из пакета слуховой аппарат. И только тянусь застегнуть пуговицы на халате, как Потапов в наглую вкладывает мне в руки историю болезни.

– Изучай. А не пуговицы тереби, – ну и свинья!

После того, как хамло приподнимает и усаживает больного, и принимается без стандартного опроса сразу докапываться до жалоб, я все же открываю историю болезни и начинаю просматривать анализы.

– Глюкоза двенадцать миллимоль. Наверное, гипергликемия стала провоцирующим фактором для воспаления головки и крайней плоти. Плюс ненадлежащее выполнение гигиенических процедур.

– Твое спасение, что ты не совсем дура.

– А если точнее, вы хотели сказать, совсем не дура?

– Точнее, рот на замок, – приподнимает вверх руку, дабы я реально заткнулась и начинает аускультировать деда. Выслушав его, он кивает на меня.

– Аускультируй.

– Я оставила стетоскоп в ординаторской.

Сейчас точно меня на хрен пошлет, но на удивление снимает с себя стетоскоп и протягивает мне.

– Надеюсь, у тебя нет грибка.

– На днях как раз вывела.

***

Я готова выть. Мычать. И орать. А еще безумно хочу домой. И вовсе не в ту квартиру, которая временно мне досталась от бабушки. Хочу в привычный дом с джакузи, а не ванной СССР времен. Хочу, чтобы за мной поухаживали. И для начала посетить СПА… Еще немножко и мои ноги отвалятся.

Все не так. Совершенно не так, как представлялось в моей голове и в частных клиниках, где я проходила практику по папиному звонку. Я сильная, но не настолько, чтобы все это вытерпеть.

– Если и дальше будешь носить такую обувь, то долго не протянешь. В ординаторской есть обувь. Предыдущие студенты оставили. Переодень, – совсем конченый, что ли?

– Может, мне еще и их трусы надеть, а то мне стринги в задницу впились?

– Трусов я там не видел. Чтобы через пять минут была на выходе из отделения.

– Мне можно домой?!

– Конечно. После того, как мы поднимемся в ЛОР отделение, проконсультируем одну тетку и после того, как ты заполнишь всем дневники наблюдения, – сукин сын…

– Любой медработник имеет право на обед.

– После ЛОР отделения пообедаешь и отдохнешь. Шпильки будешь переодевать?

– Это не шпильки, а качественные удобные туфли.

– Можно было просто сказать «нет». За мной.

Каким бы говнистым ни казался Потапов, эта сволочь, в отличие от меня, выглядит профессионалом. И бодрячком. Когда мы выходим из палаты, я наконец решаюсь на вопрос.

– Ты… вы же умный. Почему здесь, а не в частной клинике?

– Потому что мне нравится так, а не облизывать пациентов, втюхивая им ненужные виды услуг. На данном этапе – это скучно.

– Но вы же амбициозный. Ваша бабушка рассказывала.

– Очень. Поэтому скоро буду заведующим терапии.

– Да кто теб… вас туда пропустит? Через лет десять разве что.

– Вот придешь через полтора года в ординатуру и увидим, – улыбаясь произносит Потапов.

– Надеюсь, Боженька помилует, и я попаду в другое место.

– Время покажет. Пиши, – кладет историю болезни на сестринский пост. Ну все, я труп. Больше не могу стоять.

– Садись, – указывает взглядом на стул. Я быстро усаживаю свою многострадальную попу на твердую сидушку и принимаюсь записывать за Потаповым назначения. Кто еще и звездобол. Не джентльмен, а стул уступил мне.

Из отделения выхожу окрыленной и почти счастливой от осознания, что еще немножко и я не только поем, но и наконец-то присяду не на две минуты.

Я никогда не была неуклюжей. В принципе не припомню, когда в последний раз падала. То ли от того, что я спешу, то ли от того, что почти не чувствую ступней, я подворачиваю ногу и кубарем лечу с лестницы.

– Ну я же сказал, что сегодня будешь плакать.

И правда буду плакать. Боль в разбитой коленке и щиколотке не так уж и страшны, по сравнению со сломанной туфлей. Мало того, что мои любимые, так еще и почти единственные. Забирать обувь под пристальным папиным взглядом было нелепо. В самостоятельную жизнь с баулами не уходят. Главной целью было забрать украшения, которых, увы, у меня становится все меньше.

Теперь придется проститься с очередным кольцом, дабы починить туфли. А что я буду дальше продавать, когда все закончится? К такому меня жизнь не готовила. Стоп, а где моя вторая туфля?

Только я хочу обернуться, как Потапов садится на корточки и протягивает мне вторую туфлю, по которой, судя по внешнему виду, проехался танк. Но на этой хоть каблук на месте.

Когда Потапов обхватывает мою щиколотку, до меня вдруг доходит. Вот он, великолепный шанс слинять с практики.

– Я сломала ногу?

– И не надейся, – насмешливо бросает он. – Поменьше надежды в голосе и побольше скорби, тогда выглядело бы более реально.

– Я даже встать не могу. Если не перелом, то точно какое-нибудь растяжение.

– Кроме уязвленного самолюбия и разбитой коленки, у тебя ничего нет. Как нужно себя не любить, чтобы надевать такую обувь, зная, что будешь весь день на ногах?

– А я не планировала быть весь день на ногах.

– А что ты планировала, когда шла на практику в больницу?

– Как минимум чистое отделение. Компетентный медперсонал, малое количество больных на одного врача, которым он сможет уделить должное внимание. Отсутствие привязанных пациентов и наличие необходимого количества санитарок.

– И тараканы.

– Что?

– Отсутствие тараканов.

– Разумеется. Только не говорите, что они здесь есть.

– Для СЭС, конечно же, нет, по факту – до хрена. Позади тебя как раз ползет рыжий.

Пожалуй, так я еще никогда не вскакивала с места, как сейчас. Ни о какой боли в коленке и не задумываешься, когда речь идет о насекомых рядом со мной.

– Я пошутил. Тараканов тут много, но возле тебя его не было. Зато теперь мы знаем, что у тебя не сломаны ноги и ты будешь продолжать ходить на практику. За мной, Эля.

Так бы и шибанула чем-нибудь тяжелым. Благо мне хватает ума сдержаться и надеть на себя пострадавшие туфли.

– Ты дура, что ли? Хочешь шибануться второй раз?

– А что мне босиком идти?!

– Лучше ноги помыть, чем прийти без них.

– Спасибо за заботу, сама разберусь.

И все-таки есть в этом говнюке зачатки нормального человека. Он приводит меня в сестринскую, усаживает на допотопный скрипучий диван и достает из морозильной камеры пакет с курицей. Накидывает на него полотенце и подает мне.

– Куда? – возмущенно бросаю я, смотря на то, как он забирает мои туфли.

– Каблук починю, – и вовсе не говнюк. Наверное. – Утоли мое любопытство, где проходила до этого практику?

– Нигде. Такой ответ устроит?

– Я бы так и сказал, что нигде, но где-то ты все же ее проходила, учитывая, что ты делала моей бабке инъекции. А она еще та стервозная дама, не будет терпеть рядом с собой рукожопую медсестру.

– Я проходила ее в частных клиниках.

– Студенты не проходят практику в частных клиниках.

– А у меня был богатый любовник, который по звоночку пихал меня в такие клиники.

– Теперь он тебя бросил и тебе пришлось идти в обычную больницу.

– Точно. Вот ищу нового. Кстати, про мальчика Стасика. Я узнала, что у него есть трешка почти в центре города. Надо обработать мальчонку. Выдыхайте, Сергей Александрович. Теперь квартира вашей бабушки мне точно не нужна.

– Ну слава Богу.

Оставшись в сестринской одна, я достаю телефон и набираю маму.