Я закрываю глаза и втыкаю нож в ладонь, выдавливая на стол рядом с кровоедом несколько красных капель, светящихся внутренним светом.
Интересно.
Я впервые вижу собственную кровь. И редко кому из смертных доводилось ее видеть. Капельки начинают гореть красным пламенем, но не испаряются, продолжая лежать на столе, словно сгустки жидкой стали.
— Чего же ты ждешь? — спрашиваю я кровоеда, чувствуя, как сила тут же заживляет рану на руке, вопреки моему желанию. — Или тебе нужно особенное приглашение? Или ты солгал, что можешь испить крови дракона?
— Кровоеды не лгут, — шепчет он, и слизывает черным языком горящие капли, не сводя взгляда с моих глаз.
Он тут же зажмуривается, кривит свою мерзкую рожу и начинает кашлять и извиваться, словно только что проглотил концентрированную кислоту. Его зеленоватая кожа становится серой, а затем постепенно краснеет. Спустя мгновение он раскрывает глаза и я вижу в них огонь, схожий с огнем дракона.
— Дааа!! — кричит он, — Огонь! Вечный огонь дракона во мне!
Он изо всех сил бьется своей сморщенной башкой ооб стол несколько раз подряд и трясется всем телом, словно от падучей.
После этого он замирает и кожа его из темно красной, становится почти черной.
— Какого пекла? — спрашиваю я Даррена. — Он что сдох?
Даррен подходит и трогает его руку, а затем тут же отдергивает пальцы.
— Он горячий, словно уголь…
— Жив он, или мертв?
Я чувствую, как мое сердце колотится от волнения. Это будет к лучшему, если он мертв. Я сделал все, что мог.
— Отойди, — говорю я Даррену и сам трогаю кровоеда. Он действительно очень горячий, и если у этих тварей есть сердце, то оно совершенно точно не бьется.
— Сожгите и закопайте, — говорю я, втыкая нож в стол. — Видимо кровоеды все-таки врут.
Я разворачиваюсь и иду к выходу. Чувствуя, что с каждым шагом, с моих плечей словно бы спадает груз, который я сам на них навесил.
Открываю скрипучую дверь.
Нужно сегодня провести время с Лили. Говорят она скучает по матери, капризничает. Что же, дитя ни в чем не виновата. Ребенку нужна ласка, нужна забота… Новая мать, которую я подберу для нее на отборе, должна быть не хуже чем Элис. Она должна полюбить ее.
Делаю несколько шагов и слышу странный шипящий и булькающий звук из камеры. Как будто воду плеснули на раскаленное железо.
За звуком следует оглушительный вопль кровоеда.
— Младенец от крови дракона!
20
Элис
— Какое очаровательное создание, — говорит он, неужели кто-то ошибся, и вместе с падшими женщинами, отправил в монастырь настоящего ангела?
Я дрожу всем телом. то ли от холода, то ли от страха, уперевшись взглядом в эмблему инквизиции на его груди. Пытаюсь вырваться, но он мягко, но крепко держит меня за плечи, не давая возможности сделать это.
Я погибла.
Мне же говорили не показываться на глаза этому человеку… Ну почему я не смотрела по сторонам, когда это было так важно? Ноги начинают дрожать и я зажмуриваюсь пытаясь отогнать от себя леденящий страх. В ушах шумит, словно в них попала вода, а сердце колотится как бешеное.
Я видела инквизиторов раньше только издали. Суровые люди с безразличными глазами, которым лучше всего известен язык боли. Дважды я видела их на публичных казнях, где мне, как жене князя было необходимо присутствовать. И каждый раз мне снились эти ужасные люди, хладнокровно отнимающие жизнь у осужденных на казнь. Просыпаясь, я молилась, чтобы судьба никогда не свела меня с одним из них…
Я пропала, пропала… ЧТо же делать?
— Пожалуйста, пустите, — говорю я не открывая глаз. — Мне нужно идти.
Он мягко смеется, словно я сказала что-то невероятно забавное.
— Куда тебе идти здесь? Ты уже пришла, куда тебе нужно, девочка. ИЛи я не нравлюсь тебе? Неужто я хуже настоятельницы Крессиды? Или может быть, тебе по вкусу мать плантина с ее скверным злопамятным характером? Ну-ка открой глаза.
Я повинуюсь и смотрю на него. Его светло-карие глаза смеются.
— Ну, не так уж страшно, верно? Если я отпущу тебя, ты не станешь убегать?
— Я не стану.
Да и куда мне бежать здесь?
— Вот как славно! Посмотрим, можно ли тебе верить.
Он отпускает руки и я остаюсь на месте. Но мне кажется, что сейчас я упаду.
— Как тебя зовут? Меня вот зовут инквизитор Аластер Блэйк. Ты можешь звать просто Блэйк.
— Элис. То есть, пока никак. Это мое старое имя, а новое я еще не заслужила.
— Без твоих слов понял, что не заслужила. Иначе бы не было того блеска в глазах, что я вижу. Таких как ты, я особенно люблю. Хрупкое тело, нежные черты лица. Даже твоя мальчишеская прическа тебя не портит. Хотя я бы предпочел длинные золотые кудри… Проклятье… Старая карга наплела мне, что в этот раз привезли только беззубых куртизанок из порта и лишь парочку сностных девок. Ты же похожа на маленькую сладкую фею. Знаешь, а я сегодня же сочиню про тебя стихотворение… Это будет славно! Знаешь, говорят мне это не по чину. Да и если бы кто-то узнал, что я сочиняю стихи про шлюх, меня бы расстригли и пустили по миру оскопленного и посрамленного. Слеза, видишьш ли, из трех капель на нашей эмблеме мне ближе всех. Наверное поэтому меня все время тянет рифмовать. Иногда сижу и рифмую пол ночи, а наутро встаю с разбитой головой. И стихи у меня получаются, до боли слезливые. Особенно после того, как весь день работаю на допросе с каким-нибудь грешником. Вот скажем вчера, придумал стихотворение. Хочешь послушать?
Говоря это, он берет меня за руку и ведет в кабинет настоятельницы Крессиды. Я не слушаю его и лишь лихорадочно обдумываю, что мне делать. Стоит ли мне кричать, что есть сил, или наоборот нужно поддаться, подыграть ему… Поддержать странный разговор, что он затеял.
— Ну так что? Хочешь? — спрашивает он, закрывая дверь.
Только теперь я осознаю, что здесь я одна, с этим человеком, наедине, и он может делать со мной все, что ему угодно.
Я кошусь на приоткрытое окно, лихорадочно прикидывая, упаду ли я в воду, или на камни, если прямо сейчас выпрыгну. В голове шумит сердцебиение и горло сдавливает от страха.
— Мы же договорились с тобой, что ты не будешь бегать, а я не буду тебя держать, — перехватывает он мой взгляд. — Если ты сиганешь отсюда, это будет очень некрасивое окончание нашего разговора. И очень плохое начало для нашего знакомства.
— Не подходите ко мне, — говорю я сдавленно.
Он ухмыляется, оглаживает свою аккуратную бороду и усаживает свое мощное тело на плетеный стул настоятельницы Крессиды, который жалобно хрустит под его немалым весом.
— Чего они наплели тебе про меня? — спрашивает он, небрежно читая бумаги на столе настоятельницы.
— Ничего конкретного, — говорю я, невероятным усилием сделав вдох.
— Почему тогда ты трясешься, словно увидела смерть?
— Потому что мне страшно, — говорю я то, что думаю.
— Знаешь что будет завтра? — спрашивает он и тон его меняется с дружелюбно шутливого, на серьезный и холодный.
— Нет.
— Завтра ты умрешь, — говорит он и от его голоса, словно бы коркой льда покрывается мое сердце.
Я пытаюсь вдохнуть, но не могу, лишь хватаю ртом воздух, как рыба выброшенная на берег.
— Хочешь умереть? — спрашивает он и вся комната словно бы подергивается инеем.
Он берет со стола нож и ставит его острием на стол, а затем начинает крутить, придерживая пальцем.
Я смотрю на крутящийся нож и чувствую тошноту, подступающую к горлу.
— Не хочу, — нахожу я силы простонать еле слышно.
А в голове только образы моих дочерей, неужели они никогда не увидят меня?
— Тогда делай то, что я прикажу, — ледяным тоном говорит инквизитор, и подхватывает нож одновременно вставая на ноги.
— Что делать? — непослушными губами шепчу я.
— Снимай одежду.
21
Элис
— Я не привык приказывать дважды, — говорит инквизитор и меня словно бы окатывает ледяной водой.