Блэйк молча разворачивается и подходит к горящей жаровне, на которой лежат раскаленные железки.

Его лицо озаряется зловещим светом красных углей, когда он достает клещи, раскаленные добела.

— Сейчас ты будешь кричать, — говорит вдруг Блэйк. — Кричать так громко, словно я пытаюсь выдрать тебе ноготь вот этими раскаленными клещами.

— Что? — делаю я шаг назад и закрываюсь руками.

— Они должны слышать.

Он приближается ко мне так близко, что я могу ощущать на своей щеке его горячее дыхание.

— Кричи, девочка, вспомни, как ты рожала свое дитя, и поверь в свою страдание, словно оно реально. Воскреси в воспоминаниях всю свою боль, все свое отчаяние, всю обиду, что тебе причинили и кричи так громко, как только можешь. Умоляй меня, плачь и дрожи. Они должны поверить.

От шепота Блэйка по всему моему телу бегут мурашки. Я зажмуриваюсь, чувствуя, как его рука ложится на мою шею.

— Воскреси свою боль, если хочешь вернуть их, Элис.

— Что ты сделал с ней? — ошарашенно спрашивает Клем, когда Блэйк заводит меня в комнату.

Она прикрывает рот от ужаса и бережно берет меня за руки, обматанные окрававленными бинтами.

— Ах ты тварь, — шипит она в спину уходящего Блэйка и вскакивает на ноги. Но встречается лишь с дверью, которую он захлопывает и запирает у нее перед носом. — Урод! Дай мне только добраться до тебя, я лично сделаю из тебя…

— Клем! Хватит! — останавливаю я ее. — Пожалуйста….

Она поворачивается ко мне и качает головой.

— Он ответит за то, что сделал.

— Он ничего не сделал, — говорю я.

— Он издевался над тобой, пытал тебя, а ты говоришь, что он ничего не сделал? Его мало убить за это. Мало на твою долю выпало испытаний, так этот подонок еще добавил?

Я вижу, как на ее лице выступают слезы. Она снова подходит ко мне и обнимает меня.

Она видит бинты на моих руках, видит мое изможденное лицо, и разумеется, что еще она может подумать?

Как и обещал Блэйк, когда давал мне корень красного папоротника, эффект длится до сих пор, несмотря на то, что он уже полностью растворился, оставив во рту лишь нестерпимую горечь.

— Вот возьми, — сказал он. — положи под язык. Держи во рту, пока не растворится.

— Зачем это?

— Увидишь.

Я поняла, что он имел ввиду, только когда он вывел меня из пыточной камеры и повел по коридору. Меня трясло всем телом, словно в лихорадке. Мельком бросив взгляд в одно из зеркал, прикрепленных в стене я увидела свое лицо и не узнала себя.

Черные круги под глазами, на лице застыла маска чудовищной боли и отчаяния. На подбородке и щеке появились красные пятна, похожие на ссадины, две окровавленные слезные дорожки на щеках.

Я спотыкаюсь, увидев это, и Блэйк подхватывает меня сильными руками, чтобы я не упала.

— Осторожнее.

— Инквизитор Блэйк, — вдруг слышу я голос. — Это новенькая девочка? Неплохой улов, неплохой. Слухи уже поползли, что ты привез двух обворожительных красоток, чтобы они послужили господу.

Незнакомец в такой же мантии, как у Блэйка, смотрит мне в лицо и морщится.

— Красивая, но ты, кажется, перестарался. Что же она такое натворила? Ведьма что ли?

— Вроде того, — говорит Блэйк, долго не колоась, пришлось переломать пальцы.

— И что узнал?

— Епископ получит доклад сегодня ночью, прости, Шелли, я спешу.

— Да, да, разумеется.

— Может нужна помощь, подлечить ведьмочку? — спрашивает Шелли с улыбкой, если пальцы сломаны, могут неправильно срастись. А я специализировался на медицине…

— Я позабочусь об этом. Спасибо за твое участие. Мне, к сожалению надо спешить. Еще куча дел. Я только вернулся из монастыря, а на меня уже навалилось все сразу.

— Да, да… — говорит задумчиво Шелли. — Надеюсь она не будет держать на нас зла. Я смотрю ты ей уже выдал амулет.

— Как и любой послушнице. Теперь она — собственность инквизиции.

— Надеюсь, можно будет к ней наведаться, когда она поправится. Поговорить о духовном росте, так сказать. Кхм..

— Это уж как она сама пожелает. Сейчас ей не до этого, сам видишь.

— Ты, конечно, совершенно бессердечный, — восхищенно говорит Шелли. — Я бы не смог пытать такого ангелочка.

В ответ на это Блэйк только морщится.

— Я служу инквизиции и делаю все, что должно.

— Да… Как и мы все.

Когда Шелли остается позади и мы продолжаем двигаться вдвоем, Блэйк шепотом говорит мне:

— Сразу прибежал. Сейчас он уже спешит к епископу, чтобы доложить о том, что я исполнил приказ, как положено.

— Он ничего не делал, Клем, — говорю я, выныривая из воспоминаний.

— А почему тогда твои руки перевязаны? Скажи, он пытал тебя? Если он тебя пытал, я его об стенку размажу.

Я разматываю бинты и показываю Клем свои пальцы, они совершенно невредимы.

Я пытаюсь отмахнуться от ее расспросов но она наседает на меня так активно, что я просто сдаюсь.

— Он вел себя странно, — говорю я наконец. — Как будто….

— Как будто что?

— Как будто ему стало жалко меня.

— Инквизитору, жалко тебя?

КЛем удивленно распахивает свои огромные голубые глаза и недоуменно качает головой, словно одна мысль о том, что в этом человеке может проснуться жалость, кажется ей совершенно невероятной.

— Да, именно так. Он заставил меня кричать. Но не причинил мне боли. Он сказал, что они услышат. Сказал, что они должны удостовериться, что он действительно пытал меня.

— Я не понимаю, у тебя такой вид, будто тебя часами пытали…

— Он дал мне кое что, от этого такой эффект. Я сама испугалась, когда увидела себя в зеркало. Через пару дней эффект пройдет.

— Вот дела… Так получается, этот хлыщ теперь на нашей стороне, или что?

— Я не знаю.

Я сажусь на кровати, пытаясь осознать то, что только что со мной произошло.

Я помню, как кричала во весь голос, послушно вспоминая всю боль, которая обрушилась на меня за все то время, с тех пор, как я покинула дом той страшной ночью.

Он пальцем меня не тронул. Лишь смотрел на меня пристально, не отводя глаз и слушал мой крик. Я видела, что моя боль откликается в его глазах, видела, что он сострадает, словно чувствует отчасти то, что чувствую я. И это, пожалуй, самая удивительная часть из всего.

— Мы должны бежать отсюда, — перебивает мои мысли КЛем. — Тут нельзя оставаться. Этот старикашка, мерзкая жестокая тварь. Он мне сразу не понравился. Думаю, нас не ждет ничего хорошего…

— Ты права, — говорю я, — Но я не представляю, как это сделать, учитывая, что на нас эти проклятые амулеты.

— Если ты говоришь, что Блэйк на твоей стороне, он же может помочь тебе убежать, не так ли?

— Да, но…

— Нужно делать ноги. Тебе уж точно. Я видела, как у этого епископа загорелись глазки, когда он услышал о том, что ты жена этого поганого дракона. И я уверена на все сто, что он поверил тебе. А эти пытки… Их просто потребовала его гнилая душонка. Он видимо обожает знать, что по его воле кому-то причиняют боль. Вот гад, а его еще святейшеством называют. Как только земля таких скотов носит. Кто знает, что еще ему взбредет в голову?

— Мне епископ тоже не понравился, как и его слова. Теперь все зависит от Блэйка и от того, станет ли он помогать мне и дальше. Что-то мне подсказывает, что без его помощи выбраться отсюда не получится.

Ивар

— Сто двадцать одна, князь, пока это все, что более или менее достойно рассмотрения, — говорит Даррен. — Многие хотят влезть в отбор, не отвечая при этом даже самым базовым критериям. Ваша мать отсеила более половины. Так что…

Я, в соповождении тараторящего Даррена, иду через ряды выстроившихся девушек. Все молоды, все одеты скромно, у каждой волосы забраны назад, чтобы было видно только и лицо, и ничто не мешало оценить красоту черт их лиц.

Почти каждая пытается поймать мой взгляд, отчего у меня такое ощущение, что они толпой хотят сожрать меня. Теперь я уже не уверен, что это было хорошей идеей. Теперь мне кажется, что среди этих девушек я не найду никого, кто был бы достоин зачать от меня наследника. А ведь еще совсем недавно я был так уверен.