– Расскажите мне, что именно.

Еще никогда с таким удовольствием я не отвечала на чьи-то вопросы. Наконец поднимаю на него взгляд. Выкуси, козел.

Не знаю, чего ожидала, но точно не выражение лица с неприкрытой насмешкой. И где я накосячила?

– Далеко не все.

– Светлана, – кажется, они знакомы очень хорошо, учитывая, что она без слов понимает, что Потапов просит ее поднять футболку. – Вот здесь аускультируй. Внимательнее.

Я бы могла сделать вид, что слышу и кивнуть на его «слышишь?». Но, видимо, актриса из меня никакая, раз он понимает все без слов.

– Возьми мой, – протягивает мне свой фонендоскоп. Этот неловкий момент, когда и двинуть ему хочется, и поглубже вдохнуть запах его парфюма. Или кондиционера. Фиг разберешь. Куда бы проще было, если бы от него несло сигаретами. – Вот здесь, – обхватывает мою ладонь и направляет ее чуть выше.

То ли на моем лице все отражается, то ли он умеет читать мысли, но он более не повторяет слышу ли я.

– А теперь здесь.

Очередная точка и неприятное осознание того, что сама я это не услышала. То ли это паранойя, то ли так и есть, но у меня стойкое ощущение, что ему доставляет удовольствие тот факт, что я облажалась. Благо вслух он ничего не высказывает.

Только, когда мы выходим из палаты, он нарушает затянувшееся молчание.

– Иди обедай. После по палатам. Жалобы, давление и все в этом духе. После – заполняй дневники. Я проверю.

Кажется, он не намерен вообще обсуждать, что поступил как свинья, не подтвердив мою болезнь и дав забрать меня этой стерве.

И только, когда он возвращается в ординаторскую в шесть вечера, я без слов понимаю, что говорить он об этом инциденте все же будет. Или я, ибо сил терпеть его наглость нет. Ни один мужик, даже поплывший, не будет ждать понравившуюся ему девицу полтора часа. Ясно дело, Русланчик упорхнул домой без меня. Готова поклясться, что Потапов это делает намеренно.

– Рабочий день заканчивается без пятнадцати пять.

– Он заканчивается тогда, когда ты выполнишь свою работу.

– Я ее выполнила вовремя.

– Вовремя будет тогда, когда скажу я, – невозмутимо произносит Потапов. – Показывай дневники наблюдений, – усаживается рядом со мной за рабочий стол и утыкается взглядом в компьютер.

Кажется, читает внимательно. И на удивление не придирается. Сволочь. Ну и где мне достать справку? Так бы взяла и всадила бы ему ручку в шею.

– Не стоит. Даже папа не отмажет.

– Что?

– Не стоит планировать, чем ты хочешь мне проломить череп. Это не кипяток, тяжкие телесные я тебе не спущу с рук, – у тебя что на виске есть глаза?! – Вот у этой не пиши количество выпитого и выделенного, – резко переводит тему. – Ей это не требуется. В целом неплохо.

– Я могу идти?

– Не можешь. Ты сделала соответствующие выводы из сегодняшнего дня?

– Да.

– И какие?

– Красота – страшная сила. И все бабы суки, – Потапов ничего не отвечает, лишь усмехается. – А мужики паскудные трусы.

Вот уж не ожидала, что этот мудак будет смеяться. Он ни разу этого не делал при мне. Жаль, что ему идет улыбка.

– Держи. Мой тебе подарок, – он протягивает мне маленький пакет, судя по эмблеме, из аптеки. Открываю его и достаю… вазелин.

– Это тебе на будущее. Когда решишь открыть свой рот там, где не нужно. Чтобы шло не на сухую, когда тебя будет иметь тот, кому ты продемонстрировала свои никому ненужные оральные навыки. Вообще по жизни важная вещица. Дарю от души, – и я еще ждала от него чего-то хорошего?

– Поняла почему вазелин. Часто практикуете? Так ваш папенька недаром переживает за ориентацию сыночки.

– А ты, оказывается, ничего не поняла из сегодняшнего дня.

– Ну почему же. Поняла, – обвожу взглядом ординаторскую, дабы убедиться, что мы одни. – Что кое-кто имеет на вас виды. А вы, увы и ах, залипаете на моих верхних и нижних девяносто. Вот только я не собираюсь радовать сорокалетнюю унылую неуверенную в себе тетку паранджой только для того, чтобы она почувствовала себя увереннее. Мир не крутится вокруг нее.

– Эта тридцативосьмилетняя унылая тетка даст тебе фору, деточка. Причем не только профессионально тебя уроет, но и сексуально.

– Совет вам да любовь. Сегодня же помолюсь, чтобы у вас все вышло с Анастасией Игоревной.

– Ты маленькая избалованная мухоловка.

– Мухоловка?

– Венерина мухоловка. Такое растение хищница. Очень капризное в быту, пожирающее на своем пути мух. В твоем случае, слабовольных мужиков, аля Руслан. Но, рыбка моя, я не Русланчик, в рот тебе заглядывать не буду. И спасать от страшной тети заведующей тоже. Вольности в отношении меня я позволяю тебе до поры до времени. Но ты, кажется, уже перепрыгнула борзометр.

– Ты мне позволяешь?

– Вот, видишь, ни хрена ты не понимаешь. Ты не можешь мне тыкать, Эля. Не доросла, понимаешь? Мы с тобой на разных уровнях. Не потому, что я лучше, а потому что ты пока еще студентка, а я твой руководитель. А не наоборот. Посмотри в словаре, что такое субординация. Вынужден признать, что ты не тупая и в тебе, как ни странно, есть зачатки неплохого будущего врача. Но на данный момент ты глупая. Очень глупая, если до сих пор не осознаешь, что надо вовремя закрывать рот с людьми, стоящими выше тебя. Повторяю для особо одаренных: ты разговариваешь со мной так вольно, только потому что это позволяю тебе я, а не ты. Какой бы ты ни была способной, любого из нас можно потопить. И это ничего не стоит сделать заведующей отделения.

– Все сказали, Сергей Александрович?

– Не все. Ты позволяешь себе такие вольности, только потому что знаешь, что в любой момент можешь позвонить родителям и они разрулят любую твою проблему. Только, когда в следующий раз решишь нахамить тому, кому не положено, представь, что у тебя нет такого папы. Что ты из себя представляешь без родителей? Пока ничего, Эля. Ничего, – по слогам повторяет Потапов, а у меня от обиды, кажется, сейчас потекут слезы. Как бы я его сейчас не ненавидела, не могу не признать, что без папы с мамой, я… никто. Он достает из кармана конверт с деньгами и кладет рядом со мной. – Забирай. Тебе они нужнее. Кто знает, когда тебе они еще перепадут.

Встает из-за стола и идет к раздевалке. Снимает с себя халат и переводит на меня взгляд.

– Я через минут десять освобожусь. Тебя подвезти?

Не знаю откуда у меня берутся силы не послать его на три буквы. Я молча встаю из-за стола и иду к выходу. Как только равняюсь с Потаповым, грубо вкладываю в его руку конверт.

– До свидания.

Выхожу из ординаторской и направляюсь к кабинету белобрысой. Хоть бы еще не ушла домой. Кажется, еще никогда я не была так решительно настроена, как сейчас. Посмотрим, кто еще представляет из себя «ничего».

Только один раз и то в качестве эксперимента. Только один раз. Повторяю про себя как заведенная. Разве можно хотеть того, кого ненавидишь и кому желаешь расквасить голову? Это какой-то бред. Полное отсутствие логики. Но отрицать то, что мне нравится, как он целует мою шею не могу. Я напоминаю себе кошку, которая трется о своего хозяина, дабы получить порцию ласки.

Обвожу взглядом зал и понимаю, что в клубе по-прежнему куча людей. Как я докатилась до такой жизни, что бесстыдно виляю задницей в объятьях аномального и даю себя трогать. И как я посмотрю ему завтра в глаза, когда протрезвею? Закрываю глаза, как только он разворачивает меня к себе. И хочется, и колется.

– Открой, – не сразу понимаю, что это он мне. – Глаза открой, – повторяет, зарываясь в мои распущенные волосы пятерней.

– Я не собачка, чтобы выполнять твои приказы, – да я просто дура, которая все равно выполняет «команду». Это выпитые коктейли так на меня действуют или у него и вправду охрененные глаза? Нет, не в алкоголе дело. Каким бы мудаком он ни был, смазливую внешность у него не отнять.