– А ты кончил? – смотрит на меня так, словно я умалишенная. Ну что, недалеко от правды. – Понятно, нет. Кровищи было очень много, да?

– Много.

– Это был твой худший секс в жизни?

– Однозначно.

– А кто к кому пристал первым я или ты?

– Ты.

– А мы целовались? – перевожу взгляд на его губы. Что я творю? Пауза затягивается.

– Нет.

– И что, не было никаких прелюдий?

– Были.

– Какие?

– Ты облизывала мне пальцы.

– Пальцы? – кивает. Вот же гад все-таки. – Что я еще тебе лизала?

– Уши.

– Твои? – в очередной раз смотрит на меня, как на дуру. – Да, сама бы до своих я не достала. Чушь сморозила. И что я прям тебе уши вылизывала или просто лизнула?

– Ты мне сосала.

– Что?

– Мочку. А потом языком залезла в ушную раковину.

– Точно. Что-то такое было. Я еще сказала, что у тебя уши серой забиты и тебе надо к ЛОРу, да?

– Нет, мы сошлись на том, что ты ее вылизала и теперь мне к врачу не нужно.

– Ясно. Ну а дальше как было? Я просто решила на тебя залезть и оседлать?

– Ты повалила меня на сено, раздела и оседлала. Дальше скакала на мне и доскакалась.

– И что, у меня прям получилось оседлать тебя с первого раза? Я же девственница была.

– Да? Я не заметил.

– Не заметил он. Ты вообще-то забрал то, что принадлежит моему будущему мужу.

– Мне уже жалко этого бедного мужика, – себя пожалей.

– И что мне теперь делать?

– Ты о чем?

– Говорить папе, что ты меня обесчестил и наказать тебя женитьбой или помиловать? – прекрасно. Он в курсе, что я в курсе, но продолжает делать вид, что все сказанное ранее правда. И ведь подыгрывает мне, засранец.

– Ты шить умеешь?

– Нет, а что?

– Научись. Берешь иголку с ниткой, зашиваешь свою честь и вперед к мужу.

– Предлагаешь обманывать будущего мужа? Я лучше тебя накажу женитьбой.

– Видала? – тычет мне фигу в лицо. Мне бы обидеться на такой жест, а я какого-то фига смеюсь.

– А у тебя разве был вчера пластырь на брови?

– Тебе виднее. Ты ж на меня все время пялилась в клубе.

– Я не помню. Кажется, не было.

– Тебе кажется. Он был. Неудачно выдавил прыщ.

– Ясненько. Кушать хочешь? – ну я точно больная. Официально признаюсь сама себе – мне нравится его доводить. – Или колбаской наелся? – вместо ответа Потапов лишь усмехается. – Ты сказал, что здесь есть туалет. Отведешь меня? А то мне одной страшно.

– Деточка, а ты не подохерела? Я к тебе в охранники не нанимался.

– Ну, пожалуйста. Тебе сложно, что ли? Мне одной страшно.

И как бы ни припирался, все-таки встает и мы идем к туалету. Я была уверена, что увижу что-то жуткое. Но знатно офигеваю, когда Потапов открывает дверь и пропускает меня в современный туалет. Э-э-э нет, дружочек. Тяну его за собой и хватаюсь за ремень джинсов.

– Ты что творишь?

– Я привела тебя сюда, для того, чтобы посмотреть, что я там тебе сделала и как заживает твой член, – неотрывно смотрю ему в глаза и расстегиваю ремень. Хватаюсь за пуговицу на его джинсах и стопорюсь в ответ на его спокойствие. – Ты что меня даже не остановишь?

– Ну, если тебе так хочется на него посмотреть, смотри, – невозмутимо произносит Потапов.

– А просто сказать, что у нас не было никакого секса и я тебе ничего не повредила, слабо?

– Как это не было? Так знатно мне еще никто не трахал мозг.

– Это жестоко.

– Все вспомнила?

– Почти, да.

– Вывод сделала?

– Да.

– Какой?

– Ты не такой зануда, как может показаться.

– Это все твои выводы?

– Нет. Ты хамло, грубиян и скотина, но вовсе не мудак. Я бы даже сказала, ты хороший, – Господи, я что реально сказала это вслух?

– Ты только что сказала, что я скотина.

– Поправочка: хорошая скотина.

– И это все выводы?

– Остальные я оставлю при себе.

– Нам уже почти выходить, – хватается за ремень. – Если не собираешься справлять нужды, тогда на выход.

– Стой. Я так и не вспомнила, где мои трусы. Скажи.

– А я откуда знаю. Где сняла, там и возьми.

– Но я не помню, чтобы я их снимала. Я ложилась спать точно в трусах.

– Пить надо меньше, Эля. Тогда бы не спрашивала где труселя. На выход.

Благо на станции не так много людей, которые могут оценить мой прекрасный внешний вид. А вот огромная собака, летящая аккурат на меня, кажется, сразу оценила мои носки.

– Фу. Помоги, – хватаюсь за руку Потапова.

– Меня зовут Сережа, а не «фу». Не крутись, он просто тебя нюхает.

– Может, она чувствует, что на мне нет трусов?

– Кобель просто унюхал, что ты сучка. С трусами или без – неважно.

– Что ты имеешь в виду? Принадлежность к женскому роду или сучность в плане характера.

– Выбирай, что тебе больше нравится. Но оба варианта жизнеспособны, – вот же скотина.

– Пафнутий, ко мне!

– Фух, – облегченно выдыхаю, когда понимаю, что собаку забирает хозяйка.

– Пойдем.

– Куда? Там же лестница.

– Туда идут те, у кого есть билеты, а у нас их нет.

– И куда ты меня ведешь?

– К концу перрона, где нет ограждения. Мы с него спрыгнем и минуем проверку, – этого мне еще не хватало.

– Супер. Только я не умею прыгать. И вообще боюсь высоты.

– Я разве интересовался тем, что ты умеешь и чего боишься?

– Хамло.

– Рот закрой. Или я тебе его реально заклею скотчем.

– Ты сначала его найди. Ладно, ладно, затыкаюсь.

Но молчать долго у меня не получается. Потапов легко спрыгивает с перрона, а я так и стою с кислой миной.

– Ты это специально, да?

– Что?

– Хочешь меня здесь оставить, чтобы проучить. Я не смогу прыгнуть!

– Здесь высота ни о чем. Ты прикалываешься?

– Я не могу. Мне страшно, – совершенно серьезно произношу я.

– Садись, я тебя сниму.

– Легко сказать садись. На мне трусов нет. Как, блин, сесть?

– На жопу. Я считаю до пяти и ухожу.

Черт, черт, черт! Снимаю с себя пиджак и кладу на перрон. Сажусь на коленки, а затем каким-то чудом оказываюсь на пятой точке и свешиваю ноги. Кажется, ни разу не засветив свои обнаженные нижние богатства.

Я в очередной раз оказываюсь с Потаповым в крайне тесном контакте. И мне, черт возьми, нравится, когда он меня трогает за талию. Вообще кукушка полетела. Лечиться и еще раз лечиться. Вот кто угодно, но Потапов точно не подходит в качестве объекта для влюбленности.

От злости на саму себя хочется от души топнуть ногой. И топнула бы, будь на мне обувь. Следую за Потаповым аккурат до чьей-то машины. И стоит только хозяину авто выйти, как вопрос – кто это, отпадает сам собой.

Как-то без представлений понятно, что это брат Потапова. Не сказать, что копия, но похожи. Особенно глаза. Тоже голубые и красивые.

– Никогда не думал, что носки на девушке так сексуально смотрятся. Даня, – протягивает мне руку, и я как дура тяну свою в ответ. Так со мной мужики еще не здоровались. Ан нет, он ее не просто жмет, он ее целует.

– Эля. Вообще у меня рука грязная.

– Обычно, чем грязнее, тем вкуснее. Так что норм. Ты где такую красоту откопал? – переводит взгляд на вечно хмурого братца. Поразительно. Ведь родные, но такие разные.

– В психиатрической больнице имени Кащенко.

– И что там делала такая прекрасная барышня?

– А разве не очевидно, что проходила лечение? Садись, – открывает мне дверь и буквально впихивает на заднее сиденье. Сам же садится на переднее к брату.

Вот сейчас настроение, несмотря на отсутствие трусов и случившееся, приподнятое. Наверное, потому что я подпитываюсь от брошенных слов Потаповым в мою сторону. Нормальная бы на «Кащенко» обиделась, а мне по кайфу и радостно. И сейчас молчать совсем не хочется. Хочется вывести Сережечку из себя. Сажусь на серединку для лучшего обзора двух братцев.

– Странно, что вы братья. Вы такие разные.

– Да все просто. Мы когда в детстве оставались у бабушки, Сережа любил купаться в озере, в то время как я с пацанами пытался подсмотреть за девочками.